И в момент погрузки, и когда грузовичок уже отъехал, я стоял и смотрел. И чуть не плакал. Я не проронил ни слезинки на похоронах обоих родителей, а мебель тогда вдруг пожалел. К счастью, мамину мебель я знаю не так хорошо, как отцовскую, поэтому избавиться от неё сейчас не составит труда. Проснулся я сегодня в восемь утра. Пора.

Первым делом я собрал все мамины вещи, почти не глядя. Одежду из комодов и шкафа, косметику с трюмо сметал в мешки. Потом погрузил всё в свой автомобиль, насколько смог уместить в багажник и на заднее сиденье, отвёз за город и сжёг на пустыре. Не попавшись при этом полиции.

В остаток дня занимался разборкой мебели. Продавать или куда-то её сдавать я не видел смысла, только разобрать и выбросить. Благо было чем, набор инструментов, который не был нужен отцу, я тогда отвёз маме на хранение. И сейчас то, что не откручивалось, я выбивал молотком или рубил топором. Оставив только самое необходимое, стол, пару стульев, кресло, шкаф для одежды и вешалку в прихожей, я избавился от остального. К вечеру в коридоре собралось приличное количество досок, сложенных друг к другу у стены. Я даже потаскал часть этого добра на помойку, но скоро выдохся и отложил на завтра.

Почему мне всё время казалось, что уборка дело простое. Да нет. Один этап ворует у тебя целый день.

На утро, когда расхламление было окончено, и оставшиеся доски загромоздили помойку, я обнаружил в маминой единственной комнате… балкон! Серьёзно. Выход на него был так заставлен мебелью, что я эти два дня даже не подходил к окну. Балкон не застеклён, решётка-ограда тонкая, издалека комнаты не заметишь. Вот чудеса!

Но хоть будет теперь где постоять погрустить.

Ещё у мамы почти не было ничего такого… памятного, личного, интимного. Ни фотографий на стенах, ни семейных альбомов. Ни милых, хранящих каждая свою собственную историю, безделушек. Зачем нужен семейный альбом, если нет семьи? Единственное, что осталось от неё, когда комната была почти полностью опустошена, это закатки. Просто море банок. Часть на балконе, другая пряталась в тумбочках и шкафчиках. Помимо солений, ещё и варенье. Ягоду, помню, она не только скупала на рынке, но и заказывала у лесников, которые привозили ей её чуть ни к самому дому. Платила за это прилично, точнее, платил я, но что поделать. Разбирая мебель, я находил заготовки везде. Даже там, где их по всей логике не должно было быть. Лопнувшие и протухшие выбрасывал. Целые оставлял. Теперь вдоль стены единственной комнаты в три ровных ряда стояли банки. Я столько не съем. Зарёкся в ближайшие дни раздать соседям.

После я метнулся в Королёв забрать свой дорогой компьютер, разборный металлический стол для него и мягкое крутящееся офисное кресло. Затем съездил купил матрац, хоть избавлюсь от советского маминого, на котором спал тут эти дни, и кучу подушек в ближайшем мебельном. Люблю сидеть в них как султан. Отличная получилась берлога холостяка. Мебель нетронута только на кухне, как и холодильник. Как же без него!

Пока я два дня носился туда-сюда по этажам, мне встречались разные люди. При переезде невольно узнаёшь своих соседей. Кто-то откроет дверь, посмотреть, что за человек всё таскает и таскает вещи. Кто-то просто встретится случайно на лестнице. Раньше, когда я ютился в съёмных квартирах, мне было всё равно на других жителей. Но не сейчас. Сейчас я старался разглядеть и изучить каждого. Пока не знал почему. Подсознательно. Будто чувствовал, что пригодится.

На втором этаже жил мужчина лет сорока с сыном-школьником – лет тринадцати-четырнадцати. Без мамы, кажется. То есть, сын без мамы, а отец без жены. Сверху, на пятом, прямо надо мной – толстячок лет тридцати пяти, роста ниже среднего, с длинными до плеч, светло-рыжими вьющимися волосами, как у Хёрли из сериала «Лост». И с бакенбардами, как у Хёрли. И короткой бородкой, вот тут уже не как у Хёрли. От Хёрли он отличался ещё и телосложением, не таким мой сосед был крупным. Толстячок, также как и я, всё это время метался по подъезду и каждый раз приветливо здоровался, будто специально забывая, что мы уже виделись и ни раз.

Он носил попеременке футболки, слегка утягивающие его животик, с изображением героев компьютерных игр. Явно геймер, как и я, тут и экспертом быть не нужно, чтобы такое понять. За время наших встреч он сменил три футболки, будто подавал мне знак, ждал, когда я, наконец, это замечу и спрошу хоть что-то. Но я не спрашивал, близко пока с ним знакомиться не хотел, но в перспективе не был против. Я не сомневался, что знакомство произойдёт. Когда я нёс, поставив сиденьем себе на голову, компьютерное кресло, толстячок остановился и изучающе присмотрелся, состряпав хитрую улыбку. Когда я следом заносил компьютер, он всё ещё оставался на своём месте на лестнице и также внимательно смотрел. Ничего не спрашивал. Но ответный сигнал я подал. Я снова был помечен. Теперь уже двумя соседями: той прекрасной нимфой и этим, по первому впечатлению – спецом в компьютерных играх. Разговор у нас скоро будет, и с ним и с ней точно. Ещё не вечер.

Матрац разместился в углу комнаты, не задевая ровные ряды банок, стол собран. Компьютер стоял на нём и работал, приятно гудя кулерами. Арендаторы сообщили по WhatsApp, что заехали в квартиру в Королёве. И в завершение всех дел, в конце дня забежал вызванный ещё вчера мастер и протянул мне Интернет. Кажется, теперь всё. Насчёт занятого моей машиной парковочного места никто не возмутился в эти два дня. Значит, оно теперь моё. Все готово. Наконец-то. Пора начинать новую жизнь!

Посидев вечером второго дня больше часа в пустоте, наедине с самим собой, а наедине с самим собой я итак нахожусь довольно долго, я вдруг почувствовал неприятный укол совести. Мне почему-то резко стало стыдно за то, что я так бескомпромиссно осудил ту девушку, свою соседку. Странно, насколько я себя помню, в составленных самим же психологических портретах людей, пусть даже первых встречных, я ошибался редко. Но тут резко засомневался. Зараза! Даже от одной мысли об этой прекрасной особе у меня уже начинался стояк. Ну и что, что немытые волосы? Почему из-за этого она обязательно должна быть шлюхой? Мне вдруг невыносимо сильно захотелось извиниться перед ней за то, что так грубо и нелестно её осудил, так отозвался о ней и обидел её, пусть и глубоко у себя в голове.

Я собрался духом, вышел на площадку, нажал кнопку её звонка и услышал, как за дверью играет мелодичное эхо. Далее ухо уловило копошения, решил больше на кнопку не жать. С надеждой, что мне откроет она, а не её парень.

– Вы кто? – осторожно спросила девушка, а я заметил по отблеску, как она заглянула в глазок.

– Эм… – смутился я. – Это ваш новый сосед, ну, сын Нины Николаевны.

– А-а, блин, точно! – выдала она и тут же открыла дверь. – Простите, не узнала сразу.

– Ничего, – улыбнулся я. – Через глазок я не такой красивый, – тупо пошутил я в ответ.

– Хм, ну, почему же? – игриво улыбнулась девушка.

Сейчас она стояла передо мной босяком в домашних шортиках и длинной футболке. Я вспотел. Я снова осмотрел её с ног до головы, только теперь уже в упор, и замер, когда окончательно поднял взгляд. Время будто остановилось, казалось сейчас, что нейронные связи моего мозга выстраивались согласно геометрии её безумно прекрасного личика.

– Что вы хотели? – приветливо спросила девушка, тут же вернув меня в реальность.

– Эм… простите, я хотел вас… Э-э-э-э… Ой… то есть… вот… – я чувствовал себя полным идиотом, когда это делал, но в следующую секунду протянул ей банку варенья. – Это… моя мама варила, у меня его много осталось, а я столько не съем, – продолжал робко говорить я. – Угощайтесь!

Она не проронила ни слова, не поддерживала дальше разговор, хотя это мне было сейчас так необходимо. Будто пытала меня своим молчанием.

– Оно вкусное, сладкое, – продолжал я. – Без плесени. Я открывал, проверял, попробовал… – мямлил я, надеясь хоть на какой-то её ответ.

– А какое? – наконец, хоть что-то сказала она.