– Ну и беги.

Самый бойкий мальчик, ростом ниже всех, но при этом прослывший тем ещё смельчаком, громко прокричал в след трусишке и посмотрел на дом с лепнинами.

– А ты что всерьез туда хочешь пойти? – мальчишка с лицом, усыпанным веснушками, аж рот приоткрыл, восторгаясь смелостью товарища.

– Вместе пойдем.

Решимость поубавилась у всех четверых ребят, стоявших перед зданием, в котором давно уже никто не жил.

– Смотри!

Повинуясь другу, указывавшему рукой в сторону торца, ребята оторопели. В окошках шпиля загорелся свет.

– Быть такого не может, – заводила компании попятился назад, а его примеру последовали и товарищи.

По улице разнесся топот ног убегавших детей, а окна шпиля снова погрузились во тьму.

Полумрак ежедневно захватывал власть над пространством тихой квартирки, будто прохаживался по комнатам и коридорам. И ему было, чем заняться. В доме, где нашла пристанище мебель разных годов и стилей, почиталась память. На стенах комнат висело множество портретов. Преимущественно женских, что вполне могло нравиться полумраку. Но он не отличал людей и их лиц. Он обязан был проявлять оскорбительное безразличие.

Хозяйка квартиры знала, как бороться с полумраком: для этого достаточно было немного света. Борьба света с темнотой, разыгрывающаяся перед её глазами каждый вечер, приобретала особое значение, сопряженное с приближением к пониманию едва ли не истины. Одной из их бесчисленного количества. Свет показывает истину – тьма скрывает детали. Но и свет, и тьма необходимы. Они ведут вполне четкую игру для понимания наблюдающего человека. Разве что, свидетель этой игры не удосуживается понять, что происходит.

Мишель отпила глоток травяного чая из большой чашки, с одной стороны покрывшейся маленькими трещинками. В приметы она перестала верить: с возрастом многие страхи отпадают за своей ненадобностью, а потому продолжала сохранять верность тому, что приближалось к состоянию негодности.

Полумрак нагло расхаживал по дому, указывая человеку на необходимость задуматься об отдыхе.

– Я не вру! – в детском голосе сквозила неподдельная обида на материно недоверие. Она всегда вела себя с ним таким образом. И только с ним.

– Наказан будешь.

– За что? – белобрысый мальчишка не сдерживал слез.

– За ложь.

Дверь в детскую комнату отворилась резко, рискуя соприкоснуться со стеной.

– Сколько можно кричать на весь дом? – вошедший мужчина имел заспанный вид, а ярость за прерванный сон не успела всецело охватить его разум.

– Кто-то же должен воспитывать этого оболтуса? – женщина с укором посмотрела на мужа.

– А кто-то же обязан на работу ходить? – мужчина не остался в долгу.

– Должен! – женский голос звучал так, что всем присутствующим стало понятно, что скандал неизбежен.

– Что произошло? – осознав, что желание отправиться подремать окончательно его покинуло, мужчина уселся на краешек детской кровати, уставившись на сына.

– В том доме, что стоит в конце улицы, сегодня загорелся свет, – мальчик с воодушевлением принялся рассказывать отцу о произошедшем инциденте.

– И что? – отец мальчишки не понимал, чем данный факт вывел из себя жену.

– Какой свет? – женщина снова принялась кричать. – Хозяин дома уже не одно десятилетие, как пропал без следа. Не живет в том доме никто.

– Так может бездомные проникли туда? – мужчина смотрел на жену так, словно та несла околесицу.

– Туда никто не забирается. И ты знаешь почему. Не мне тебе пояснять, – Наталья не могла поверить, что муж с легкостью забыл то, что следовало помнить и, без сомнений, всегда.

– Оставь сына в покое, – Валентин поднялся с кровати и направился к выходу: он не хотел снова ворошить прошлое.

– Видишь, опять отца расстроил, – мать полосонула грозным взглядом сына и поспешила следом за супругом.

Восьмилетний мальчик подошел к окну, чтобы рассмотреть видневшийся среди зданий шпиль таинственного дома.

Город распластался перед балконом квартиры, в которой обосновалась приверженка осмысленного образа жизни. Сожалела она лишь о том, что с долей опоздания отыскала дело, позволявшее реализовываться личностно и прилично зарабатывать. Впрочем, возраст воспринимался всего лишь цифрой. И это была одна из причин, почему она дистанцировалась от окружающих людей – они не позволяли освободиться от якорей в виде психологических стереотипов. Как она полагала, те прилично портили жизнь, сказывались на здоровье и внешности.

Закат позировал для единственной зрительницы так, будто он никогда не случится снова. И отчасти он был прав, ибо каждый закат представляется новым, а не прежним.

Утонченные пальцы со свежим маникюром касались поручней балкона. Длинные волосы непривычного бежевого оттенка, развевались на ветру. Анастасия прикрыла глаза, погружаясь в мысленный образ воздушного города. Его она создала собственными усилиями, практически по кирпичику, выстраивая немногочисленные изысканные здания, окруженные высокими деревьями, среди которых отдыхали тучи. В этом городе она была хозяйкой, свободно перемещавшейся по домам и улицам. В городе жили такие же люди, как она: образованные и талантливые. Только таким людям отводилось место в её мире. Не только выдуманном.

Из иллюзии, необходимой для защиты воображения от повседневности, Анастасию грубейшим образом вырвали громкие голоса соседей, проживавших с ней на одном этаже. Каждую неделю супруги оглашали округу своими криками.

Вернувшись в комнату и захлопнув балконную дверь, Анастасия устроилась за письменным столом, чтобы набросать текст рекламного поста предстоящего тренинга. Она не верила в его стопроцентное воздействие на целевую аудиторию. Против неё выступало общество с изжившими устоями. У неё получилось от них избавиться, у большинства современников – нет. Отчаиваться она не собиралась, ибо все делала в первую очередь для себя.

Ему не хватало чего-то, что безнадежно застряло в прошлом. Настоящее заполучило эгоистичные черты, а он желал видеть в людях доброту. Все реже на улице встречались лица, располагавшие к диалогу, а в глазах и вовсе ощущалась надменность, либо раздражение.

Из-за преображения окружающих людей ему доводилось после утомительного трудового дня отправляться в свой одинокий дом. Он и не рассчитывал на то, что кто-то захочет разделить с ним скромное пространство. Евгений и сам был под стать своему дому, нуждавшемуся в ремонте ещё десять лет тому назад. И каким следовало быть обычному электрику ЖЭКа? Он привык к своему образу, а девушки его чурались. Он не умел, и не во что было одеться стильно, усесться за руль мало-мальски приличной машины, а самым обидным было то, что не имелось смелости потребовать от женщин исполнять его капризы. Внутри Евгения снова вскипала ненависть к состоятельным людям и красивым женщинам. Они испортили мир, сделав его комфортным только для таких, какими были сами.

Приблизившись к своему одноэтажному дому, окна которого чрезмерно низко располагались над землей, он ещё сильнее расстроился. Избалованные деньгами и комфортом особы точно не пожелают войти в двери такого жилья. А ему приходилось.

Трамвай с характерным грохотом пронесся вдаль, будто норовил опередить грозовую тучу, медленно наползавшую над центром города. Вопреки прогнозу погоды мужчине захотелось пройтись по улице, мощенной булыжником. Дорога напоминала ему о проведенных месяцах в Италии. Глухая осень заставляла сожалеть о том дне, когда он надумал вернуться в родные края. Ничто не сглаживало сожалений так, как улица, вымощенная не убиваемым временем булыжником. И туча, придававшая темных оттенков световому дню, не уменьшала силу этих ощущений.