Процесс обоюдной игры в гляделки через несколько минут наскучил обоим. Сяо Вэй не осмелился ничего говорить по-китайски, а она, однако, решительно развернулась к нему спиной, намереваясь уходить. «Айдол от классической музыки», как его неофициально прозвали на родине, открыл и закрыл рот. Она вот так просто взяла и пошла прочь?!

Его эго было настолько уязвлено, что, несмотря на всю странность ситуации, он подскочил к женщине, схватил ей за рукав страшенного старого свитера и воскликнул по-английски:

– Hey, wait! I… I… I don’t know what I’m doing here, but I need some help! Please, explain to me what’s going on!!![3]

Под его напором она замерла в полушаге от калитки, перевела выразительный взгляд на вцепившегося в её предплечье парня, отчего он внутренне похолодел и тотчас отпустил рукав с кучей извинений. Всклокоченная и ненакрашенная, она производила двоякое впечатление. Хотелось, будучи таким холёным и чистым, одетым в люкс, просто держаться от неё подальше. А ещё… у неё было интересное выражение лица. Оценивающее, но не вульгарное. Её черты, как неожиданно для себя отметил Сяо Вэй, выглядели гармонично и пропорционально, глаза, хоть и смотрели недружелюбно, полнились тем самым покоем, который ему доводилось замечать при общении только с умными людьми. Подобное он улавливал, когда подолгу смотрел на портреты композиторов, полотна старых мастеров и когда разговаривал с выдающимися представителями академического мира.

Она хмыкнула и бросила через плечо, продолжая прерванную ходьбу:

– First of all, you are the one who is being the intruder here. You haven’t even introduced yourself to me yet, why would I condescend to any explanations?[4]

С этими словами она юркнула за калитку, оставляя такого знаменитого и такого несчастного пианиста одного под жарким июльским солнцем, висевшим в зените, будто сценический прожектор.

Вот уже около часа, хоть он и потерял счёт времени, Сяо Вэй сидел за столом на кухне самого обычного деревенского дома. Конечно, обычным такое жилище показалось бы преимущественно тем, кто либо родился в России либо хорошо знал культурные особенности дачного быта наших сограждан. Человеку, которого против его воли незримые силы выбросили из привычной реальности, подобное обиталище точно не понравилось бы. Стоило учитывать и то обстоятельство, что на деревянном колченогом стуле, помнившим ещё царскую эпоху, ёрзал известный музыкант, рано познавший все прелести крышесносной популярности. Сяо Вэю было неудобно и неуютно, стул под ним припадал на укороченную ножку, производя громкий стук, отчего казалось, словно где-то невпопад тикают сумасшедшие часы. По другую сторону прикрытого обшарпанной клеёнкой стола на таком же некрасивом стуле восседала хозяйка дома. Она, в отличие от Сяо Вэя, вела себя спокойно, а стул под ней не шатался.

Всё это время, что пианист тут провёл, обнимая собственные плечи и кусая свои слегка напомаженные губы, она пыталась выдвинуть версии произошедшего и объяснить логику событий. Хозяйка (оказалось, что её звали Лизой) без малейших усилий вела с ним беседу, благо, что на его счастье она хорошо знала английский, а ведь это тоже являлось чем-то из ряда вон выходящим. Подумать только – встретить в русской таёжной глуши кого-то, кто говорил по-английски совершенно свободно, даже лучше, чем сам Сяо Вэй! А ведь он долгое время брал уроки иностранного языка у ведущих учителей, коих агентство выписывало из Америки для своих юных звёздочек. От этих мыслей он ощутил очередной приступ дискомфорта, но постарался быстро подавить нежелательные эмоции. Утешало одно: сидевшая перед ним женщина выглядела лет на десять старше его, а это означало, что если она жила в таком убогом домишке, то её знания в любом случае не помогли ей финансово. Широкая улыбка, как для рекламы зубной пасты, у Сяо Вэя вышла непроизвольно, от одного лишь чувства своего безграничного, недостижимого превосходства.

Лиза прервалась на полуслове и вновь чуть помрачнела. Она не могла знать наверняка, о чём думал аристократичный красавчик с точёными скулами и идеальной укладкой на иссиня-чёрной шевелюре, но от его улыбки веяло фальшью. В принципе, все свои предположения относительно причин его внезапного падения в её огород она уже озвучила.

Повторять по многу раз Лиза не считала нужным, поэтому сурово подытожила:

– Господин Вэй, если вы не возражаете, я пойду в сарай, мне дров к вечеру надо наколоть. Здесь ближе к ночи становится холодно, я обычно за пару часов до сна топлю малую печь. Ах, вы же не знаете, что такое малая печь. Короче говоря, я вам всё высказала: причина разрыва пространства и, возможно, времени, состоит в вашем сильном психическом напряжении. Вы упомянули, как на концерте почувствовали приступ злобы на фанаток. Скорее всего, внутренне вы так раскалились, что все эти душевные импульсы заставили вас исказить структуру самой Вселенной, а это не шутки. Как я вам объяснила, у меня произошло примерно то же самое, но…

На этой фразе она запнулась. Задумчиво посмотрела на клеёнку, по которой медленно водила пальцем. Лиза продолжила молчать.

Сяо Вэй не сдержался:

– И? Что вы утаиваете… – он неожиданно сглотнул, – Лиза?

Она не особо удивилась тому, с какой видимой неловкостью он произнёс её имя. Ясно, что в такой ситуации знаменитость уровня Сяо Вэя оказалась случайно. В ситуации, когда какую-то безликую серость приходится называть по имени.

Лиза, в свою очередь, снисходительно ответила:

– У меня произошло почти то же, что и у вас, господин Вэй. Различие кроется в некоторых деталях. Я не помню, сколько дней или недель нахожусь в своём лесном убежище, но я осознала важные вещи.

Он почувствовал спазмы в животе. От этого разговора ему становилось совсем нехорошо. Страх опять начал крепнуть в его трусоватой душе.

– К-какие вещи? – Сяо Вэй не хотел портить имидж привлекательного во всех смыслах мужчины, но в сражении с ужасом неизменно проигрывал. – Лиза, скажите мне, иначе я сойду с ума!

Она почти прошептала:

– Во-первых, я знаю, что за мной ведётся охота. Меня ищет один, а может, и не один человек. Он много знает о механизмах сжатия реальности и, если я верно поняла его намерения, его целью является заставить меня что-то сделать. Скорее всего, учинить грандиозную космическую катастрофу и полный хаос во всех существующих мирах. А ещё… ещё я не могу до конца установить контроль над тем, как развивается мой дом!

Забыв о неухоженности собеседницы, Сяо Вэй подпрыгнул на стуле и, чуть не ложась грудью на столешницу, заглянул Лизе в глаза.

В его собственном взгляде в который раз плескалась паника:

– Вы сказали, «развивается дом»? Что это значит?!

Женщина вернула ему пристальный взгляд и тоже перегнулась к нему через разделявший их стол:

– Я не уверена в своей догадке полностью, но иногда, когда у меня нет по-настоящему сильных эмоций, особенно негативных, то это место, хм… как бы точней выразиться… начинает «забывать», что здесь есть обитатель. В данном случае – я. Иногда я могу проснуться утром, а узор на обоях кое-где смотрится выцветшим, поблёкшим, как если бы это был чей-то чёрно-белый сон или кадр ретро-фильма. Или, допустим, недавно у сахарницы крышка стала монолитной с самой ёмкостью. Дверцы посудного шкафчика позавчера не захотели открываться, на них пропали ручки, а стекло помутнело.

Лиза глубоко выдохнула и продолжила:

– Чтобы как-то это исправить, я заставила себя вспомнить, как на работе меня травил коллектив и, конечно, начальник. Отрицательные эмоции на какое-то время захлестнули меня, и мне силой мысли удалось восстановить нормальный вид своего дома, сделать, так сказать, косметический ремонт и вернуть этой действительности адекватный облик. Но проблема в том, что мои переживания по поводу травли и других обид становятся слабее. Они сами будто изживают себя, выгорают изнутри. И сдерживать хаос, который хочет сожрать моё пристанище, также всё труднее.