Лиза всегда считала, что за тридцать с лишним лет жизни научилась неплохо контролировать свои сиюминутные порывы, более того, она не без оснований была высокого мнения о своих интеллектуальных способностях, что естественным образом подразумевало её внешнюю холодность и некоторую надменность. Женщина сделала глубокий вдох, неторопливо выдохнула, досчитав до пяти, и молча прошла мимо наглого идиота в коридор. Он так и остался в кабинете, беззаботно насвистывая какой-то попсовый мотив.

Пока Лиза направлялась к стойке секретаря, рядом с которой была спрятана тревожная кнопка, соединявшая их офис с пультом охраны, и раздражённо стучала каблуками по скользкому плиточному полу, она лихорадочно соображала, что именно следует сообщить этим неповоротливым остолопам. Пожаловаться на опасного психа и попросить немедленно подняться к ним на двадцать третий этаж? Или малодушно бросить всё как есть и самой тихонько сбежать?

Поразмышляв ещё мгновение, она решилась на второй сценарий. С бешено колотящимся сердцем она приложила карточку электронного пропуска к валидатору около выхода. Створки прозрачных ворот бесшумно разъехались, освобождая ей путь к лифтам. Лиза юркнула в холл и посеменила прочь от своего офиса, проклиная узкую юбку, не дававшую ей сорваться на бег. Ворота вновь закрылись, заперев Дмитрия внутри офиса, если только у него не было какого-то секретного способа выбраться самостоятельно.

Женщина чуть не сошла с ума от напряжённого ожидания, опять и опять вдавливая пальцем кнопку вызова лифта. Наконец она смогла доехать до первого этажа, после чего пулей выскочила из кабинки и кинулась к проходным. Поравнявшись с внушительной рецепцией на пять рабочих мест возле главного входа в здание, она машинально отметила, что все кресла пустуют, а мониторы компьютеров смотрят на неё равнодушной чернотой.

Задыхаясь от сбивчивого, неуклюжего полубега и всё ещё коря себя за нелюбовь к спорту, Лиза добралась до финального препятствия, отделявшего её от безопасности. Это была вращающаяся дверь, которая проектировалась инженером для того, чтобы предотвратить возможное столпотворение при входе. Кому нужны конфликты в фешенебельном деловом небоскрёбе?

Подвижный круг двери, будто театральная сцена, мучительно медленно стал разворачиваться к улице, а Лиза нетерпеливо переступала с ноги на ногу, желая через секунду оказаться на свободе. Один лишь миг – и дверь выплюнула её на волю. Лиза по инерции шагнула вперёд. Под ступнями разверзлась бездна. Ослепительное сияние звёзд прорезало вечернюю тьму, разъедая остатки привычной действительности, как кислота. Опаляющее дуновение ледяного ветра обожгло её щёки. Она даже не смогла закричать. А просто полетела куда-то в открытый космос.

Это было в высшей степени неправдоподобным опытом, получить который, по здравому рассуждению Лизы, удалось бы только под воздействием специфических веществ. И она точно знала, что никогда никаких запрещённых препаратов в жизни не употребляла. А между тем в лёгких воздуха осталось секунд на двадцать максимум. Чернильный мрак Вселенной, расцвеченный сполохами далёких солнц, струился сквозь её растопыренные пальцы, вкрадчиво заползал в ноздри, почти ласково сдавливал шею и шептал едва различимые обещания скорой смерти.

Почувствовав себя маленькой девочкой, видящей дурной сон, Лиза нацелила всю силу сознания на то, чтобы выпрыгнуть из собственного тела, трусливо оставив бренную оболочку на произвол судьбы. Она зажмурила глаза, надеясь то ли проснуться, то ли полностью отключиться от происходящего и упасть в обморок среди мельтешащих спиралей галактик. Где-то на задворках её разума внезапно всплыло воспоминание о так и не заказанной пицце с острыми куриными крылышками. Лиза хотела бы засмеяться, но кажется, пришла пора отчаливать в царство Аида.

В голове раздался чей-то голос:

– А ещё ты хотела скачать бесплатно песенку своего любимого айдола и помечтать об этом юном мальчике после калорийного ужина. Тебе тридцать три, дорогуша! Годики идут, а у тебя даже накоплений приличных нет! Живёшь в квартирке, доставшейся от деда, смотришь по вечерам тупые азиатские дорамы про смазливых принцев, плачешь перед сном в подушку, прибавляешь себе морщин и седины.

В интонации человека, произносившего эту тираду, было столько желчи и сарказма, что казалось удивительным, как ему его же слова не разъедали язык. Душевная боль вкупе с дискомфортом физическим захлестнула всё Лизино существо, оплетая грудную клетку невидимыми обручами саднящей тоски и возмущения: гнусный тип высмеял её унизительные секретики, её примитивные стремления…

Женщина мысленно крикнула в пустоту космоса:

– Отвали от меня, придурок! Это не твоё собачье дело, на что я трачу свою никчёмную жизнь!

Желание защитить свой неправильный внутренний мир от менторских посягательств «логиста Дмитрия» (а это несомненно был он) взорвалось в её сердце, как сверхновая. От падения в пропасть, которое длилось целую вечность и никак не могло прекратиться само по себе, Лизу кошмарно мутило, будто она тренировалась на центрифуге перед полётом на орбитальную станцию. Всё, это точно конец. Воздух брать неоткуда.

Но даже если ей стало нечем дышать, последнее, что она умудрилась сделать, – это вскинуть руки и прочертить ими нечто вроде окружности, отделяя себя от остального пространства непроницаемым барьером. Лизины ногти впивались в мягкую, податливую субстанцию, похожую на расплавленное стекло в мастерской стеклодува. Материя на глазах твердела, становилась всё более осязаемой, однако по-прежнему неразличимой на вид.

Когда защитный кокон разросся в стороны, женщина наконец судорожно захватила ртом воздух, коего внутри импровизированного убежища нашлось предостаточно. Неожиданно агония сошла на нет. Лизе стало комфортно. Тело перестало взывать о помощи, лёгкие не болели, да и тошнота прошла. Прозрачный шар, в котором офисная сотрудница средних лет летела в тартарары, нёс её вовсе не навстречу верной гибели.

Голос провокатора давно замолк, в голове было блаженно тихо. Лиза вымученно улыбнулась и закрыла глаза. Спасительный кокон дарил ей умиротворяющее тепло, убаюкивая её в волнах звёздной пыли, как ещё не рождённого младенца – в амниотических водах материнского чрева. Она так устала, так ужасно устала… Пусть теперь всё будет хорошо. Пусть её личная космическая шлюпка, ведомая её силой воли, прибьётся к дружественному берегу.

Лиза точно знала, что сейчас уснёт. Она не страшилась потерять контроль над ситуацией (что здесь контролировать вообще?), она доверилась этой странной доброй энергии, бережно гладившей её по спутанным волосам и дарившей безмолвное утешение её одинокой, исстрадавшейся душе. Когда придёт пора пробуждения, она встретит утро на травяном матрасе, набитом душистым сеном, потянется, похрустит своим «хондрозом» (по выражению бабули), затем лениво зевнёт и найдёт себя лежащей на резной деревянной кровати, знакомой ей с детства.

Да, она уверена в том, что кокон, образующий с её подсознанием единое целое, перенесёт её именно туда. В дом юности. В любимую избушку, приютившуюся в крохотной деревеньке посреди тайги. В июне там стоят белые ночи, в третьем часу восходящее солнце уже розовит небо над макушками сосен, и картина эта всегда напоминает ей иллюстрации Васнецова, до дыр засмотренные в книжке с народными потешками.

Потом Лиза встанет, зябко поёжится от обычной для здешних широт прохлады, накинет на ночнушку халат и босиком прошлёпает по стылому дощатому полу на кухню. На столе непременно будет стоять накрытое салфеткой блюдо с испечёнными накануне шаньгами. Сквозь щель между оконными занавесками на клеёнку пробьётся задорный лучик, дотронется до хрустальной креманки с земляничным вареньем, и на её полукруглой крышке заиграет радуга.

В доме к утру уже давно протопится печь, дрова успеют прогореть до золы, поэтому Лиза деловито выйдет в сени, сунет замёрзшие ступни в галоши и, открыв запертую на засов дверь, выйдет за порог, чтобы направиться к сараю, где в изобилии будет навален горбыль вперемешку с колотыми поленьями. Она отлично осведомлена о том, что такое деревенский быт. Ей не составит труда мгновенно превратиться из вышколенной офисной сотрудницы в простую сельскую девчонку, которую не пугает ни перспектива чистить зубы перед умывальником, прибитом к берёзе, ни необходимость потрошить свежевыловленную рыбу, ни боязнь одиночества.