Волки?

– Вряд ли, – сказал он сам себе и направил гнедого прямо в лес.

Раскат прижал уши к опущенной голове, когда ступил в тень берёзовых кронов. Он вздрагивал от любого шороха качнувшейся ветки или прошмыгнувшего зверя. Настороженность копытного друга граф уважительно разделил, расстегнул рубашку и обхватил крест. Обычно тёплый от его тела, сейчас он оказался на удивление холодным, хотя кровь разгонялась по венам с привычным предвкушением чего-то неизведанного и страшного.

Граф погладил Раската по шее.

– Не дрейфь, приятель, прорвёмся.

И вскинул крест навстречу мчащимся на него бликам.

В тени пышных кронов, озарённых дневным светом, они были едва различимы. С прежними криками и воем духи накинулись на Руслана со всех сторон и вот-вот сбили бы с седла, но в этот раз всё прошло иначе.

Появление артефакта остановило их в один кратчайший миг, как если бы капли дождя ударились об стекло. В ту же секунду выстрелила тишина, мир лишился красок и теней, стал чёрно-серым и зеркальным.

Ослепительная вспышка поглотила всё вокруг.

Теперь он не сидел на коне, а стоял в пустоте белоснежного пространства, точно изображённый на чистом листе. Прямо перед ним образовался сгусток ватного чёрного дыма, зарябил, как водяная гладь, и обратился в вихрь, так похожий на вороний смерч.

Застывшие в воздухе сущности уже не были сплюснутыми черепами. Лица их обтягивались серебристой кожей, челюсти обретали человеческие размеры, из раскрытых ртов показались зубы и языки. Глазницы наполнялись глазными яблоками, и чей-то невидимый карандаш нарисовал в них зрачки. И теперь это действительно были лица. На головах выросли волосы и стали развиваться, как у утопленниц, а с первым осмысленным взглядом отверженные обрели тела.

Руслан смотрел на материализованных женщин, щурясь от серебристого свечения их тел. Их было несколько десятков – старухи, женщины, молодые девушки, девочки и совсем ещё младенцы. Синхронно, как один организм, они возвели на него взоры полупрозрачных глаз, взялись за руки и закружили вокруг него и вихря чёрной бесконечности стремительный хоровод. И когда был пройден круг, новая вспышка слила отверженных в один яркий, крылатый силуэт.

С ослепительным свечением этот образ взмахнул крыльями, погрузился в чёрный вихрь и закружил по его спирали. Скоро от него осталась лишь маленькая точка в самом центре, и вихрь закрылся.

Белоснежный свет обернулся туманом и очень быстро рассеялся. Руслан снова был в лесу, на спине навострившего уши жеребца.

Ничего и не изменилось. Всё те же деревья, золотистые лучи, пробивающиеся через их ветви, и обыденные лесные звуки – шёпот листьев и пение птиц. Крест в руке нагрелся от ладони.

Одна душа почти спасена.

* * *

Раздавшийся по залу истошный крик был пронзителен и душераздирающ, полон боли и страданий.

Она не сделала ничего из того, что повлекло бы за собой наказание. Просто в один момент в голову будто бы вонзились сотни тончайших игл, превратили в решето глаза, пронзили насквозь череп и мозг. Девушка рухнула на мраморный пол и с воплями стала извиваться, как жук, проткнутый раскалённой иглой.

Лицо императора побледнело, приняло мертвенный оттенок, сквозь кожу выглянула сеть вен, и под глазами залегли плотные тени. Разъярённый до слепого безумия, он взирал на страдающую девушку, медленно поднимаясь со своего кресла и накрывая её своей зловещей тенью.

За спиной Владимира стоял Заган и, затаив дыхание, с ужасом смотрел на свою жену, что была на грани потери сознания. А возможно, жизни. Он не бросился на помощь тотчас же, потому что знал – смертоносный натиск приступа монарха мог моментально перелететь и на самого князя, и их родство ему никак не поможет.

Опасливо, но решительно, Заган сделал шаг вперёд и положил руку на плечо императора.

Владимир продолжал смотреть на девушку так, как если бы она была виновницей краха дела всей его жизни. Мускулы лица дрожали от сильного напряжения, ладони сжались в бледные кулаки и зрачки сузились в ненависти к тому, что он не смог предотвратить.

Князь дрогнул телом, но рука его осталась тверда и крепче сжала царское плечо. Мгновение, и крики стихли, сменившись обморочным стоном и тихим плачем.

Император упёрся рукой в стол, низко склонив голову, и длинные волосы скрыли его лицо.

Времени отведено не много.

Заган бросился к закатившей глаза девушке и подхватил на руки. Её руки, ноги и голова безжизненно повисли, как конечности марионетки, которую держат в воздухе за одну ниточку, зачем-то приделанную к животу.

Как только великий князь направился к дверям, в зале раздался продолжительный грохот, треск разлетевшегося в щепки дерева и взрыв оконных стёкол.

Заган не оглянулся и вышел в проём, в котором взорвались двери. Ни одна из летящих деревянных щепок, ни один осколок серебряной резьбы не угодил ни на князя, ни на княгиню.

Жизнь в Александрии, большой столице губернии, как всегда, кипела и бурлила. По аллеям и обочинам в патологической спешке сновали городские обыватели, грохот конных экипажей на мощёных булыжником дорогах то и дело заглушал монотонное жужжание голосов. После деревенской тишины и близости к природе всё здесь казалось суматошным, каким-то наигранным и чересчур живым.

Руслан не собирался вливаться в пристанище безликой городской массы, но усталость и голод сморили его вдали от дома. Пришлось добираться до ближайшего населённого пункта, чтобы прийти в себя после долгого путешествия и набраться сил.

Вот уже второй день он странствовал по губернии и заточал в каменный крест отверженных миром грешников. По убеждениям жреца, они обитали повсюду, но почувствовать энергетику своего спасителя могли лишь на небольшом от него расстоянии. Поэтому граф был вынужден искать их сам.

Поиски были непродолжительными. Практически на каждые три-четыре квадратных километра встречалась одна, а то и несколько душ, а разбитые их составляющие представляли собой десятки и сотни обезумевших мёртвых.

К ближайшему к окраине столицы ресторану Руслан старался проложить путь по более или менее тихим аллеям, но люди были повсюду. Он ехал верхом на коне и старался не глядеть вниз на текущую толпу, и неожиданное препятствие застало его врасплох.

– Господин! Барин! Ваше сиятельство! – чеканила оборванка неопределённого возраста. – Помогите! Сердцем матери прошу – подайте хоть монету! Со вчера ни крохи во рту, помогите, буду и Всевышнему, и демонам за вас молиться, барин!..

Нищенка боком бежала за жеребцом и тараторила, как умалишённая. Волхонский с отвращением выдернул полу сюртука из её грязных рук и ускорил коня. Оборванка попыталась ещё бежать за ним и сбивчиво взывать к милосердию, но очень быстро запуталась в лохмотьях и упала, и Руслан наконец оторвался.

Достав платок, он отряхнул грязные пятна на дорогом бежевом сюртуке и ненароком испачкал идеально белую перчатку. Настроение было похерено на корню.

Он обогнул несущегося прямо под копыта подростка, увильнул от столкновения с другим мальчишкой и приготовился к последнему испытанию. От безлюдной улицы его отделяла кучка мещан, глазеющих на чью-то показательную дуэль на шпагах. Очевидно, в эту минуту кто-то одержал победу, и толпа разразилась торжествующим воплем.

Графский конь поравнялся с ликующей толпой. Из-под козырька цилиндра Руслан увидел, как победителя хлопают по плечам, а проигравший, плюнув под ноги, швыряет ему звенящий мешочек, подбирает шпагу и уходит, растолкав зрителей, которым стал неинтересен. Руслан прижал Раската ближе к газону и тут, к своему отвращению, услышал:

– Э! Слышь? Ваш-сятельство!

Он остановил коня, но не удостоил смельчака честью своего взгляда. Так и демонстрировал свою спину и лошадиный зад, но мещан это нисколько не смутило.

– Сразиться не хочешь? Испытать удачу золотишком.