Мириам пожала плечами – танцы были от нее далеки.
– Вам знаком торговый центр на берегу реки? Он только что отстроен на месте старой пристани.
Ну конечно, Мириам знала о существовании этого места со странным названием «Юный май». Но близко с помещением знакома не была. В студенческие годы они ходили как-то к старой пристани зарисовывать фасады прибрежных домиков, но это было очень давно.
– Клуб будет на последнем этаже, в помещении с высокой кровлей. Представляете, как там будет комфортно танцевать!
Жизель начала рассказывать о сказочных балах, которые устраивают клубы в других городах, о турнирах в Лондоне, Берлине и Вене, о чудесных вечеринках и, главное, о профессиональных танцорах, которые способны научить танцевать любого, даже самого неспособного.
Рассказывая, она показывала фотографии с многочисленных мероприятий, перед глазами Мириам запестрели кавалеры во фраках и дамы в длинных бальных платьях, которые кружились, изгибались, плыли и сияли.
Секта. Так подумалось Мириам. Она снова пожала плечами. Все это казалось таким несерьезным и лишенным смысла. Порхание стрекоз, дым, фикция. Ну уж какой это бизнес – смешно! Сама она знала, что никогда не будет танцевать. Когда-то давно, в детстве, одним из ее увлечений было выступление в ансамбле эстрадного танца, но уже тогда она понимала, как ей далеко до остальных девочек, так как она не обладала ни их гибкостью, ни плавностью движений. Поэтому, став старше, плюнула на всякие попытки стать танцовщицей и полностью ушла в учебу. И вышла замуж.
Но проект обещал быть интересным. Поэтому они не мешкая собрались и поехали смотреть помещение.
Торговый центр уже работал, немногочисленные посетители сидели в прибрежной кафэшке на понтоне, несмотря на довольно промозглый ветер, который усиливался при приближении к воде.
Они с Жизель зашли в огромный зал с высоким потолком. Черновая отделка, запах строительной пыли и легкой затхлости, балки, лежащие прямо на полу, – все это было для Мириам началом. Началом нового, этапом, задачей.
Огромные витражные окна, почти прозрачные, давали простор воображению. Оранжево-красная лента деревьев казалось тоже бежит, течет вместе с рекой, перемещая мелкие лодочки с рыбаками.
Мириам подошла к окну и прижалась к стеклу. Сердце запрыгало от удовольствия, она просто ощутила, как закружился воздух вокруг, зашуршали платья и зазвучала музыка.
– Я знаю, что здесь нужно делать. – Она взяла за руки Жизель. – Это будет лучший клуб!
И началась работа. Проект делали полгода. Создавали несколько вариантов, спорили с основателем бренда, придумывали и убирали второй этаж.
Главное – то, что проект захватил Мириам. Даже, находясь дома, перед сном она лежала с эскизом помещений и мысленно путешествовала по клубу. Здесь будут пить кофе, здесь поправлять волосы и платье, здесь наблюдать за танцующими, здесь принимать гостей…
Знала бы она тогда… Знала бы, какое значение приобретут все эти фишки, которыми она насытила клуб. Ее затея с зеркалами…
* * *
Кристофер стоял и смотрел на тонкую фигуру Мириам, которая лежала боком, спиной к нему, на длинном матрасе под тентом. Она закрыла голову руками и, казалось, спала. Он смотрел на ее руку с веревочкой на запястье и думал, что она никогда не прикасалась к нему. Вернее, нет, прикасалась. Чтобы толкнуть, встряхнуть, чтобы убедительно донести слова. Да и могла ли быть нежной эта рука, принадлежащая этой, похожей на кремень, бессердечной женщине.
Внутри у него опять противно заныло, как бывало каждый раз, когда он приближался к ней близко. Он наклонился к самому ее уху, вдыхая знакомые духи с запахом трав.
– Ты спишь? – Он хотел, чтобы она повернула к нему лицо.
Она вздрогнула и почти тотчас вскочила, как будто ожидая атаки.
«Господи. Дура. И никогда не изменится», – с обычным раздражением подумал он.
– Что случилось? Опять фантазии? – с иронией спросил Кристофер и прилег рядом на матрас, заложив руки за голову.
– Крис… – Она взволнованно села рядом с ним. – Крис… Мне нужна помощь…
Она смотрела на него своими странными разными глазами, в которых темнело и бурлило море. Он не шевелился, удивленно наблюдая за ней.
Она погладила его по груди, потом по щеке:
– Помоги мне…
Все эмоции и мысли, копившиеся в нем эти годы, взметнулись огромной волной и разбились в пыль за одну секунду, превращая весь этот поток в непонятное, сносящее все пламя, в котором он сам исчез и погас, оставив кого-то неизвестного, совершенно чужого и очень опасного.
Мириам вскрикнула и сжалась, увидев, как полыхнул огнем и темнотой этот давно знакомый ей человек. Он сжал руками ее голову и смотрел ей в самое нутро.
Черты его лица приобрели совсем другую форму, стали жесткими, и она с ужасом увидела перед собой какого-то чужого человека с пронизывающей глубиной темных глаз и исходящей от него сладкой волной, которая проникала в самый мозг, наполняя его странными, непонятными, пугающими мыслями. Она с усилием оттолкнула его, но внутри все сжалось от страха и предчувствия. Она никогда не ошибалась.
Кристофер еще какую-то секунду находился в этом состоянии, а потом его отпустило, и силы как-то тоже ушли.
– В чем помочь? – спросил он устало и вытянул руку. – Не приближайся ко мне.
– Нам надо ехать в G***. Там пропали дети. Пропали в клубе. – Она говорила тихо.
Он всё понял. Черт! А ведь он ее предупреждал. Предупреждал эту чокнутую монашку, которая возомнила себя спасительницей мира. Надо сделать, чтобы все было чисто. Нельзя так оставлять! Со своей смешной жалостью и наивностью пятилетней девочки она сейчас подведет все под удар.
Он похолодел. Если это знак…
Глава 9
Дэвид вышел в сад и сел на скамейку в ожидании прихода жены. Так она сказала. Что она его жена. Он никак не мог понять, почему всё, что она рассказала ему о его жизни казалось нелепицей. Не мог он так жить. Все, что он чувствовал в себе, что знал каким-то скрытым умом, то, что плескалось на глубинах подсознания, не подходило. Его лечащий врач мягко объяснил ему, что это всегда так. Пациенты, которые потеряли память, всегда думают о себе как о великих людях, живших значительной и интересной жизнью. Он успокаивал его, похлопывая по руке, и обещал постепенное возвращение памяти.
Но ничего не возвращалось. Он сидел и рассматривал свои худые руки, поднимая их к солнцу и шевеля тонкими длинными пальцами. Ему казалось, что он был музыкантом. Он слышал где-то в глубине своего мозга какую-то мелодию, понимал ее и иногда отбивал под нее такт. Он знал, что ему рассказали не всё.
Кэтрин шла по дорожке сада к больнице, держа в руках сумку с вещами мужа. Сегодня они уезжали домой, и ей было очень тревожно, она боялась. Она не знала этого Дэвида, который смотрел на нее чужим, отстраненным взглядом, мимо, как будто не видя ее. Она помнила этот взгляд. Помнила, как это в свое время било ее по сердцу, лишало дыхания. Уже тогда она не могла без него жить. Как без воздуха.
И вот теперь она видела его сидящим на скамейке и держащим перед лицом руки. Бледный и исхудавший, он не был близким ей сейчас. Он был где-то далеко и походил на умалишенного.
– Дэвид, – произнесла она сдавленно и присела на скамейку. – Нам нужно ехать домой.
Он повернулся к ней и долго смотрел ей в глаза с какой-то надеждой, пытаясь зацепиться. У женщины, сидевшей рядом с ним, был посторонний запах. Какой-то запах, который он совершенно не мог вынести. Так пахнет тлен или что-то умершее. Кэтрин втягивала шею и смотрела с тревогой и участием, но он не чувствовал тепла. Совсем наоборот, все внутри него сжималось при мысли, что это его женщина. Он устало потер виски. Надо идти. Возможно, дома он вспомнит что-то.
Они подъехали к небольшому коттеджу из красного кирпича, с ровным стриженым газоном и огромным деревом во дворе, ветка которого почти доросла до окна мансарды. Кэтрин хлопнула дверцей машины и, широко улыбаясь, подошла к Дэвиду. Обняв его за плечи обеими руками и пристально глядя ему в глаза, медленно и раздельно произнесла: