Ощутив болезненно-сладкий укол от удачной шалости, Вит закрыл окно. В кабинете остался легкий шлейф канализационного аромата. Вит открыл ящик стола и достал заблаговременно припрятанный мандарин. Почистил его, разломал на дольки и сунул парочку в рот, а ошметками кожуры потер ладони. Безотказный способ избавиться от запаха сигарет, известный еще со школы.
Меланхолично катая в руках кожуру, Вит рассматривал висящий на стене плакат о профилактике гриппа. Смешные человечки демонстрировали симптомы болезни: один морщился, прижимая руку ко лбу, другой кашлял в кулачок, третий сморкался в платок. Когда в кабинет постучали, он встрепенулся и рысью кинулся к мусорному ведру, избавляясь от улик.
В ту же секунду дверь скрипнула, и из-за нее показалась кругленькая мордочка Веры. Два хвостика, выпученные в вечном изумлении глаза, тоненький голос и приоткрытый рот, в котором поблескивали мелкие зубки, – иначе как Верочкой-Белочкой называть медсестру было невозможно. Вит понятия не имел, сколько Вере лет: выглядела она его ровесницей, но молва донесла, что старшей дочери Белочки уже шестнадцать, так что ей самой точно хорошенько за тридцать. Но он быстро бросил попытки расколоть белочкин орешек: миленькой, но безвкусной Вере было нечем его заинтересовать. Зато ее обожали дети, с которыми у Вита не ладилось. Общаться со взрослыми легко – вежливая улыбка, умные вопросы, внимательные кивки, – но дети легко чуют фальшь. Дети просили живого тепла, но у Вита тепла было так мало, что он не мог разбазаривать его на незнакомцев.
Он удивлялся местным: они жили общиной, одним гудящим ульем, а не жались по своим бетонным сотам, как городские пчелы. Вит же чувствовал себя белой вороной в белом халате – со своими итальянскими шмотками и уложенными гелем волосами, со специфическим выражением брезгливости на лице, какое бывает только у людей, привыкших ходить по ровному чистому асфальту, а не месить грязь. Весь облик его кричал, что он выходец из спального района, дитя интеллигентной семьи и продукт хорошего образования, а здесь оказался случайно. И все они тянулись к нему, городской диковинке, стремясь рассмотреть его вблизи и сломать его лед. Особенно женщины. Женщины успели надоесть Виту за те без малого три недели, что он провел в Серпе.
– Доброе утро, Вит. Как дела? Б-р-р, холодно. А чем это таким фруктовым пахнет? Хорошо хоть вонь с улицы перебивает, ты бы подумал, прежде чем окно открывать. Давай я кипятильник включу в сестринской, чайку тебе заварю, чтобы не простудился, не дай бог, а то как мы без тебя…
Вера обладала удивительной для такой миниатюрной женщины способностью: попадая в помещение, она заполняла его полностью. Болтовней, суетливыми жестами и хламом, который таскала с собой, точно запасливая белка. Даже в жизни Вита ее стало слишком много, и Вера, судя по взглядам, что она украдкой на него бросала, мечтала обосноваться там на ПМЖ. Но нет, на такую пошлость, как романчик между врачом и медсестрой, он ни за что не подпишется. Да и сексуальной привлекательностью эта перезрелая нимфетка не отличается. Так что знаки внимания с ее стороны Вит игнорировал.
– Буду очень благодарен, Вера. – Он потянулся за телефоном – узнать, который час. – Большая там очередь?
– Ну, человек пять. Не переживай, еще двадцать минут до начала смены.
– Окей.
Кивнув, Вера ушла, а Вит упал в кресло и уткнулся в экран, бесцельно листая ленту новостей «ВКонтакте». Фотографии грузились медленно, но он с мазохистским упорством разглядывал каждую. Бывшие однокурсники и коллеги посещали симпозиумы, защищали научные работы или просто улыбались, держа на руках детей в ползунках и чепчиках. Вдруг среди пестрой череды аватарок мелькнула копна рыжих волос. Он не удалил ее из друзей? Серьезно? Мимолетное искушение зайти на ее страницу сменилось волной ненависти к себе. Вит заблокировал телефон и перевернул экраном вниз. Надо удалить этот «контакт» к чертям собачьим – только невроз подпитывает.
Вера вернулась, неся в руках две чашки чая с облепихой, сдобренного лесными травами. Поболтав о пустяках, они понимающе переглянулись: время приступать к работе. Медсестра забрала чашки и снова вышла из кабинета. Вит же подошел к умывальнику, ополоснул руки и поплескал холодной водой в лицо. Постоял немного, собираясь с силами, опустил глаза вниз. Под раковиной притаилось мусорное ведро, в глубине которого поблескивали мандариновые корки, напоминая: как бы доктор Стеблевский ни строил из себя серьезного специалиста, в свои двадцать шесть он все еще хулиганистый мальчишка.
Пора. Show must go on. Вит щелкнул пальцами, переключая невидимый рубильник, – еще один психологический трюк, которому его научила она. И когда он вновь опустился в кресло, его больше не беспокоило ничего, кроме симптомов гриппа, гримасничающих на стене.
***
– На этом все. Ко мне на прием в среду, посмотрим, сойдет ли налет на горле. – Вит улыбнулся нервно поджавшей губы матери, которая устроилась на кушетке, пока ее больной ангиной сынишка ерзал на стуле перед «дядей доктором». Ребенок весь извёлся: его измотала очередь и общее ослабление организма, а тут еще чудище в белом халате засунуло ему в рот шпатель, от которого тянуло вырвать.
Виту захотелось его подбодрить.
– Держись, боец. Все будет хорошо. Дай пять. – Он выставил ладонь, и мальчик, озарившись беззубой улыбкой, звонко по ней хлопнул. Вит похвалил себя за то, что совершенствуется в общении с детьми.
Когда за последним пациентом и его матерью закрылась дверь, он откинулся в кресле, подложив сцепленные в замок руки под голову.
– Это негигиенично, – прокомментировала Вера, не отрываясь от заполнения медицинской карты. – Пациент свои пальцы только что облизывал, а ты…
– Зато малой порадовался, – парировал Вит. – К тому же, я сейчас помою руки. И девяносто девять процентов бактерий погибнут в агонии.
Пока журчала вода в кране и скрипела по бумаге Верина ручка, им не приходилось разговаривать. Но момент, когда удобное суетливое молчание сменяется неловкой тишиной, всегда наступает неожиданно. Вера закрыла карту и водрузила на полку стеллажа, к остальным. Вит вытер руки и вернулся к столу. Не зная, как еще избавиться от необходимости поддерживать диалог, схватился за телефон.
Медсестра наблюдала за его сгорбленной фигурой, делая вид, что копается в сумке. Что молодой доктор так пристально изучает на экране? Может, ему строчит смс-ки оставшаяся в Городе девушка? Конечно, девушка – Вера уже представляла ее: идеально очерченные брови, блестящие и шелковистые после кератинового выпрямления волосы, дорогие шмотки, подчеркивающие вылепленную в спортзале фигуру. Она уж точно будет посимпатичнее хвостатой сельской модницы, которая отчаянно молодится после развода…
Вит читал прогноз погоды. Ночью обещали мокрый снег.
Между ними протянулась нить – тонкая нить над пропастью, и Вера боялась ступить на нее. Падение в бездну неминуемо – лучше даже не пытаться. Из неё плохой канатоходец, и полоска белой кожи на безымянном пальце тому доказательство.
– Пока, Вит! До завтра. – Медсестра застегнула змейку на сумке и вылетела из кабинета. Поникшие хвостики колыхнулись траурно спущенными флагами.
– Пока-а… – запоздало откликнулся Вит и тоже засобирался домой.
Минут через десять он уже шагал через больничный двор, сетуя, что впопыхах забыл в кармане халата сигаретную пачку и не сможет скрасить путь дозой никотина. Но вскоре Виту стало не до причитаний. К вечеру облака рассосались, и над головой раскинулось звездное небо – будто хозяйка густо посыпала противень мукой, готовясь раскатать тесто для солнечного пирога, что будет готов к утру. Вит запрокинул голову, всматриваясь в искристую небесную синеву, и онемел от восхищения. В городе звезды не разглядишь, и сейчас он наверстывал упущенное за годы, не отмеченные восторгом прикосновения к Вселенной.
Глазея в небо, он добрел до улицы Ленина. Она была хорошо освещена, и сияние звезд терялось в электрическом свете фонарей. Зато Вит разглядел, что на носы его туфель налипли ошметки грязи. Он поморщился и впредь старался ступать осторожнее.