Руку ему Яков Ильич так и не пожал. Какое-то время он молчал – и вдруг рявкнул:

– Тоня! Оденься, в конце концов, ходишь тут голая перед чужим человеком…

Шмыгая носом, она унеслась в мансарду, а Вит решил предпринять еще одну попытку достучаться:

– Слушайте, я прошу прощения за тот случай с… подглядыванием. И за сегодняшнее вторжение тоже. Я просто должен был убедиться в своих опасениях и поделиться ими с вами. Не знаю, помните ли вы, но мы с вами встречались. В первой городской больнице. Вы спросили у меня, где кабинет психиатра. Ваша дочь еще у него наблюдается?

Яков Ильич нахмурился, припоминая.

– Что нам тот психиатр… Таблеток насоветовала. Им лишь бы человека транквилизаторами закормить, превратить в овощ. Тоня абсолютно нормальная девочка. – Он едва ли верил в то, что говорил, но нужно было спровадить этого выскочку поскорее, чтобы не лез не в свое дело. – Может, немного замкнутая. Но это ничего, она ведь натура творческая. Стихи пишет, на скрипке играет. Все творческие люди слегка эксцентричны. Я бы увидел, если что не так…

«Все вы так говорите, – пронеслось в голове у Вита. – Я бы увидел, я бы заметил… Но на деле вам легче закрывать на все глаза, ведь осознать, что́ творится с вашими близкими, слишком страшно».

– У нее все тело в порезах, – принялся перечислять он. – Она рассказала мне, что уже несколько суток не спит, и, судя по всему, у нее галлюцинации. Она не просто творческая натура. Ей требуется серьезное лечение. Возможно, госпитализация. Покажите дочку врачу.

– И кто же этот врач? К той мымре я не попрусь! Может быть, вы, юноша? Вы же возомнили себя экспертом! Что вы ей пропишете: галоперидол, сульфозин, мажептил? Или сразу гильотину – лучшее средство от головы?

«Какой сульфозин? Его давно не применяют…»

– Нет, я обыкновенный терапевт, но мой долг как человека, давшего клятву Гиппократа, обратить ваше внимание на существующие проблемы. Послушайте… – Вит понимал, что ступает на минное поле, но выбора не было. – Вы понимаете, что заболевание может быть наследственным? Простите, что вообще заикаюсь об этом, я добыл информацию не самым этичным способом, но… Я знаю, что вы лечились от шизофрении. Сейчас уже другое время. Поверьте, современные препараты вызывают гораздо меньше побочных эффектов. Постоянно разрабатываются новые психотерапевтические методики, позволяющие снизить потребность в медикаментозном лечении до минимума. Если вы побороли болезнь, значит, и она сможет… Не лишайте дочь необходимой помощи.

Мир перед глазами Якова Ильича покачнулся.

– Вы ничего не знаете о том, что со мной было, – процедил он, леденея от ярости. – И о Тоне ничего не знаете.

– Ладно. – Вит отступил. – Подумайте над моими словами. Вот моя визитка. – В этот момент он порадовался, что главврач настояла на том, чтобы всем сотрудникам больницы их напечатали. Одна удачно завалялась в кармане. – Здесь мой телефон. Если вдруг что случится, звоните. Прибегу по первому зову.

Яков Ильич не протянул руки, чтобы взять визитку, поэтому Вит просто положил ее на кухонный стол.

– Только прошу вас, не затягивайте. Не доводите дело до… неприятных последствий. А я пока наведу справки и посоветую вам хорошего психиатра.

– А теперь убирайтесь! – скомандовал Яков Ильич. – И не смейте больше входить в этот дом без моего разрешения.

Вит скомкано попрощался и оставил того обдумывать полученную информацию. Завтра он собирался проверить, как у Антигоны дела.

Лишь бы не стало слишком поздно.

Потемневшая от дождя трасса вилась впереди траурной лентой. Через несколько километров она сворачивалась петелькой – хоть бери и прикалывай на грудь булавкой. Вдоль ленты-трассы тянулись одинаковые деревеньки – квадратные домики, сцепленные бочками, как вагончики поезда. Врут это все, будто мир огромен, прекрасен и полон чудес. Вот же он, этот мир, спрятался за пятнистым стеклом – примитивный и блеклый, состоящий из простейших геометрических форм. Почти все карандаши из набора израсходованы – остались только черный, серый и синий. Вот и рисуешь, чем придется.

А ведь каких-то полчаса назад Антигона была дома – в безопасности и тепле.

– Сегодня мы поедем к одному хорошему человеку, Тоня, – промычал отец за завтраком, давясь извечной овсянкой. – Здесь недалеко. Помнишь, я говорил об этом?

– Да, папа.

– Он побеседует с тобой. И поможет. Я обещаю.

– Да, папа, – обреченно согласилась Антигона. На третьи бессонные сутки ее мозг отказывался обрабатывать информацию. – Это доктор?

– Не совсем… – Яков Ильич замялся. – Вернее, совсем нет.

Но Антигона уже забыла об этом. Она вдруг заметила: на столе, придавленное завернутой в целлофан буханкой хлеба, валяется что-то блестящее. Серебристый клочок картона.

Антигона вытащила его, чтобы рассмотреть поближе. Это оказалась визитка, гласившая:

«СТЕБЛЕВСКИЙ ВИТ АНАТОЛЬЕВИЧ,

врач-терапевт»

Дальше значился номер кабинета и мобильный телефон.

– Пап, – протянула она, – а наш сосед…

– Он никогда больше не войдет в наш дом, не бойся. И выкинь эту штуку, она нам ни к чему.

Но Антигона и не подумала выкидывать визитку – наоборот, сунула в карман пальто. Чтобы помнить: призрак по имени Вит существует. И, что бы ни думал о нем отец, хочет ей помочь.

Первый за многие месяцы шаг за пределы дома ощущался, словно выход в открытый космос без скафандра. Антигона покрепче сжала визитку, унимая дрожь в пальцах, напитываясь прохладой ламинированного картона, остужающей разум.

– Тонечка, – позвал отец. Он вышел на улицу раньше, чтобы прогреть старенький двигатель «запорожца». – Ты идешь?

– Д-да…

«Иди, – прошептала Исмена ей на ухо. – Папа же сказал, тебе помогут. Иди».

Антигона почти физически почувствовала, как сестрины руки подталкивают ее. И переступила порог.

Все это хлынуло на нее – шумное-быстрое-яркое. Запах напоенной дождем земли был таким густым, что застревал в горле, не достигая легких. Потоки воды обрушивались на землю автоматными очередями – тут же захотелось упасть ничком и закрыть голову руками, прячась от пуль. Но тело не слушалось, стало чужим и неповоротливым, словно плотно загипсованное.

– Тоня! – прикрикнул Яков Ильич. – Зонтик открой, чего мокнешь?

Она и забыла, что ее пальцы сжимают длинный черный зонт-трость, на который можно опереться, да-да, опереться, чтобы не упасть… Увидев, что сама дочка не справится, Яков Ильич вернулся к ней, вынул из онемевших пальцев зонт, раскрыл над их головами и довел Антигону до машины. Когда отец усадил ее внутрь и закрыл двери, ей полегчало: шумный-яркий-быстрый мир вместился в геометрически очерченное пространство и превратился в безопасную картинку.

Антигона потянулась, удобнее устраиваясь на автомобильном сидении. Медленно, неглубоко вдохнула. Запах мокрого асфальта и озона – резкий, сладкий, головокружительный – чувствовался даже в салоне. К нему примешивалась пряная бензиновая вонь. Антигона вбирала воздух понемногу, делая длинные паузы между вдохами, боясь, что снова захлебнется, как только что на крыльце.

Дождь усиливался. Лезвия молний вспарывали брюха жирных туч, из которых выкатывались все новые и новые капли, хлещущие землю. Экзекуции вторили раскаты грома – чеканные, как бой боевых барабанов.

От очередного грохочущего «т-р-ру…» Антигона испуганно вздрогнула и, чтобы успокоиться, переключила внимание на размытый пейзаж за окном. Наверное, таким и видят мир близорукие – вечная растекшаяся акварель перед глазами. Можно было бы спросить у отца, но не стоит отвлекать его от дороги.

Яков Ильич нервничал: он давно не водил и растерял сноровку. Да и погодка подкачала. Хорошо хоть маршрут, построенный GPS-навигатором Тониного смартфона, насчитывал не слишком много поворотов и пролегал по недавно отремонтированной трассе.