Рики схватил куртку и бросился на улицу напроч забыв надеть ботинки.
Ч4.
Неведомый перст фатума указал на деревню Роджер и начал выжимать из него соки. Каждый старик, каждый взрослый и каждый ребёнок ощутил на себе давление извне. Здесь люди успели привыкнуть к размеренной жизни, им требовалось к ней привыкнуть. А’Элин оставляет незаживающие шрамы на душе, и они старались отгонять пагубные мысли, пытались объяснять всё рациональностью.
Осень, предвечная спутница зимы, начала своё пиршество, её роль в спектакле жизни в том чтобы пожать плоды лета и подготовить землю к прибытию сестры. Жизнь покидала сорниковую траву, некогда спелые, но несобранные плоды сгнивали отдаваясь циклу, а листья начинали покрываться золоченой кромкой.
Люди знали, на каком-то из подсознательных уровнях, что именно осень виновна в их плохом настроении. Зверь внутри трепетал перед страхом морозов и рвался наружу. Где-то внутри он взывал броситься в тропические края, туда где греет солнце, там где плоды не успевают сгнить. Туда где зима не тронет их хрупкие тела, ведь тела их по настоящему хрупкие, там где может быть лучше чем тут. “Может” для этого зверя равняется “будет”. И люди знали этого демона, знали и боролись с желаниями. Рациональностью.
Но в том невидимом саване судьбы над их головами смешивалось отнюдь не рациональное. Кошмары закрадывались в их головы ночью, кому-то больше, кому-то меньше, но все их видели. И не говорили о них. Забывали, или старались забыть. Эта была их ошибка.
Они винили “осеннюю хандру”. Каждый год она приходила с последним вырванным из земли урожаями и уходила с первым снегом. Она была болезнью маленьких деревень и маленьких городов. Те кто большую часть года проводил в работе на полях сейчас предавались скуке. И винили ее. В этом году она была особенно сильна.
А как рационально объяснить нож в руке у десятилетнего ребёнка? Если ли для этого причина в осени? Или же это та сила, невидимая и управляющая человеком в секунды слабости?
Глава 5. Ночь.
Ч1.
Ступни Рики изранились в кровь, но боль в ногах не могла сравниться с той что в боку. Он бежал сломя голову по ночному Роджеру. И ночь его радостно приветствовала. Тени вздымались под лунным светом и в них он видел красные глаза преисполненные злобой. Тени от деревьев, от домов и заборов сливались в один причудливый строй солдат намеренных тебя убить. Их алые взгляды с земли устремились вверх, смотрели на него и пожирали собственной злобой окружая маленького мальчика. Знания проходов и коротких троп потеряли всякий свой смысл, Рики видел лишь страх облаченный в черное впереди, и страх в виде его брата сзади. Нож блистал под лунным светом и разгонял тени. Солдаты расступались перед своим генералом, кланялись и бросали приветствия. Тут он был боссом и они должны ему подчиняться. Физический нож ударит больнее бесформенного солдата леса.
Рики пытался кричать, но не мог, ком в горле душил и наказывал за каждый преодолевший метр.Легкие рвало, шаги пели болью и отдавались скошенной походкой в бок.
Заборы, новые дома, вновь заборы, черные деревья, всепоглощающая черная бездна жухлой травы.
И он бежал, бежал в раскрытые алые рты, сквозь напитанные злобой глаза. От брата. К другу.
Ч2.
Она долго ждала этого дня и хотела выглядеть потрясающе потрясной. Сердце билось и ее рука дрожала.
Но этот день должен быть самым лучшим!
Вздохнув и собрав все свои силы она сосредоточилась на зеркале и на своих волосах. Волосы не хотели поддаваться и она нажимала на расчёску сильней.
– После сна так тяжело делать причёску, будто корова лизнула, ей богу!
Она ворочилась и они сбились в клубок шерсти неизвестного досели животного. С каждым проходом вырывая маленькие клочки.
– Вот так. Так лучше. Ровнее и станет лучше. Да.
Выдвигается нижний шкафчик стола и из него она достает кусочек угля.
– В тон волосам должны быть и глаза!
Она закрывает одно веко и проходиться по нему. Потом второе.
– Цвет нечёткий! Надо лучше!
Жирной чертой уголь проходит по всему лицу.
– Слишком много! Меньше! Я сказала меньше.
Она слюнявит палец и пытается смыть часть, делая ее нос похожим на одно черное пятно.
– Мой дорогой, ты ведь не будешь злиться за такой небрежный макияж? Да-да. Он не будет. – Говорит она шепотом слушая ответы тишины.
Она даст ему больше чем милое личико. Она даст ему всю себя. И в их момент лицо её будет неважно.
– Ты, прав. Будет важна лишь моя фигура.
Она чувствует себя легче перышка и подлетает в пируэте к невероятно высокому шкафу. Дверцы открываются с такой же лёгкостью и она видит свои платья. Но они ещё лучше и их больше! Очень много новых платьев! Они блестят и переливаются её любимыми цветами. Всеми цветами наполняющий этот бренный мир. В пустоте и в черноте они сверкают светом тысячи солнц.
– Ты же порвешь его, так? Тогда хочу чтобы порвал моё любимое. Это будет нашим знаком любви.
Длинное шелковое платье скользит в ее руках и красная крапинка на подоле сверкает цветом крови.
– Бени! Бени! Ты ведь любишь алый, да?
Дом наполняется её нежным голосом. “О мой любимый, о мой дорогой. Сегодня мы с тобой…”. Ветер из раскрытых окон создает музыку насвистывая в такт песне между половицами и дверными проемами. Дерево хрустит и скрежечет. “Под златом девы…” Мама и папа спят. Они не слышат её оду юности и уходящему лету. Их зима уже пришла.
– Они бы помешали мне! А так нельзя! Этот день наш!
Ветер подталкивает вперёд. Она чувствует его силу. И она… летит, как всегда хотела.
– О Бени! О мой любимый, верный Бени!
Бритвенно острые ножницы Баа сверкают под светом луны. Она их не отпустит! Нет! И не выронит! Дважды нет! Ласковые и мягкие тени смыкают руки в пустоте.
– Сегодня я буду твоей плохой девочкой, а ты мои плохим мальчиком…
И свист Ее песни, вновь. И ветер. Много жесткого, холодного ветра.
Ч3.
Ники заполз под кровать. Он сидел на брате и хотел его убить! А нож теперь под комодом, и он ждёт. Ники знает что ждёт, видит как он смотрит и движется столь медленно что обычный человек не заметил бы. Но Ники видит! Видит как он смотрит и как желает напиться кровью, вспомнить свое прошлое. То о котором говорил папа. Он же был хорошим охотником. А его сыновья… слюнтяи и девочки. Им никогда не стать мужчинами. Не без него. Не без ножа.
Ники не плачет. Ему нельзя плакать. Вздохи и всхлипы привлекут ЕГО. Того что стоит за приоткрытой дверью. Скрюченного под потолком высокого человека без тени, но тенью являющегося. И того что с каждым часом все больше и больше растягивается по полу ровной тьмой. Подбираясь к заветной вещи. К железной, стальной, серебряной – неважно! Важно что острой!
– Возьми его первым! – Говорит кто-то сзади и Ники невольно дёргается. – Возьми чтобы они не взяли!
Ники хочет посмотреть кто говорит но не может обернуться.
– Маме одиноко одной. Ей так бывает одиноко днём. Ты что не любишь свою мамочку, Ники? – Безумную улыбку монстра можно прочувствовать в его изречениях и в мурашках на спине. Оно говорит, и говорит шепотом громче всякой грозы и грома. – Папа ведь трахает ту, с ведерками которая. А мама хотела бы тепла.
– А ей будет тепло если он будет внутри? – Спрашивает Ники спокойным тоном.
– Когда оно растечется по кровати? – Оно улыбается. – Не будь глупым Ники! – Сказало оно голосом отца. – Стань мужчиной, Ники, мама не против.
Тени за окном всё длинней, а глаза в углу всё красней.
Глава 6. Роджер.
Ч1.
Бабушка Бени заболела два года назад. Её разум начал расплываться по реке воспоминаний и часто она, не ведая где находиться, уходила из дома. Редко, но случалось так что она вставала по ночам и приходила на кухню, говорила с умершим мужем, болтала с подружками, а после и вовсе пыталась уйти. Говорила что ее ждут. Старики чувствуют близость смерти, и та звала к себе. А их мировосприятие изменилось и “настроилось” под то что было за гранью.
