– Пока нет четкого ответа. Первые симптомы – подкожные уплотнения в районе шейных и подчелюстных лимфатических узлов, головная боль. У одного из зараженных было носовое кровотечение. Но пока не могу отнести это к явному признаку. Дыши спокойнее, дай системе сделать свое дело. В двух случаях капсулы зафиксировали угнетение ЦНС (центральная нервная система). Пока так. Больше ничего сказать не могу. Ни инкубационного периода, ни типа переноса. В медотсеке даже пока не выделили возбудителя.

Желе, залившее меня по самый нос на время обследования с тихим хлюпаньем втянулось в фильтрующую систему, оставляя неприятное эфемерное чувство липкости по всему телу. Передергивая плечами и растирая кожу, выбралась из капсулы.

– Твои показатели в норме. Только пульс высоковат.

– Но я все равно на карантине.

– Да. Как и все. Перемещаться могут только некоторые медики, пилоты и еще несколько ответственных. Не завидуй.

– Ты сказал, что некоторые этажи обработаны. Там инфекции нет. – Натянув платье, посмотрела на халат и откинула обратно на стул. Кто знает, сколько продлиться мой карантин. Может, мне две недели предстоит только этими двумя предметами гардероба пользоваться. И одним комплектом белья.

– Нет тех штаммов, которые мы знаем. Этот система не опазнала.

– Сумудин, все плохо?

– Пока я не знаю, насколько и для кого вирус опасен. Скорость распространения в организмах и между ними. Каким мутациям может себя подвергнуть в условиях Парадокса. Пока все не слишком радужно. Но мы готовимся к тому, что скоро будет плохо.

Пытаясь не дрожать, обняла себя за плечи. Мы помолчали пару минут, размышляя над текущей ситуацией.

– Могу чем-то помочь?

– Да. Следи за показателями Селены и женского блока. Девочки все заперты в своем отсеке, полная изоляция. Со вчера контактов у них не было. Вместе с ними на месте оказались пятеро из мужчин, так что там все в порядке. А вот Лени у себя одна. И к ней пока никого не пущу. Так что мы с Нарином просим присмотреть за ней. Сейчас подсоединим сквозные точки, и сможешь с ней напрямую общаться. Я ей оставил анализатор и аптечку. Так, у меня осталось пара минут.

– Случилось что-то?

– Настраиваем медотсек и лазарет. Пока Нарин разбирался с системами, было пара минут. Давай быстро: за моим столом скрытая дверь. Открывается нажатием, там уборная и есть диван. Пара запасных комбинезонов.

– Ты тут ночуешь?

– Бывает, что так. НА планшет тебе скинул протокол. Ознакомься. И Нарин соединяет вас с Лени. Проверь.

Оглядевшись кругом, на месте искусственного иллюминатора увидела изображение каюты Селены. Самой оджи видно не было.

– Все, Ольса. Мне пора.

– Береги себя, Сумудин.

– Не переживай. Я еще столько всего хочу попробовать с тобой в постели, что от меня так просто не избавиться,– сердце сладео екнуло не смотря на стуацию вокруг.

Сумудин.

Кровавый кашель. Пять человек через сутки после обнаружения инфекции захлебнулось собственной кровью. В разных секторах корабля. Среди них были те, кто не контактировал с толонским судном. И даже не являлся контактом второго круга.

Сидя в кабинете Нарина, работая удаленно, пытаясь выцепить вирус, до боли сжимал челюсти. Сектора были совершенно автономны. Даже система вентиляции разделялась на восемь блоков. Как? Как эта зараза попадает в закрытые части?

Голова разболелась внезапно. Просто в какой-то момент понял, что больно смотреть на экраны. Глаза ощущались сухими, пекущими. Пробы крови, слюны, кожи… на мониторе были сотни образцов. Мои ребята, следуя протоколу, в автономных костюмах, продолжали работать, пытаясь как-то остановить распространение и облегчить состояние тех, кто уже однозначно подцепил заразу.

Ничего удивительного в том, что я заболел, не было. Проведя несколько операций, в том числе повторную, непосредственно контактируя с пострадавшими, было просто невозможно не попасть в число больных. Единственным вариантом было надеяться на невероятную силу иммунитета. Но с учетом произошедших с моим телом изменений… не в этот раз.

– Как себя чувствуешь? Только честно, – повернув голову в сторону Нарина, чуть более бледного и встревоженного, чем обычно, обратил внимание на влажный блеск глаз и темные тени на скулах. Можно было бы списать все на усталость и волнение, не чувствуя я себя так паршиво сам.

– Догадался? Не могу сказать, что очень погано. Болит голова и глаза пекут. В остальном почти норм.

– Осложненное дыхание? Температура?

– А то бы тебе система не доложила, поднимись у меня температура, – друг щелкнул пальцами по анализатору, четвертый день прикрепленному к его груди и постоянно отсылающему основные показатели на мой планшет. – Сам как?

– Примерно так же. Когда понял?

– Часов пять, – Нарин сверился с кивером, кивнув. – И не шипи. Стало бы хуже, сообщил бы. Тебе и без того дел мало?

– Да уж хватает. Трое умерших и пятеро в бессознательном состоянии.

– Не нашел?

– Нет, – от бессилия хотелось скрипеть зубами и биться головой о панель с импульсной жидкостью.

Мы сидели в одном кабинете за разными столами, каждый перед десятком экранов. Нарин выстраивал курс корабля так, чтобы мы двигались в сторону ближайшей крупной базы, вешая на судно все необходимые карантинные вешки. Нужно было довести каждую из систем до такого состояния, чтобы все работало абсолютно автономно. Для этого всюду, начиная от теплиц и систем очистки воды, до пищеблока и системы восстановления корпуса, вводились аварийные протоколы.

На одном из экранов висело изображение поврежденной части корабля. Маленькие проворные роботы уже залатали 48% пробоины, судя по данным компьютера. Техникам приходилось работать удаленно, что замедляло процесс, но дело так или иначе шло. Вот только такая дыра делала невозможным гиперпрыжки, сбросив нашу скорость до критических оценок. Единственным радостным моментов во всем происходящем было только отсутствие толонских истребителей на горизонте и не самая быстрая скорость распространения инфекции. Может, нам хватит времени, чтобы поймать эту вирусную клетку, чтобы уничтожить заразу.

Большая часть экранов отображала разные системы, топливный отсек и прочие участки. Но было несколько изображений, удручающих больше всего. Пустые каридоры, стерильно-чистое пространство пищевого блока. Белые стены транспортных отсеков. Пусто и тихо. Словно больше никого и не осталось.

– Девочкам не скажем, – переведя взгляд на свои экраны, снова потер глаза. Трехмерная схема Парадокса висела чуть сбоку. Красным обозначались точки, где симптомы заболевания обнаружили себя. Зеленым светились участки, находящиеся под вопросом. Кривясь, добавил к общим данным точку нашего кабинета. Теперь получалось совсем непонятно. Инкубационный период этой заразы не поддавался никаким правилам. На каких поверхностях она живет? Как быстро развивается в теле? Как попадает?

Мне бы выделить хоть одну клетку….

– Не скажем. Пока что, – сидя спиной, я слышал, как Нарин скрежетал зубами. До тошноты хотелось жить. Рвать волосы и выкручивать руки. Вот только противник был невидим и я пока ничего, НИЧЕГО не мог с этим поделать. Бессилие съедало заживо.

– Сумудин, дай мне доступ к схемам корабля, пожалуйста. Мы с Селеной просмотрим тоже. Бывает, что тот кто не разбирается, находит ошибку или закономерность быстрее того, кто знает принцип, – хриплый, чуть нервный голос Олься без приветствий и предисловий.

– Вам время спать, вообще-то, – мы связывались часа три назад, обсуждая ситуацию и проверяя состояние дарьё. Все происходящее уже сейчас казалось одним длинным-длинным, нескончаемым днем.

– Да, я подремала. Лени еще спит. Я вон ее вижу в «окно».

– Она перебралась на диван?

– Да. Говорит в спальне ей страшно, а так словно мы вместе, – голос Ольсы чуть дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. – Дадите доступ?