– Ё-моё! Это ещё что? – не поверил своим глазам бородач.

Он распахнул деревянную дверь до самой стены. Перед нами предстала, как и описал Ильич в письме, железная дверь.

Но только вот слишком уж необычная железная дверь.

Это чудо творческой мысли было инкрустировано причудливым рельефным рисунком в виде полутораметрового дерева с густой кроной, занимавшего большую часть композиции. Под деревом сидели животные, на его кроне разместились птицы. Также пернатые создания летали по небу над всем пейзажем. И всё это было выполнено из металла, покрытого сверху позолотой. Отлито или выковано – не знаю, но каждая зверюшка, а их насчитывалось тут несколько десятков, не повторялась, явно была изготовлена отдельно и вставлена, приварена, припаяна или посажена на болты, не ясно, в общую сюжетную линию. Разглядеть это поверхностно и общим взглядом было невозможно. Тонкая, ювелирная работа, очень много мелких деталей. Шерсть, перья, листочки на дереве, всё оказалось выгравировано с особым усердием. Глаза просто разбегались, не знали, за что зацепиться и что в первую очередь внимательно рассмотреть. При этом в целом у рисунка не было ничего лишнего, в композиции всё настолько геометрически гармонировало друг с другом, что от этого захватывало дух.

– Это тяжёлая многолетняя работа, изготовить такую красоту, – задумчиво проговорил бородач, развеяв тишину.

– А что ещё человеку на пенсии делать? – усмехнулся Всеволод. – Вот и занимался инкрустацией двери. Интересно, позолота настоящая?

Я стал водить пальцами по рисунку. Картину обрамлял по всему периметру двери замысловатый орнамент.

– Какая разница?! – опять нахмурилась Лиза.

Егор начал фотографировать надверную картину на телефон.

– Я её раньше не видел! – сказал Филипыч, кивнув на дверь.

– Её никто не видел! – вмешалась Карповна. – Ильич был нелюдим, он никого к себе не пускал.

– Он не был нелюдим, – возразила Лиза. – Он со всеми нормально общался. Но не пускал, да. Это правда.

– Не, не, не,– возразил Всеволод. – Пускал, почему. А электрики, сантехники, газовщики и эти, инспекторы всякие, которые у нас тут всё с проверками лазают? Как их не пустить? Я сам видел, как они к нему заходили.

– Ой, это что, так важно? – возмутилась вредная женщина.

– Нет, Всеволод прав, – заступился за него бородач. – Совсем никого не пускать не получится. Мы, кстати, с Ильичом тоже дружили, особенно моя жена. Света даже как-то ему лекарства приносила, он просил купить, но двери она не видела точно. Иначе рассказала бы во всех подробностях.

– Она ведь открывается вовнутрь, – стал рассуждать вслух я. – Может, Ильич просто открыл её до упора и завесил чем-нибудь. Вот вы её и не помните.

– Возможно! Карповна, ключ давай сюда! – бородач вытянул руку перед старушкой, желая поскорее закончить обсуждение двери.

– Да держи! – она положила ему в ладонь длинный ключ с зубцами в обе стороны на конце, как козырную карту. Бородач вставил его в замок. Щелчок, другой, замок открылся, дверь скрипнула.

– Ой, мне страшно! – призналась вредная женщина и спустилась на несколько ступенек вниз.

– Вас туда никто и не зовёт, – фыркнул Всеволод.

– Ну, что, пойдём? – бородач уверенно посмотрел на меня.

– Пойдём, что стоять? – ответил ему я.

– Кстати, мы же ещё не познакомились, меня Олег зовут, – он протянул мне свою белую руку.

Отлично, теперь я узнал, что Душана зовут Олег.

– Владимир, э-э… просто Вова, – немного замешкался я. – Сын Нины Николаевны, Царствия ей Небесного, на четвёртом этаже в её квартире сейчас живу.

– Да мы знаем, – улыбнулся Олег. – Мне дочка сказала, что над нами какой-то дяденька теперь поселился.

– Дочка?

– Да, Илона. Она тебя уже видела и запомнила, – хитро посмотрел на меня Олег. – Она у меня очень внимательная. Можно на «ты», да?

– Можно! Ясно…

Супер. Подумал я. Хипстер, оказывается, отец картавой девочки.

– Да, мы на первом живём, ну, ты понял уже. Жену мою Светлана зовут, она на пятом месяце.

– Хорошо, рад знакомству, Олег, – руки моей он пока не отпускал.

– Я здесь с рождения живу, так-то меня тут все знают, да? – он оглядел остальных соседей.

– Знаем, Олежка, – подтвердила Галина Карповна.

– «А кто меня не знает, тот просто мне завидует», помнишь песню? – состряпав глупую улыбку, бородатый отец вновь перевёл взгляд на меня.

– Не любит, – поправила его Лиза.

– Что? – не понял Олег.

– У Тимати было: «А кто меня не любит, тот просто мне завидует», – дополнила она.

– А, да? – удивился Олег, отпуская мою руку. – Эм… не важно…

– Друзья, вам не кажется, что вы сейчас специально тянете время? – Всеволод вернул нас в реальность.

– Действительно, – согласился Олег. – Пойдём уже!

Мы проникли за чудо-дверь и слегка прикрыли её за собой. В узком коридоре было темно. Олег нащупал на стене выключатель и неуверенно нажал. Зажёгся свет. После этого дверь мы закрыли полностью.

– Эй, Ильич! Ты здесь? Не стреляй! Это твои соседи! – попытался пошутить Олег. Но ответа не последовало. Ни сразу. Ни через несколько секунд.

Пока ещё еле уловимый, но уже различимый смрадный запах проник в носовую полость. Тревога у меня внутри возросла многократно. Я посмотрел на Олега, и он понял по моему взгляду, что пора готовиться к худшему.

Санузел у Ильича был раздельный. Олег наспех проверил, скрепя дверями, и ванную и туалет, но никого там не обнаружил. Уже хоть что-то.

Мы продвигались дальше. Коридорчик буквой «Г» сворачивал на девяносто градусов вправо и теперь вёл на кухню. К счастью, кухня с этого ракурса просматривалась полностью, и в ней мы тоже никого не увидели. Мы встали перед дверьми-купе, ведущими в гостиную. Двери наполовину остеклены, но убранство комнаты через шесть квадратных окошек не просматривалось, мешали плотные шторы, полностью закрывавшие двери и задёрнутые с внутренней стороны. Мы негласно выбрали себе по двери и синхронно потянули их в стороны. Предварительно Олег вытянул рукав пиджака, а я запустил руку под футболку, сильно оттянув её. Чтобы не касаться дверей руками и не оставлять отпечатков, конечно. Может мы и параноики, но прекрасно понимали, что нельзя ничего трогать на месте смерти Ильича. Мало ли. Хоть и не знали пока наверняка, умер он или нет. Двери легко поддались и разъехались. В нос мгновенно и уже со всей силы ударил смрад, да такой, что от него заслезились глаза. Оторвав ладони от ручек дверей, мы закрыли лицо. Олег стоял неподвижно, старался делать короткие вдохи, чтобы вытерпеть вонючий воздух. Досчитав в уме до трёх, я резко одёрнул штору. Мой компаньон он неожиданности отскочил назад. Печальная картина предстала перед нашими глазами.

Старик сидел на мягком кресле у окна лицом к выходу. Он смотрел на нас стеклянными глазами, голова была запрокинута чуть набок и назад, нижняя челюсть неестественно отвисла, обнажив редкие зубы, очки слетели и упали на колени, а кожа старика уже приобрела сероватый оттенок с чёрными прожилками. Я ступил на мягкий красный ковёр и подошёл ближе. Касаться трупа, прощупывать его пульс и производить прочие действия по определению его состояния было бессмысленно. Очевидно, Ильич умер. А судя по виду тела, несколько дней назад.

Мы пулей вылетели в коридор, но у самого выхода Олег вдруг замер.

Он посмотрел на трюмо, освещаемое тусклым светом коридорной лампы.

– Олег, в чём дело? – насторожился я.

– Вов, – теперь он повернулся ко мне.

О, я узнал бы этот взгляд из тысячи. Хитрый, но при этом немного извиняющийся. Олег что-то задумал. В эту самую секунду. И явно не совсем законное.

– Что ещё? Пошли! Я больше этой вони не вынесу, – выкрикнул я, только бы убрать с его лица это выражение. Но у меня не получилось.

– Так, смотри! – теперь на трюмо он указал рукой. Там лежали две связки ключей.