Закрыл папку с надписью "Георгий Романович Царьков". Бросил ее к девяти таким же на столе. Прямо передо мной стоит портрет в рамке. На нем девушка в ошейнике крупным планом. Провел пальцами по ее волосам, затем по губам. Она смеется. Это был последний день, когда она смеялась. Однажды отправив ее в салон красоты, я пригласил специалистов, которые установили скрытые камеры по всему дому. Я был на работе, Марина смотрела комедию, камеры фиксировали каждое ее движение. На следующий день мы поехали в клуб, и ночь в нем изменила нашу жизнь. Недавно я понял, что был счастлив только тот месяц, что она жила со мной. Последние четыре с половиной года я жил ради мести. Их было десять.

"Десять негритят решили пообедать…

…И вот один — несчастный, одинокий.

Последний негритенок посмотрел устало,

Повесился, и никого не стало."[1].

Восемь мужчин и две женщины. Я был одиннадцатым. Себя я ненавидел сильнее всего, хоть и понимал, что меня опоили чем-то. Я должен был сразу понять, что Гошка и его друг Арсен что-то задумали, должен был понять и увезти Марину. Но я этого не сделал, пока не стало слишком поздно. Моя девочка пострадала очень сильно. И физически, и морально. Она была не просто избита и изнасилована, и не раз. Были порезы, ожоги, проколы и тату. Малышка была без сознания, когда я забрал ее, когда же пришла в себя, сразу потеряла сознание только от моего прикосновения. Обработав до конца все ее ранки, я завернул ее в плед, и оставив на заднем сидении машины, гнал домой, не глядя на спидометр. Дома лучше не стало. Марина пришла в себя в моей комнате, забилась в угол за кровать и волчонком смотрела оттуда на меня, тихонько подвывая. Как только я протягивал к ней руку, или делал шаг в ее сторону, у нее начинались судороги, панические атаки, или же она вовсе теряла сознание.

Выйдя тогда из своей спальни, я позвонил знакомому психиатру, и обрисовал ему всю ситуацию.

— Есть у меня одна знакомая, которая может помочь. Она сама пережила насилие, поэтому помогает именно женщинам, попавшим в такие ситуации. Но она сейчас в Москве живет.

— Адрес, телефон есть? — в тот момент я был готов отвезти Марину даже за границу, если ей там помогут.

Позже созвонился с Аллой Сергеевной и пошел выполнять ее указания. Таким образом, усыпив Марину, я отвез ее в Москву, в частную клинику Аллы. Сам же я вернулся в тот город, где все случилось, и начал собирать информацию на тех, кто должен был ответить мне за состояние моей девочки.

Четыре с половиной года я охотился и мстил. Преступник ли я? Да, с точки зрения закона. На мне десять загубленных жизней, даже двенадцать, если считать Марину и меня самого. Через Аллу я передал Марине крупную сумму денег, на которую она смогла начать новую жизнь в Москве вместе с поправившейся мамой. Для себя я твердо решил, что пока не будет покончено с ее обидчиками, я не буду искать с ней встречи. Вот уже месяц мы живем с ней в одном городе, и мне даже дышится легче.

Самыми первыми, в дтп погибли две девушки, девятым был Арсен, и сегодня повесился Гошка, который все и придумал. Он первым увидел Марину, и захотел ее, а Арсен нашел наркотик, которым опоили меня. Чувствую ли я себя выноватым в их смерти? Нет. Я виноват только в изломанной жизни Моей Маленькой Малышки-Маришки. Для чего я собирал весь этот материал на этих ублюдков? Хочу, чтобы Марина меня простила. Теперь время пришло.

[1]-стих Агаты Кристи "10 негритят".

МАРИНА.

— Маришк, ну ты чего в самом деле теряешься? Образование и стаж позволяют тебе занять эту должность. Ты только представь, зарплата выше твоей в три раза. А какой он мужчина! Если бы не мой Игорь, я бы сама его захомутала, — рассмеялась подруга, по совместительству, секретарь генерального.

А сватала она мне его зама. Он только сегодня занял должность, и сразу начал искать личного помощника. Мы с Олей сидели в нашем любимом кафе "Рандеву", напротив офиса. К счастью для нас, тут кормили вкусно и недорого, поэтому, обедали мы всегда в нем, не утруждая себя поисками чего-то нового. Оля разрезала котлету, поэтому не заметила, как меня передернуло от ее слов, что найду себе мужчину. Столько лет прошло, а я все еще не могла перебороть в себе отвращение от чужих прикосновений. На работе все наперебой сватали мне своих братьев, соседей, коллег, и просто знакомых, я же пока виртуозно избегала новых знакомств с мужчинами, рассказывая всем про Сашку. Потом даже надела кольцо обручальное на безымянный палец правой руки. Женщины отстали, а вот мужчины посчитали своим долгом соблазнить меня, причем чуть ли не пари заключали, кто первый. Но после того, как я приложила одного электрошокером, а другому пшикнула перцовым баллоном в глаза, желающих поубавилось. Так и прилипло ко мне прозвище Снежная Королева или Снежинка. Хотя, знаю, за глаза называли похлеще. Но это их проблемы, королевам ни до кого нет дела, кроме короля.

— Так вот, Мариш. Я запросила в кадрах твое дело, и подсунула Маку его самым первым. Так что будь готова, после обеда у тебя собеседование.

— Оля! Что ты сделала! Зачем?

— Не спорь, подруга. Будем сидеть в соседних кабинетах. Или и вовсе рядом. Кабинет Мака еще ремонтируют, и он расположился вместе с моим.

— Оля, — почти прошептала я устало. Если Оля что-то решила, переубедить ее бесполезно — прет, как танк.

— Ну что Оля? Я уже тридцать лет Оля. А тебе уже хватит сидеть на своей статистике, скоро заплесневеешь вместе с теми старыми перечницами, что там обитают. Лучше расскажи, как там Сашка.

Оля знала, чем отвлечь меня от плохих мыслей, о Сашке я могла говорить часами, и это всегда поднимало мне настроение.

С Олей мы познакомились через пару месяцев после моего приезда в Москву в клинике Аллы Сергеевны. Оля навещала там свою младшую сестру. Как позже призналась подруга, она привыкла заботиться о младшей сестре, и когда та уехала домой к маме в Саратов, она перенесла на меня всю свою нерастраченную любовь. Детей у них с мужем не было, потому что ее Игорь не хотел их, а Оля любила мужа и во всем слушалась его. Сказал "аборт", и Оля побежала делать аборт. Я вдруг вспомнила, как сидела на коленях перед Хозяином, с хвостиком в попе, с ушками на голове, и ошейником на шее, он гладил меня по щеке своей твердой рукой, направляя мой рот к своему паху. Потом он отбросил стек к двери, и велел мне принести его в зубах. Его "Принеси!" звучало как "Апорт!" И я на четвереньках, как настоящая собачка ползла к двери, потом к хозяину, неся в зубах его любимый стек. От воспоминаний меня передернуло от омерзения. Но, Боже! Что это? Я? Нет никаких сомнений, что между ног стало влажно. И нет никаких сомнений, что это из-за Хозяина. До сих пор теку, как сучка, вспоминая изгиб его губ и властный голос. Я так и не узнала его имени. Уверенна, что Алла знает, но мне не скажет.

— Так, подруга, пора возвращаться, у тебя через пятнадцать минут собеседование. Как раз есть время привести в порядок свою мордашку, припудрить носик, и снять колечко. Ему тридцать семь, но он до сих пор холост. Уверена, он ждал все это время именно тебя, — звонко рассмеялась Оленька, я же лишь покачала головой, горестно вздыхая.

МАКАР.

На столе передо мной лежало три папки с личными делами девушек, которых подобрала для меня Оля, секретарша Сергея. Она хочет сказать, что никто из этого большого коллектива не соответствует моим запросам, которые я ей озвучил утром? Что ж, посмотрим. Открыл первую и чуть не отшвырнул от себя. Коростелева Марина Александровна. Да что ж за напасть такая! Везде эти Марины Александровны. Сердце итак давило от того, что не могу найти мою девочку уже второй месяц, а тут еще и почти полная ее тезка будет напоминать мне о ней каждый день. Алла сказала, что потеряла связь со своей пациенткой, как только та выписалась из клиники. Мариночка, куда же ты сбежала от меня, девочка моя голубоглазая? Уже закрывая личное дело неизвестной мне Марины Александровны, одновременно отпивая кофе из чашки тонкого фарфора, боковым зрением увидел фото и поперхнулся. На меня смотрела моя потеряшка.