– Лера, ты давно здесь?

– Достаточно давно, Серёжа, чтобы достаточно много услышать. О, выражаюсь я сегодня почти как Велемир Хлебников… Двери надо плотнее закрывать, чтобы никто не подслушивал. Привет, Володя.

– Привет.

Она села на свободный стул.

– Ну что, коньячок-то у вас остался?

Они смотрели на неё и оба уже смеялись.

– Лерка, ты и так пьяная, может, хватит?

– Я не пьяная, я в облаках витающая. Я такой поэтический вечер сейчас слушала, песни пела. Пришла домой вся возвышенная, одухотворённая, почти на крыльях прилетела. И что? Попадаю в такую пикантную ситуацию, где меня вовсе какой-то Лилей Брик представляют. Опять сплошная поэзия на грани морали и нравственности, но вы-то явно не Маяковский и Ося Брик. Правда?

– Правда, Лера, правда. Лиля Брик по сравнению с тобой девочка несмышлёная.

Она и вправду чувствовала себя не совсем в своей тарелке, трудно было избавиться от ощущения какой-то дурной театральности происходящего. Тоже мне, говорила когда-то бабушка Федосья Гавриловна, актриса погорелого театра… Она переводила взгляд с одного на другого. Хотелось плакать, потому что невозможно было понять и объяснить хотя бы самой себе, кто ей больше дорог и жизненно необходим вот сейчас, в эту минуту, в эту секунду. О том, что будет завтра, через месяц, через год, не думалось, это было совсем не важно.

– Ладно, пойду я спать, вам, наверное, поговорить по делам ещё надо, не буду мешать.

– Спокойной ночи, я ухожу уже, завтра рано утром самолёт.

– Хорошей дороги, Володя.

Сергей, прищурившись, наблюдал за тем, как она уходит. И когда Лерка подошла к двери в прихожую, вдруг сказал:

– Нет, Вовчик, не улетай, останься до понедельника. Улетишь прямым рейсом, чего перекладными мотаться. А мы с тобой завтра съездим на завод, посмотрим там всё, что да как. Лера, мы можем рассчитывать на праздничный субботний ужин?

Обернувшись, она ответила:

– Конечно, можете, как же в субботу без праздничного ужина. Точное время начала спектакля с выходом кордебалета?

– Ну, давай в семь. Человека на три-четыре рассчитывай, помощник мой Валера будет, ну, может, ещё кто.

– Хорошо.

Володя отвернулся к тёмному окну, его спокойное лицо не выражало никаких эмоций. Сергей, сложив на столе руки, смотрел на неё с точно таким же выражением.

К ужину Лерка готовилась серьёзно, не то, чтобы ей очень уж хотелось поразить кого-то из них своими кулинарными талантами. Просто тревога, поселившаяся в душе вчера, после прочтения проекта Указа и последующих событий, не отпускала.

Они с Лизой прогулялись до рынка, накупили всяких вкусностей, встретили кучу знакомых, наговорились с ними, обсудив массу новостей, а на выходе из здания почти столкнулись с Леной Свистуновой, бледной и явно не выспавшейся.

– Ленусик, привет! А я думала, ты спать будешь весь день.

– Привет. Ага, поспишь тут. Привет, Лизок! Проснулась от того, что ухи хочу без памяти, вот умру сейчас, если не поем! В холодильнике глянула, рыбы вообще нет, ну ни хвостика. Пришлось сгребаться и сюда тащиться.

– Вот, сапожник без сапог… Рыбозавод у неё второе место работы, можно сказать, а рыба в холодильнике не живёт.

– Да с такими успехами она скоро ни у кого жить не будет. Ни в свежем, ни в консервированном виде…

– Лена, не впадай в пессимизм! И не переживай, никуда эта рыба не денется.

– Конечно, кому, как не тебе об этом знать… – мрачно хмыкнула Свистунова.

– Ну, Лен, перестань! Посмотри, какой сегодня денёк, даже солнышко выглядывает.

– Ну да, да… Лиза, как у тебя настроение? Когда в гости придёшь? Или лучше мне к тебе прийти? Давай на следующей неделе?

Договорившись устроить на следующей неделе девичник, разошлись. Накормив Лизу и отпустив её играть в комнату, Лерка начала готовить ужин. Включила на видео концерт Ваенги, окинула взглядом кухню. Дел было много: рыбу пожарить, для расстегаев тесто поставить, мясо к запеканию приготовить, овощи на салат порезать, картошку почистить. Для расстегаев рыбу надо отдельно готовить – она не признавала невнятную рубленую начинку, в расстегаи по-северному филе кладётся щедрым куском, солёное и перчёное. А сверху лучок кольцами, и жарить потом в кипящем масле, духовке – отказать, вредно, наверное, но зато откусишь такой расстегай, сок из него течёт, нёбо обволакивает, вкус – божественный… Лерка подивилась своим мыслям, замешивая тесто. Кого она обманывает… за стол, за её стол! – сегодня сядет Володя… конечно, она старалась! Надо побольше всего приготовить. Серёжа про четверых говорил, но уж сколько раз бывало – где четверо, там и пятеро, а то и шестеро… Она приготовила четыре прибора, подумав, добавила ещё два. Сама она с гостями ужинать не собиралась, пусть сидят, по-мужски. Так, напитки в холодильник, овощи оттуда…

Работа кипела, Лерка в голос подпевала очередной песне:

Я знаю точно, что меня ты позовёшь

И не забудешь, не предашь и не уйдёшь,

А я останусь, так и быть, твоей мечтой

Твоей несбывшейся судьбой

Я знаю, больше никогда

Не будет так лежать в моей руке твоя рука

И больше никогда тебя не назову

«Любимый»…4

Когда почти всё уже было готово и оставалось только поставить в духовку мясо, позвонил Сергей. Ну, конечно, пятеро, кто бы сомневался… Она накрыла большой стол в гостиной, расставила приборы, бокалы и стаканы, водрузила на стол кувшины с брусничным и клюквенным морсом, принесла холодные закуски и блюдо с расстегаями. Картошка уже варилась, духовка для мяса разогревалась.

Входная дверь открылась, и гости заполнили просторную прихожую. Кроме Сергея, Володи и помощника Валеры, Лерка с удивлением увидела директора рыбозавода, невысокого худощавого, довольно молодого человека по имени Геннадий Павлович. А с ним Свету, бывшую корреспондентку их газеты. Свистунова когда-то безуспешно пыталась научить девочку азам журналистики и объяснить, что такое жанры, в бессилии называя «овцой»; а та, почти уже рыдая, оправдывалась:

– Елена Максимовна, Вы сказали, надо про нарушения писать, а про жанр ничего не сказали, а я и не знаю ничего про этот жанр…

Лерка искренне улыбнулась, поздоровалась со всеми. Судя по всему, девочка с жанрами разобралась досконально. Света, едва не бросившись с ней обниматься, возбуждённо частила:

– Валерия Евгеньевна, здравствуйте! Ой, как же я рада Вас видеть! А я теперь на рыбозаводе работаю, у Геннадия Павловича. Учиться поступила на экономический!

– Ты, Света, молодец. Геннадий Павлович, смотрите, как бы Света у Вас с такими способностями должность вскоре не отняла. С нами, девушками, это случается.

Сергей и Володя одновременно развернулись, одинаково посмотрев на Лерку, насмешливо и даже одобрительно. Блондинка Света вытаращила глаза, её щёки покраснели, она даже не сразу смогла заговорить.

– Света, не обижайся, я же шучу. Проходите, пожалуйста.

Стол был тут же признан самым выдающимся в стране, гости усаживались, пришлось и Лерке ставить себе приборы, садиться вместе со всеми, раз уж тут Света, и серьёзного мужского разговора не предвидится. Мясо в духовку она уже поставила, засекла время. Из своей комнаты выбежала Лиза, покрутилась на коленях отца, перебралась к матери. Володя смотрел на них долгим непроницаемым взглядом. Лерка, наклонившись к дочери, сказала ей на ушко:

– Лизунчик, не надо взрослым мешать. Давай мы с тобой на кухне перекусим! А с папой ты потом поиграешь, он сейчас занят, ему нужно с гостями поговорить.

На кухне Лиза поклевала салат, выпила тёплый чай и, забрав с собой яблоко, пошла в свою комнату, по пути завернув к отцу, чтобы опять прижаться к нему. Сергей, погладив по голове, развернул её к двери.

Разговор за столом напоминал игру в волейбол: кто-то задавал тему, кто-то отбивал подачу, порой подкручивая ответный мяч. О рыбозаводе говорили как будто вскользь, необязательные вопросы, такие же ответы. Похоже, серьёзно обсуждение воспринимала только Света, пытавшаяся рассуждать со знанием дела о развитии завода. Геннадий Павлович периодически трогал её за плечо, пытаясь остановить, но она всё продолжала и продолжала говорить.