Но барон не слышал и всё заливал:

– Если император Владимир нам не поможет… Да чего я говорю? Разумеется, поможет! Где ж оно видано, чтоб великие основатели империи бросили свой народ в беде! Ой, ну тебя, Романыч! Сам неисправимый пессимист, ещё и меня в тоску вгоняешь!

Он натянул перчатки, облачился в плащ, надел на голову цилиндр и взглянул на Руслана уже с любопытством.

– Всё никак не спрошу. А чего это за побрякушка у тебя на груди висит?

Руслан продолжал смотреть в пустое пространство, а когда опомнился, нащупал на шее цепочку, опустил руку ниже и обхватил неизвестный предмет.

Это было большое, размером с половину ладони, каменное распятье. На нём, словно живая, высечена обнажённая женщина с пустыми белками несчастных глаз. Тугими кольцами от ступней до плеч её обвивала огромная змея с распахнутой пастью.

Руслан так долго смотрел на свою находку, которую в упор не замечал несколько дней, что Степану стало не по себе. Помявшись, он настороженно позвал:

– Романыч?

Граф разжал пальцы и обеими руками прикрылся одеялом.

– Да так… Ничего, – выдавил он из себя, опустился на подушку и закутался с головой, совсем как ребёнок, прячущийся от монстров в тёмной комнате.

Гайдаров оторопело смотрел на фигуру друга. Заметил муху, усевшуюся на остывший завтрак, опять почесал бакенбарды, со вздохом скинул с головы цилиндр и широким шагом приблизился к кровати.

– Так, ну всё, хватит! Романыч! Ты мне это прекращай! – Он сдёрнул с графа одеяло. – Ты скоро не только волоснёй, но и мхом обрастёшь. Я пошёл за Танечкой… ну в смысле… за служанкой твоей, пусть уберёт тут за тобой, непутёвым. А ты пока вставай и приводи себя в порядок. Скоро обед!

Он кинул одеяло на кресло и, выйдя из спальни, стал громко созывать прислугу.

По комнате гулял сквозняк. В открытые окна врывались голоса крестьян, стук молотков, скрип колёс гужевых повозок, ржание лошадей и пение птиц. Жизнь продолжала свой обыденный ритм.

Полураздетый, обросший щетиной, Руслан сел на кровати и сжал в кулаке каменный крест. Мысли извивались в голове туго запутанным червивым клубком, и как ни призывай такую уже привычную спасительную апатию, она не наступала. Ещё и в дверь постучали. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос прозвучал достаточно громко.

– Что?

Дверь скрипнула, и в комнату вошли. Граф ждал, пока служанка заберёт недоеденный завтрак. Он так и не мог заставить себя есть. Не было аппетита.

Шаги стихли за спиной, но звона посуды не поступило.

– Добрый день, Руслан Романович.

Он нахмурился и глянул через обнажённое плечо.

Перед ним стояла молодая девушка в длинном приталенном платье из струящегося шёлка цвета серебра. Её ярко голубые глаза сверкали бриллиантовым блеском, чуть завитые длинные волосы переливались на солнце и падали на миниатюрные плечи и спину тяжёлыми соблазнительными локонами. Выраженные аристократические скулы, тонкие губы и холодная бледность завораживали взгляд, придавали её чарующему образу царственную неприступность.

Некоторое время оторопевший граф молча осматривал её через плечо. Только потом развернулся, спустив на пол ноги, расправил плечи и откашлялся.

– Добрый. Мы знакомы?

Она улыбнулась лёгкой, загадочной улыбкой.

– Закат, лес, ужин в соседней усадьбе, не помните? Неужели за эти пять лет я так изменилась, Руслан Романович?

Изменилась, это было очень мягко сказано! С огромным трудом граф узнал ту диковатую девчонку в обворожительной девушке, что стояла перед ним. Да и что стесняться выражений – пожалуй, в самой красивой из всех, что он когда-либо встречал.

Граф хорошо помнил то случайное знакомство. Одним весенним вечером он возвращался домой от Гайдарова и наткнулся на пятнадцатилетнюю Веру прямо в лесу. Тогда, по её словам, она впервые вышла на прогулку без сопровождения и не смогла сама найти дорогу домой. Разумеется, бросить её одну посреди леса Руслан не смог. В благодарность за помощь Вера уговорила мать пригласить его на ужин, а он из простого любопытства к никому неизвестной, как выяснилось, неполной семье, согласился.

Вечер пролетел незаметно. Оказалось, что за свою жизнь Вера почти никогда не выходила за ворота собственного дома и попросту не имела представлений о том, как живут другие люди. За графа она ухватилась, как за проводника в большой мир, жадно расспрашивала обо всём на свете, восторгалась, не стеснялась задавать глупых вопросов и вдоволь позабавила его своим наивным восхищением. Её мать Анна весь ужин молчала, и Руслан, которому весьма льстило повышенное внимание Веры, вспомнил о ней, только когда слуги сообщили ему о позднем часе.

Эту семью он больше не видел. Проезжая однажды мимо их дома, Руслан заметил на воротах замок. Ни через неделю, ни через месяц и год они так и не открылись.

И вот, спустя годы, встреча снова состоялась.

Граф улыбнулся.

– Что ж, с возвращением вас… мадемуазель.

– Бросьте, Руслан Романович! Какая я вам мадемуазель?

– А какой я тебе Руслан Романович?

Её смущённая, но чарующая улыбка придала его забвению. Вера опустилась на кровать подле графа, как бабочка на помятый цветок. Руслан взглянул на её нежную руку и горько усмехнулся.

– Ты чего? – робко спросила она.

– Я бы поцеловал твою руку, да боюсь, у тебя раздражение появится, – сухо ответил он, отведя взгляд.

– Да, выглядишь неважно, – в свою очередь виновато призналась Вера. – Как же ты так, Руслан? Слуги сказали, ты чудом выжил…

– Преувеличивают. Ты-то где была все эти годы?

– У родственников. Но теперь я вернулась домой.

– Вместе с матерью, я полагаю? – спросил он с тихой надеждой на обратное.

Вера опустила глаза и слегка отодвинулась от него.

– Её больше нет, Руслан. Давай не будем об этом.

– Как скажешь, – немедленно отреагировал граф. На самом деле, её нелюдимая, странноватая мать была последней, кто его сейчас интересовал. Напротив, отсутствие Анны давало множество самых интересных привилегий.

– Я вернулась ещё до наводнения, а здесь, кроме тебя, у меня никого нет, – проговорила Вера приятным грудным голосом, в котором сквозила нотка грусти. – Ты, наверное, помнишь, какой затворницей была моя мать. Никаких связей, никакого выхода в свет, ни друзей, ни просто знакомых. Я хотела…

– Он ещё в постели, мохнатый притворщик!

Гайдаров вероломно ворвался в спальню и только потом заметил Веру. Застыл на мгновение, расплылся в галантной улыбке и отвесил поклон, стягивая с рук перчатки и откидывая их в сторону.

– Мадемуазель? Прошу простить мою дерзость! Барон Степан Аркадьевич Гайдаров. Но для вас просто Стёпа.

Вера встала с кровати, едва он появился, и Степан, как бы прося, взял её руку и поднёс к губам. Светящийся нежной улыбкой, показательно смущённый и гладко выбритый.

«Гад ты, просто-Стёпа!» – обозлился про себя Руслан.

– Очень приятно. Я Вера, – с лёгкой растерянностью произнесла она. Степан оживился:

– А не Каржавина ли Вера вы часом? Имел когда-то удовольствие мельком видеть вас. У меня ведь отменная память на женские лица, знаете ли.

Вера слегка улыбнулась и отняла руку.

– Так это вас лет шесть назад лакеи выставили взашей за развязное поведение и неприличные намёки моей гувернантке?

Волхонский не сдержал звучной усмешки, и Гайдаров залился бордовой краской.

– Да я ж!.. Я тогда… Уверяю вас, меня не так поняли, не захотели дослушать! Если вы окажете мне честь впустить меня в свой дом, я из шкуры вылезу, чтобы доказать вашей гувернантке своё…

– Я уже выросла, Степан Аркадьевич, и в гувернантке более не нуждаюсь, – вежливо сказала, не глядя на Степана, Вера и обернулась к графу. – Скорейшего вам выздоровления, Руслан Романович. Я буду рада новой встрече… когда вы поправитесь.

Степан попытался было обратить на себя её внимание, но с последним словом Вера бросила краткое: «До свидания, господа!», приклонив голову, и спешно удалилась, оставив двух друзей заворожено смотреть ей вслед.