— Не думаю, что кто-то скучает по тебе в этих шортах.

Она закатывает глаза.

— У тебя нездоровая озабоченность моим гардеробом.

— Я бы назвал это вниманием к деталям.

Далила сгибает ногу, цепляясь рукой за носок кроссовка, чтобы растянуть мышцы. Балансируя на одной ноге, она говорит:

— Послушай, я ценю цветы и извинения, но думаю, будет лучше, если мы постараемся избегать друг друга до конца лета.

— Ты серьезно? — Я смеюсь, потому что она, должно быть, шутит.

Верно?

Сжимая кулаки, она говорит:

— Я едва знаю тебя, Зейн, но у тебя есть поразительная способность проникать мне под кожу и выпускать наружу ту часть, которая мне абсолютно не нравится. Это не очень здорово, ты должен со мной согласиться.

Мне не в первый раз говорят такое.

— Звучит как твоя личная проблема, — говорю я.

— Таким образом, ты не принимаешь на себя ответственность за то, что ведешь себя как задница при каждом удобном случае и за то, что ты — невероятно раздражающая особа? — Она резко меняет тон. — Я просто хочу провести приятное, спокойное лето. У меня достаточно своих забот. В довершении ко всему мне не нужны эти ненужные стычки. Думаю, тебе тоже.

— Стычки? О, красотка, это не стычки. — Я поднимаюсь и подхожу к ней. — Это ерунда, просто пустяк. Я наговорил гадости девушке по соседству. Несколько минут назад я пытался исправиться, и очевидно, это мне не удалось, иначе ты не собралась бы уходить так быстро. А теперь ты говоришь держаться от тебя подальше следующие три месяца.

— Не вкладывай свои слова в мой рот.

— Но смысл именно такой, верно?

Несколько секунд она молчит, положив руки на бедра.

— Да.

— И кто сейчас мудак?

Я не задерживаюсь и не дожидаюсь ответа.

Разворачиваюсь и бегу в противоположном направлении с широкой улыбкой на лице, потому что я точно знаю, что делаю.

Это игра, и я собираюсь победить.

И, вроде как, то, чем я обычно занимаюсь…

Далила

— Приехали, сладкая. Это здание прямо здесь, на углу.

Тетя Рут, как и три дамы на заднем сиденье, отстегивает ремень безопасности и лихорадочно указывает на высокое белое здание со стеклянными дверьми и бледно-голубыми тканевыми навесами, к которому мы подъехали во вторник днем.

— Когда тебя забрать?

Я замечаю свободное место впереди и плавно паркую «Лексус» Рут, где тетя и ее подруги высаживаются и неторопливо направляются в сторону СПА на углу.

Я опускаю пассажирское окно, и Рут наклоняется к нему.

— Мы собираемся пробыть здесь большую часть дня, потом поужинаем и выпьем. Посмотрим, сколько Глэдис выпьет сегодня, но вечером в польском ресторане на Каллахан-стрит будет вечер танцев. Я позвоню тебе, когда мы будем готовы убраться отсюда.

— Хорошо, повеселитесь. Не влезайте в неприятности.

Тетя Рут машет рукой и догоняет своих подруг, ушедших вперед. Когда она сказала, что в день их СПА-процедур включено приличное количество шампанского, я настояла на том, чтобы быть их водителем. Это меньшее, что я могу сделать. Этим летом тетя щедро платит мне за мое время и помощь, и, кажется, даже слишком щедро. Я рада побыть ее шофером, когда это необходимо.

Я плавно трогаюсь с места под урчание живота, и тут замечаю уютное уличное кафе, скрытое в тени деревьев.

К тому времени, как я паркуюсь и иду внутрь, кафе быстро заполняется. Становлюсь в очередь, делаю заказ и, достигая конца прилавка, ожидаю, когда мне его выдадут.

Взяв свой поднос, осматриваю помещение на наличие пустого столика, но ничего не нахожу.

Мне везет, как всегда.

— Эй, я тебя знаю.

Я оборачиваюсь на мужской голос, исходящий от столика на двоих справа от меня, и улыбаюсь, когда узнаю его.

Геракл.

— Привет, — я подхожу, и он жестом предлагает мне сесть.

— Это место — зоопарк в обеденное время. Думаю, мы выбрали самое худшее время для посещения.

Я сажусь и разворачиваю свои столовые приборы.

— Извини, я так и не узнала твое имя в ту ночь.

— Уэстон, — говорит он. — А твое?

— Далила.

— Ты все-таки встретилась с Зейном?

— Да. — Я приподнимаю брови, ковыряя вилкой свой салат. — Спасибо за помощь в этом. Видимо, в ту ночь Зейн был очень востребован.

— Неа. — Уэстон ухмыляется. — Нужно просто знать, где искать.

— Вы хорошие друзья?

— Мы оба «Пумы».

Он натягивает футболку на своей мускулистой груди. Темно-синими и золотыми буквами написано «Гейнсвилльские», и я полагаю, что остальная надпись сзади.

— Так вы друзья или просто… «Пумы»?

Он улыбается и хмыкает.

— И то, и другое.

— Итак, мне интересно, — начинаю я, — произошло ли что-нибудь за те выходные с твоей желтой рубашкой?

Уэстон выпрямляется, широко распахивает глаза, а на щеках появляется румянец. Очаровательно видеть этого нежного гиганта таким застенчивым.

— Моя желтая рубашка… осталась на мне. Если ты спрашиваешь меня об этом. — Он смеется. — В ту ночь я определенно сделал правильный выбор.

— О… — Я делаю глоток органического охлажденного чая с гибискусом. — Ты помирился с бывшей?

Выражение его лица становится мрачным.

— Нет. Не помирился.

Я пожимаю плечами, разгребая листья салата на тарелке в поисках лучших.

— Все в порядке. Просто спросила. Я учусь на психолога, поэтому интересуюсь людьми и внутренней работой взаимоотношений в целом. Прости, если веду себя назойливо. Иногда я забываю, что не всем нравится вести такие разговоры. Я буду рада поговорить о том, как мой рот сейчас смакует салат…

Уэстон начинает смеяться.

Я поднимаю взгляд, одаривая его нежной улыбой, и он улыбается в ответ. Уэстон кажется милым, но за его удрученным состоянием что-то скрывается. Я готова поспорить, что он держит всех на расстоянии вытянутой руки.

И Уэстон тот еще хулиган.

— Неа. — Он кладет последний кусок сэндвича в рот, вытирая пальцы о повторно перерабатываемую коричневую салфетку. — Все хорошо. Я был с Элль со средней школы. Десять лет, наверное. Мы просто стали совершенно разными людьми. Она хотела вернуться домой в Теннесси, чтобы быть ближе к семье. Еще она хотела выйти замуж и иметь кучу детей. А моя карьера пошла вверх. Никто из нас не хотел заставлять друг друга жертвовать своими мечтами. Разрыв наших отношений был единственным разумным решением.

— Ничего себе! — Я упираюсь локтем на стол, опустив подбородок на руку. — Это действительно разумный выход. Это достойно. Ты понимаешь, как тебе повезло? Разрыв после целого десятилетия отношений иногда бывает неприятным. Это не для слабонервных.

— Да, — он кривится, глядя на свою пустую тарелку, — полагаю, ты права.

— Ты все еще любишь ее?

— Да. Мы выросли вместе. Мы все еще друзья. Я по-прежнему разговариваю с ней каждый день.

— И будешь любить ее вечно?

Уэстон тихо сидит, покручивая пальцами мятую обертку от трубочки.

— Однажды она встретит кого-то, — тихо говорю я. — Выйдет замуж. У нее появятся дети. И это будет не с тобой. — Я сопротивляюсь желанию положить свою руку на его, когда вижу, как у него сжимаются губы. — Я лишь хочу сказать: ты должен подумать о себе. Или рассмотреть возможность того, чтобы вернуться к этим отношениям в ближайшем будущем.

Уэстон бросает обертку и откидывается на спинку стула, сложив руки и сжав зубы.

— Да. Ты права.

— Тебе повезло, что ты так долго любил кого-то, — размышляю я. — Мои самые долгие отношения длились одиннадцать месяцев. Мы не смогли бы продержаться год, не убив при этом друг друга. — Я откидываюсь на спинку стула, нахмурив брови. — Знаешь, теперь, когда я об этом думаю, Зейн очень напоминает мне моего бывшего. Самодовольное лицо. Острый язык. Очень привлекательный.

— Не говори Зейну, что ты находишь его привлекательным. — Уголки губ Уэстона приподнимаются. — Если он возомнит о себе еще больше, чем есть, то может взорваться.