— То-то ты так хорошо живешь, умник, — съязвила Леди.

— Не все ли равно? — вмешался громкий и бодрый голос лысеющего смуглого мужчины, чье лицо было перепачкано землей, не смытой после рытья туннеля. Он кутался в длинную темно-серую куртку и переминался с ноги на ногу, вороша камни тяжелыми изорванными сапогами. — Мы — живы, вот что важно! Ура!

И с этими словами все подняли вверх тарелки и чашки, будто приветствуя праздничный тост. Марк с интересом и недоумением наблюдал за этими людьми, пока ел суп. За короткое время, проведенное в лагере, он успел к ним привыкнуть и даже полюбил их странные разговоры, взывающие к его собственной памяти.

Энигма в это время сидела у реки, отказавшись от трапезы. Марк взял две порции мохового отвара и подсел к ней в надежде вернуться к важному разговору.

— На, выпей, — он протянул чашку.

— Славно, — улыбнулась Энигма. — Давненько за мной никто не ухаживал. Жаль, что мы не в ресторане, а это — не коктейль. Ну и пусть, — с этими словами она лихо хлебнула напиток.

— Энигма, эти люди… они потрясающие, — сказал Марк, втянув носом горячий пар из чашки, который больше не казался мерзким. — Какие-то они неземные, нездешние. Они заботятся друг о друге, хотя, по сути, чужие друг другу. Кто бы в городе так приютил бы меня?

— Это помогает им чувствовать себя людьми, — равнодушно ответила Энигма, заглядывая в темнеющие городские дали.

— Неужели тебя это совсем не удивляет? Я привык к отчуждению, а тут…

— Все то же отчуждение, ты так не думаешь? Они даже особо не слушают друг друга и друг друга не понимают.

— Вовсе нет, понимают, — Марк поморщился. — Как ты можешь быть такой хладнокровной? Сама говоришь, что в мире мало человечности, и при этом в упор не замечаешь ее у себя под носом. Иногда мне кажется, что ты лжешь себе самой.

— Это в чем? — нахмурилась Энигма.

— В том, что тебя разрывают несправедливости мира. На самом деле ты сухая и черствая.

Она промолчала, но Марк заметил возникшее в ней напряжение. Тогда он решил подлить масла в огонь.

— Я тут подумал, что ты и вовсе заодно с Атроксом.

— Что?! — тут же вспыхнула Энигма, в глазах ее сверкнули молнии. — Ты сам себя слышишь?

— Ты такая же жестокая.

— Неправда.

— Ты говоришь, что все мы — мысли в голове умирающего. И что наши действия не имеют смысла. Должно быть, все это специально, чтобы подавить дух граждан и заставить их слепо повиноваться законам.

— Они и без того слепо им повинуются, — фыркнула Энигма. — Святые небеса, как я только могла довериться тебе? Думаешь, я всем подряд рассказываю про мир мыслей?

Марк готов был поклясться, что не только обидел собеседницу, но и задел ее самолюбие.

— Откуда мне знать? Раз в криминальной сводке говорят «проповедует вредительские учения», стало быть, не я один в курсе о твоих, так сказать, учениях.

— Верь криминальной сводке и оставь меня в покое, — Энигма отвернулась к реке.

— Неужели мое мнение важно для тебя, раз ты так реагируешь?

Она с недовольным видом покосилась на Марка.

— Может и так. Я, может, поверила на миг, что у меня появился друг.

— Значит, я все делаю правильно, — невозмутимо продолжил Марк. — Друзья должны быть честными друг с другом, верно? Вот я и говорю тебе честно, что думаю.

Энигма задумчиво поправила локон, выбившийся из-под капюшона. Она выглядела сконфужено.

— Если я не прав, так и скажи. И помоги мне, раз уж мы друзья.

— Опять ты за свое?

— Есть ли хоть какой-то шанс добраться до острова? Может, ты знаешь кого-нибудь из работников порта?

— Ага, конечно, — пренебрежительно сказала Энигма. — Я знакомлюсь только с отщепенцами вроде тебя. Да и к чему знакомые? Пробрался тайком на судно снабжения и поплыл на тюремный остров. Вот и все дела.

— Звучит так, словно это легкотня какая-то, — скептично ответил Марк.

— Ну, ты не лезь во время перевозки заключенных. Продукты и вахтовиков так не охраняют. Главное, на порту не попасться.

— Ну, ладно. И когда же мы поплывем?

— Мы?

Река мерно журчала, бормотание бродяг стихло: они разбрелись по делам. В возникшей тишине Марку показалось, что это его последний шанс заручиться поддержкой этой странной мятежницы, не признающей ни власть, ни вольный мир, вышедший за городские грани. Ответственность момента словно сдавила грудь, Марк не мог глубоко вдохнуть. Но старался говорить ровно и уверенно.

— Да. Когда мы с тобой поплывем?

— Эх, Марк, — Энигма вдруг смягчилась и с сочувствием положила ему руку на плечо. — Ну, поплывем мы. Ну, привезем Иву в город. Что дальше? Вы будете скитаться от одной помойки до другой, пока вас не поймают и не отправят обратно на остров? Только уже не на западный, а сразу на восточный. И тогда мама не горюй.

— И что же мне, на месте теперь сидеть?

— Ты обрел свободу. Очень неверную, но все же. Смирись с тем, что однажды весь Атросити переедет на тюремные острова. И поживи в свое удовольствие, насколько это возможно по времени и ресурсам.

Марк разозлился и вскочил с места.

— Предлагаешь торчать мне под этим гнилым мостом, жрать рыбу и тешить себя мыслями, будто бы я вольный человек? — его голос сорвался на крик. — В то время, как моя беременная жена пропадает в тюрьме?

Энигма застыла. Щербатый, оставшийся у очага собирать угли, молча пялился на Марка, отчего тот сконфузился. Похоже, старик все услышал. Или же просто среагировал на неожиданный крик.

— Беременная?

— А ты будто не знала? — буркнул Марк, с виноватым видом усаживаясь на место.

— Но это… это невозможно, — прошептала Энигма.

— Я думал, ты все обо мне знаешь.

— В Атросити не бывает детей. Это… этого не может быть, нет.

Тут Марк, помимо всех прочих чувств, ощутил некое торжество. Почему он не понял этого раньше? На его стороне было чудо, и это чудо могло дать ему власть над другими и склонить их на свою сторону.

— Ива ждала от меня ребенка. Поэтому ее арестовали, когда меня не было дома. Живо ли еще наше дитя — я не знаю. Вдруг с ней сделали что-то… плохое?

Марк требовательно посмотрел на Энигму.

— Почему ты сразу не сказал? Это ведь меняет дело… Это значит, что у Атросити действительно есть шанс!

— И ты поможешь мне?

— Атросити продолжает жить… его еще можно пробудить ото сна. Я… да, конечно, я тебе помогу. Этот ребенок должен появиться на свет!

В этот миг Марк впервые за долгое время почувствовал, что все идет, как надо. Он действительно ощутил себя сильным.

— И каков же наш план? Отправимся в порт?

— Да, определенно, — Энигма встала и задумчиво прошлась вокруг валуна. — Я попробую связаться с Томом и узнать, когда у него смена.

— Том? Так, значит, у тебя все-таки есть связи в порту, партизанка?

Энигма взволнованно глянула в его сторону.

— Ну, конечно. А ты как думал? Без связей ничего незаконного не провернуть.

— А ты говорила…

— Да мало ли, что я говорила. Теперь я говорю так, а ты слушай и на ус мотай. Сегодня же ночью переезжаем в квартиру на Корабельной улице, поближе к порту. Никому ни слова, что мы уйдем.

— Даже Щербатому?

— Он привык, что я не прощаюсь. Мы давно знакомы.

Марк кивнул и пошел мыть в воде чашку. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, когда он попал в лагерь, и теперь не верилось, что он действительно покинет это странное место на стыке прошлого и настоящего. Местные вызывали симпатию, и все же рядом с ними сложно было долго находиться. Их разговоры, их незамысловатый быт навевали мысли о чем-то вымирающем, переходящем в древность. Словно захламленный сервант из прошлого века, оставшийся от родителей в доме Марка, который всегда угнетал его. Марк и сам теперь нередко предавался воспоминаниям, и это его пугало. Раньше, когда жизнь казалась понятнее и проще, такого не было.

Рука с чашкой погрузилась в ледяную мутноватую воду. Неподалеку у самой поверхности мерцали спинки мелких рыбешек. Марк потянулся за ними, и те мгновенно исчезли в темном омуте. Тут же на зеленоватой водной поверхности отразилось нечто светлое и стремительное, пронесшееся высоко в воздухе.