И однажды, серым туманным осенним утром, когда внутренний дембельский метроном уже начал отщёлкивать долгожданную стодневку до приказа, в спящую казарму ворвался дежурный, выкрикнув их с Толяном фамилии: «Баранников, Сибирцев, подъём! Срочно в конвой!» Недовольно ворча, они выбрались из кроватей и, одеваясь, поинтересовались, что случилось. Дежурный пожал плечами:

– Да хрен его знает. Шухер опять в зоне. На ночном дежурстве в пищеблоке зашибло кого-то, труп повезёте на базу в морг.

Толик тёр глаза и недовольно ворчал.

– Ну, ваще обалдели. Трупу-то какая разница, на час позже его увезут, или до подъёма…

Володя молчал, он был абсолютно уверен, что в морг они повезут Алёну. Они получили оружие, сухпаёк и забрались в автозак, в одном из отсеков которого уже лежало замотанное в казённые одеяла тело. Машину нещадно мотыляло на грунтовой дороге, Толик, громко матерясь, пытался что-то съесть. А Володя курил, уставившись в окно и избегая смотреть внутрь салона, пытался понять, чувствует ли хоть что-то, словно бродил по тёмным улочкам и закоулкам своей души и всё время натыкался в темноте на стоящую на пути Алёну…

В райцентре, где по обе стороны разбитой улицы возвышались такие же полуразвалившиеся бараки, как вдоль зоны, да пара кирпичных пятиэтажек, автозак тормознул у небольшого здания на задах той самой гарнизонной больницы, которая была его пристанищем больше двух месяцев. Он понял, что пытался здесь укрыться от мучивших его всё это время мыслей. Круг замкнулся. Моргом.

Толик долго стучал в запертую железную дверь. Звуки ударов гулко отдавались внутри помещения. Они уже отчаялись увидеть хоть кого-нибудь, когда в двери щёлкнул замок, и на пороге, качаясь, возник лохматый, серый с перепоя мужик. Он громко икнул, расточая вокруг запах перегара. Стоявший у двери Толик сморщился.

– Вот ни фига себе шмурдячок… Слышь, мужик, патологоанатом где?

Мужик приподнял брови, приосанился.

– Ну, я. Надо чего?

Толик удивлённо осмотрел его с ног до головы, недоверчиво спросил:

– Чё, в натуре? Охренеть. Труп с зоны привезли на вскрытие. Санитаров зови, забирайте.

– Какие санитары, юноша? – Мужик расплылся в улыбке. – Давайте, ручками, берите, несите в секционную. Сами, сами…

Развернулся и пропал в темноте коридора. Толик с Володей переглянулись и пошли к автозаку. Водитель уже открыл заднюю дверь и курил рядом, присев на корточки, прямо как зэк. Помогать им он категорически отказался.

Парни выволокли замотанное тело, перехватили его и понесли, стараясь не думать, что несут. Автоматы, висящие на плече, мешали идти, били стволами о бёдра, да ещё Толик говорил, не переставая:

– Ну, твою мать, тоже мне, армия, трупы какие-то таскай, ещё и разделывать сейчас заставят, не дай бог… Когда это кончится всё… Вот чесслово, неделю пить буду, чтобы забыть и не вспоминать никогда в жизни…

– Толян, хватит, а? Без тебя тошно…

– А мне не тошно? Эти суки там отношения свои сучьи выясняют, а мы их тут таскай…

В конце тёмного коридора был виден квадрат света, в дверном проёме стоял врач в заляпанном тошнотворными пятнами халате. Он жестом указал им на огромный металлический стол, они водрузили тяжеленный свёрток и развернулись к выходу.

– Куда? – Патологоанатом, казалось, наслаждался происходящим. – Одеялки-то снимайте, забирайте с собой. Вещи казённые, подотчётные.

Опять ворча вполголоса, Толян начал разворачивать свёрток, оглянулся, мол, чего ты, Вован, помогай… Откинув последний угол, Володя посмотрел и отвернулся. Это и вправду была она. Обнажённая Алёна со спокойным, безмятежным лицом. Идеальное тело, без единого синяка или раны. И ни одной татуировки! Врач щёлкнул языком, накрутил на пальцы без перчаток белокурый локон.

– Хороша… ну чисто богиня греческая! Есть, с чем работать…

Володя почувствовал, как к горлу подступает горячий комок и бегом бросился к выходу. Его долго насухую выворачивало за углом. Разболелась голова. На слабых в коленях ногах он вышел к машине. Рядом с ней прямо на траве сидели врач с Толиком и пили из стаканов мутную жидкость.

– Ну, – провозгласил врач, – Не чокаясь, за упокой, так сказать. – Выпил, стуча зубами о кромку стакана, утёрся и, налив новую порцию, протянул его Володе. – Давай, парень, надо, самогон хороший, сам гнал…

Он выпил невероятно воняющую жидкость, закашлялся и опять побежал за угол…

А потом он сидел с закрытыми глазами в салоне автозака. Голова больно билась о переборки. Он не чувствовал боли. Только недоумение – почему он оставил её там, наедине с этим пьяным мужиком в заляпанном кровью халате и с грязным скальпелем в руках. Тошнота опять подкатила к горлу, он согнулся. Всё тело ныло, как после побоев на первом году службы.

Через несколько дней Толян сообщил ему на ухо (вот откуда он всё знал?), что по официальному заключению Алёна погибла в результате несчастного случая – ей на голову упала тяжеленная крышка тестомеса. Перелом свода черепа, несовместимый с жизнью. Он молча выслушал и кивнул. Всё было понятно.

Давным-давно он вернулся домой, занимался чем-то, пытался работать, фарцевал, играл в картишки. Много пил, пытаясь сбросить ненужную обузу воспоминаний. Однажды кто-то предложил на водочку глотнуть таблетку, он не отказался и почувствовал, как его отпускает.

Поздним ноябрьским вечером (сколько раз потом он проклинал его!) Ренат привёз в съёмную мансарду ту, о которой говорил уже несколько дней. Слушая его, Володя представлял себе роскошную тёлку, во всяком случае, Ренат отзывался о ней примерно так. Но порог квартиры переступила испуганная и слегка растерянная девчонка с жёлтыми, как у кошки, глазами. И бесконечная череда похожих друг на друга «машек» осточертела вмиг.

Он разговаривал с ней, она что-то отвечала, избегая встречаться с ним взглядом. А, впрочем, этого уже и не надо было. Больше всего ему хотелось подойти к ней сзади и опустить руки на плечи. Он так и сделал. Она вздрогнула и медленно повернула к нему лицо…

И воспоминания об этом вечере давным-давно слились у него с полушёпотом магнитофонной записи:

Он слышал её имя – он ждал повторенья;

Он бросил в огонь всё, чего было не жаль.

Он смотрел на следы её, жаждал воды её,

Шёл далеко в свете звезды её;

В пальцах его снег превращался в сталь…12

Экран телевизора давно погас, он и не заметил, когда. Володя закрыл глаза, пытаясь уснуть, но вдруг резко и требовательно зазвенел телефон.

Северореченск

Телефон зазвонил в пять утра. Лерка с трудом выпутывалась из сна, в котором было очень тепло, тихо и спокойно, а резкий звонок прервал это блаженство. Ещё находясь в вязкой пелене сна, она услышала, как Сергей, сев на постели, громко сказал:

– Да. Слушаю. Когда? Где? Подробности есть? Я понял. Да. Сегодня. Скорее всего, после обеда. Прямого рейса нет, будем на перекладных добираться. Всё. Звоните каждый час, докладывайте. Белозёрову позвонили? Летит? Понял.

Набрал номер.

– Валера, извини. У нас форс-мажор. Срочно узнай, куда первый рейс? В восемь на Москву? Сейчас же заказывай два билета туда, и сразу стыковку до Города на ближайший! Любой. Машину мне на 6.30. Нет, с Сибирцевым. Давай, спасибо.

И ещё один звонок.

– Вовчик, вставай, собирайся. Я за тобой заеду где-то в 6.45. Летим в восемь на Москву. Ядрихинского грохнули. Нет, всё потом. Сам толком не знаю, минут через сорок Денис отзвонится, первые новости расскажет. Всё, просыпайся.

Лерка нащупала рукой халат, кое-как заставила себя подняться, молча пошла на кухню варить кофе. Глаза с трудом привыкали к яркому свету. Щурясь, достала турку, поставила её на плиту. Сергей уже был в ванной. Она сварила кофе, достала из шкафа дорожную сумку, начала собирать вещи, много ему не понадобится – дома в Городе у него есть всё.