– Ты смотри-и-и… – задумчиво протянул Гайдаров. – Вон оно что из этого выросло-то! Ну-ну.
Руслан встал с кровати, подошёл к зеркалу и с горечью увидел там истощённого, обросшего щетиной полумертвеца с бледной, почти прозрачной кожей.
«Блеск! Браво, Руслан Романович, просто браво!» – раздражённо подумал он и попытался пригладить волосы, чёрт знает уже сколько дней не ведающие ничего, кроме подушки.
А Степан так и смотрел на дверь, за которой скрылась Вера.
– Ну-ну… Выросло… – бормотал он себе под нос. – И встрече, говорит, буду рада, взрослая стала… Ай, плутовка!
– Слюни подотри, – кольнул его Руслан, и Степан точно бы очнулся, нахохлился и чопорно уставился на друга.
– А чего это ты подорвался, да к зеркалу сразу?
– Приводить себя в порядок. Ты не этого добивался? – парировал граф.
– Я-то много чего добиваюсь, Романыч, коли сильно захочу, – самодовольно заметил барон. – И, как видишь, своё обычно получаю.
– Добился, и хватит с тебя на сегодня.
Гайдаров согласно закивал головой.
– Даже если, даже если… На сегодня-то оно, может, и хватит, конечно. А завтра, как ни крути, будет новый день.
Он водрузил на голову цилиндр и стал натягивать перчатки, демонстративно разглядывая каждый оттопыренный палец.
В это время в открытые окна ворвался стук парадных дверей, и помещики стрельнули друг в друга вызывающими взглядами. Гайдаров заторопился, брякнул: «Бывай, Романыч!» и засеменил к выходу. Руслан, недолго думая, вылетел на балкон.
– Вера!
Девушка подняла голову. Облачённая в тёмную мантию, она стояла у коновязи со своим вороным и жемчужно-белой баронской кобылой.
Солнце пригревало, но ветер обтянул мурашками обнажённый графский торс. Руслан героически подавил дрожь, и голос его прозвучал спокойно и почти беспечно.
– Приходи завтра на ужин.
Вера немного растерялась.
– Вы уверены?
– Абсолютно! Пообщаемся в более приятной и менее суетливой обстановке. Без посторонних. Как тебе будет удобнее – в пять или ближе к восьми?
Она не ответила. Оседлала коня, развернула его в сторону открытых ворот и с лёгкой, немного скованной улыбкой оглянулась к графу.
– Что ж, до завтра, Руслан Романович!
Скакун трусцой покинул территорию графской усадьбы и устремился вдаль по просёлочной дороге. В деревне шла бурная работа по восстановлению повреждённых домов, и Вера везде цепляла крестьянские взгляды.
Руслан вернулся в спальню, снял с груди каменное распятье, намотал на него цепочку и спрятал в карман. Пусть лежит, а то уж больно бросается в глаза это случайно найденное непонятно что.
Граф до победного терпел холод, и сейчас, перед Гайдаровым, не собирался отдаваться дрожи. Тем более холод – такая мелочь в сравнении с гордой улыбкой барона, маскирующей признание поражения.
– Ничего-ничего, Романыч, – с азартом погрозил он пальцем. – Ещё сравняем счёты.
– Это пари, Степан Аркадьевич? – деловито осведомился Руслан. Барон чопорно рассмеялся.
– Не смешите мой цилиндр, Руслан Романович! Уж кому тут из нас вишенка на торте, так это…
– Тому, кто рожей в него плюхнется.
– Ха-ха! Вернулся, Романыч! – звонко воскликнул Гайдаров, третий раз снял перчатку и сошёлся с графом в крепком рукопожатии.
* * *
Марийская Долина как будто вымерла. Ещё одна необычная ночь озаряет деревню чёрно-серыми тонами, но сегодня смотреть уже не на что. Ветер стих и больше не оживляет листву. Дождевые капли не ползут по воздуху к земле, непроглядные тучи сменило звёздное небо.
Руслан смотрит на своё спящее тело и снова на небо. Здесь, в этой реальности, оно не чёрное, а тёмно-серое, звёзды – тусклая, ничтожная россыпь.
Граф подходит ближе к окну, протягивает руку, и она окунается в тюль, точно в воду. Шаг вперёд. Стекло поглощает невесомое тело. Что-то легко подхватывает его и уносит ввысь, в бесконечность.
* * *
…Воет ветер. Тяжёлые тучи напоминают оббитую стекловатой гробовую крышку, над лесом кружится зловещий вороний смерч. Вокруг никого.
Гнедой жеребец волнуется, дёргает головой и с храпом пятится задом, но всадник этого не замечает. Чёрные вороны занимают всё его внимание, завораживают, вырывают душу из обыденного мира. Внезапно вспыхнувшая тяга заставляет изо всех сил рвануть коня и поскакать в лес, в самую гущу событий.
Раскат несётся лихим галопом, и чем дальше углубляется в лес, тем сильнее его подгоняет взбудораженный граф. Он должен прийти на это место. Немедленно, сейчас!
Остаётся совсем чуть-чуть, но тут с паническим ржанием конь встаёт на дыбы, Руслан вылетает из седла, катится по земле, и вот, лежит с раскинутыми руками и смотрит, как в плывущих тёмных тучах прямо над ним кружится вороний смерч.
Это зрелище навивает страх и восхищение. Он совсем не чувствует своего тела, не может ни моргнуть, ни пошевелиться, да и не хочет вовсе. Время останавливается, и графу кажется, что он видит чёрные глаза каждой из тысяч, или миллионов, падших птиц, и все они обращены к нему, что разбирает их голоса и понимает всё, что они говорят ему.
Раздаётся волчий вой. Сначала где-то по ту сторону, а потом над самым ухом, вытягивая умиротворённую душу в реальность. Покой отступает, отторгает от себя, не даёт ухватится за свои полы.
Вспоминается, что тогда всё произошедшее показалось полным идиотизмом. Что, поднявшись на ноги, Руслан в голос выругался, а отряхивая от мокрой травы сюртук, сгорал от стыда перед самим собой за такое глупое и нелогичное помрачнение. Но сейчас эти действия прошли неестественно быстро, без эмоций и каких-либо мыслей. Просто машинально, ведь всё это уже было.
Он по-прежнему не чувствует ни боли, ни прикосновений к ушибленным местам, словно бы стал бесплотным призраком, но точно знает, что тогда тело ломило от нешуточной боли. Особенно в том месте, между лопатками, которым он напоролся на…
Смотрит на землю и видит, что из примятой травы торчит что-то вроде чёрного камня, правда, больно странной формы. Поддавшись любопытству, наклоняется и обхватывает предмет, похожий на миниатюрную рукоять меча, воткнутого глубоко в землю. Выдернуть его ни с первого, ни со второго раза не удаётся.
Это дразнит Руслана, – что смеет сопротивляться графу Волхонскому?! – он крепко сжимает кулак и выдёргивает наружу.
Громкие удары, подобно грому, сотрясают окрестности – это вороны хлопают крыльями и разлетаются, и их хриплые крики ещё долго разносятся по просторам леса.
В его руке каменный крест с распятой на нём женщиной, обвитой кольцами змея. Привязанным к земле, точно корнем, он был серебряной цепью, которую Руслан тщательно очищает от земляных комьев.
«Не стоит это брать… Не нужно!» – кричит где-то в глубине души его голос.
Граф решает, что найденная вещь довольно стоящая и даже сочетается с чёрным камнем его фамильного перстня. Перекидывает цепочку через шею, распятье уже почти касается груди, как вдруг раздаётся ледяной голос:
– Я бы не делал этого, граф.
Между двух растущих неподалёку берёз стоит весьма странный человек. На вид лет тридцать с небольшим, почти его ровесник. Одет в чёрные вещи неведомой моды – солидный раскрытый пиджак поверх рубашки и брюки на ремне с крупной металлической пряжкой. Белёсые волосы прилизаны к затылку, несмотря на ветер, не выбивается ни одного локона. Глаза неестественно золотистого цвета смотрят на графа холодным и, как ему кажется, угрожающим взглядом.
Руслан придирчиво осматривает незнакомца, поднимает повыше свою находку и спрашивает:
– Это ваше?
Человек в чёрном не меняется лицом и нехотя качает головой.
«Отдай!»
Граф оценивает лишённого вкуса незнакомца и понимает, что в здешних краях он явно чужак. Никто не осудит, если Волхонский не станет с ним чиниться.
«Отдай! Отдай ему это!..»
Пальцы разжимаются, и крест падает на грудь. Граф демонстративно убирает его под жилет и поворачивается к чудаковатому блондину спиной.