Зор собрался с силами, крутанулся, изловчился и, схватив обеими руками одного из них за голову, дернул со всей силы, швырнув того через себя, с хрустом ударив о землю и тут же получил несколько ударов по телу, а по руке больно полоснуло. Он отпрыгнул в сторону, пытаясь за мутной пеленой напавшей вдруг, разобрать происходящее. Один из «серых», как их прозвал про себя Зор, кое-как пытался подняться после неожиданного броска об землю. Его действия были неуверенны и слабы, но действия его товарищей стали тоже менее уверенными и более осторожными. Чужаки были даже озадачены столь необычным противником и немного терялись. На их резких безэмоциональных лицах все же появилось некое недоумение. Они разошлись в стороны, окружая.

Орудовавший клинком, сделал резкий выпад вперед, второй прыгнул сбоку. Зор среагировал молниеносно: дернулся немного в сторону, затем вперед, четким сильным ударом ломая запястье противника. Серый боец оказался не так прост и мгновенно перехватил другой рукой выпавший клинок, тут же попытавшись достать Зора, полоснув ему по предплечью. Второй нападавший схватил за руку сзади, затем за голову, попытавшись крутануть и свернуть шею. Зор вывернулся, нырнув вниз, сжав ладонь крепко в кулак, и нанёс тому длинный мощный удар в шею, чуть сбоку. Было слышно, как хрустнула гортань. Не теряя ни мгновения, он прыгнул на другого, вновь попытавшись выбить сталь из руки. Уже увереннее увернувшись от просвистевшего у лица клинка, дернулся в сторону и сбоку всадил кулак в голову серого. Третий их собрат все-таки поднялся на ноги, неуверенно, пошатываясь направился к ним. Цепко кто-то схватил за ногу, потянув. Зор обернулся. Хрипевший с переломанной гортанью одной рукой вгрызался в дерн, второй – пытался свалить Зора за ногу. Гариец не удержался и соскользнул вниз.

Силы были на исходе, противники, словно не знающие усталости, упорно давили его, но все же было видно, что вымотаны все. Хрипящий крепко хватал за ноги, подтягиваясь. Зор пытался вырваться, нанес один удар, другой, они сцепились уже вплотную, и не удержавшись на краю склона, покатились вниз кубарем, вскоре сорвавшись с обрыва, полетев в бурлящую воду крутого русла реки.

Зор пытался разжать крепкую хватку, но ничего не выходило. Соперник не производил никаких действий, но держал крепко, сдавливая, что казалось, кости вот-вот захрустят. Они упорно погружались на дно, подхватываемые мощными вирами. Зор каждый раз делал огромное усилие, чтобы вынырнуть, затем снова погружение и снова движение вверх, отягощенное тяжелым грузом. Наконец удалось на одном из поворотов зацепиться за корягу и выбраться на берег. Серый мёртвым грузом повис, не реагируя ни на что и не двигаясь. Разжав кое-как цепкую хватку, Зор оттолкнулся сильно ногами от недвижимого противника, тот безвольно опрокинулся на спину, безжизненным стеклянным взглядом, уставившись в пасмурное небо. Чужак был мёртв – это Зор понял сразу, как увидел его сильно потемневшее неестественно перекошенное лицо. Рухнув на песчаный берег, тяжело дыша, Зор провожал взглядом быстро несущиеся хмурые облака. Запал боя стал понемногу спадать, и сильная боль вдруг навалилась, пронзая всё тело, сковывала, не позволяя больше двигаться.

***

Зор открыл глаза. Чистое ночное небо мерцало яркими искрами далёких звёзд. Он приподнялся на локтях, сел. Тело ныло остаточной болью. Несколько глубоких порезов покрылись бурой рельефной коркой. Рваная окровавленная одежда представляла собой жалкое зрелище. Штаны еще были целы, а вот верх весь в лоскуты, больше от порезов конечно и полностью испачканный кровью. Он сбросил с себя остатки рваной ткани,

поднявшись на ноги, глубоко вдохнул, огляделся по сторонам. Чужак лежал неподвижно у кромки воды. Зор подошел ближе, присел на корточки, внимательно посмотрев в его лицо. Сейчас он мог хоть и в свете луны, но уже внимательнее разглядеть противника. Да, черты лица были странными немного: слишком резкие, торчащие широкие скулы, тонкий острый нос и полностью исчезнувший взгляд побелевших глаз.

Зор не испытывал к нему сейчас почти никаких чувств – ни жалости, ни ненависти, ни страха, хотя отголоски странного сожаления все же были, но это сожаление было таким же непонятным, как и этот воин.

Он провел по его лицу ладонью, опустив веки, схватил за руки и потащил дальше от воды вверх по песчаному склону. Каждое движение, усилие – давались уже не с привычной ранее лёгкостью, а с пульсирующей болью.

Дотащив тело до небольшого пологого холмика, уложил его в центре, обошел со всех сторон, чуть поправил, сложив ноги вместе. Осмотревшись, поднял валявшийся рядом небольшой гладкий овальный камень и положил ему на грудь, чуть отошел, критично посмотрев на тело. Немного поразмышляв, хмуря брови, поднял еще один камень, положил рядом…

Почти до самого рассвета Зор собирал по округе камни, обкладывая ими мертвеца. Когда солнце чуть выглянуло из-за гряды, он притащил последний достаточно крупный валун и бережно водрузил его в центр на самую вершину образовавшейся горы чуть выше человеческого роста.

Зор бросил прощальный взгляд на каменную пирамиду и быстрым шагом направился в сторону реки, нырнул в воду, поплыл на противоположный берег. Он спешил скорее ко вчерашнему месту битвы, боялся не успеть, но к чему именно – не понимал.

Несмотря на безумие прошедших событий и измотанное тело, Зор бежал довольно быстро. В груди начинало неприятно щемить, что предательски сводило скулы, оттого он еще сильнее ускорялся, позволяя встречному ветру выбивать влагу из глаз.

Холм встретил молчаливой пустотой. Зор взбежал на вершину, на мгновение зажмурился. Вырванный дерн из земли, невысокая – до того зеленая трава была сплошь покрыта бурой засохшей кровью и более ничего, ни останков тел сирхов, ни серых чужаков.

Внезапно навалилась сильная усталость. Зор вдруг осознал, что убил человека. Это понимание ударило по разуму неожиданно внезапно, что стало гадко на душе. Почему он это сделал… Он только сейчас понял, что, не раздумывая бросился спасать неразумных сирхов, оказавшихся беспомощными, словно малые дети перед безжалостным матерым противником. Да, он спасал именно их – тех, кто накануне желал смерти и ему, кто устроил на него охоту. Но он четко понимал и разделял эту разницу, словно сирхи и были теми неразумными детьми – вредными, строптивыми, озлобленными, но детьми, а вот странные чужаки виделись ему как раз грозным, четко понимающим суть – врагом. Врагом чужим по сути, состоявшимся, безжалостным, видящим нужную правильную для себя цель, четко понимая причину и следствие. Да, это было именно так и для этого не нужно было каких-то доказательств, это знание шло из глубин души, он было явным и истинным.

– Прости меня, кто бы ты ни был, – прошептал юный гариец еле слышно, мысленно обращаясь к поверженному им чужаку, и направился в сторону гряды, откуда накануне пришел. До оговорённой встречи с Тарайей оставалась еще одна ночь.

Зор стоял на вершине у склона в долину, где недавно встретил сирхов и размышлял, наблюдая за вьющимся дымом вдалеке.

Солнце уже скрылось за горизонтом, но все еще яркое зарево хорошо освещало долину.

Зор почти весь день шел по следу чужаков. Он то терял, то вновь находил его, но как ни старался всё же упустил, потеряв в хитросплетениях гор. Вопросов было много – ответов ни одного. Серые почему-то не пошли за Зором, хотя первоначальный след вывел его на противоположный берег, где почти в беспамятстве он переводил дух после боя. Они какое-то время стояли у обрыва, где даже остались капли крови едва заметные, но почему-то не направились к нему – может, боялись воды? Кто знает…

Долгий путь они проделали за разбежавшимися сирхами, кои своих следов оставили предостаточно. Чужаки шли за ними немного в стороне, будто не желали ступать по их следам, но в какой-то момент свернули и ушли в сторону гряды. Их след был не только явен, но он словно запахом витал в воздухе – запахом странным, непонятным, до того невиданным. Это не был запах чистоты или грязи, доброты или злобы, это был именно чужой запах. Потеряв их след окончательно, Зор отправился по следу сирхов и сейчас наблюдал за густым дымом костра. Судя по разносившемуся смраду по округе, сирхи хоронили своих погибших товарищей.