То чувство, которое держало меня клещами на прошлой неделе, чувство нереальности, поменяло полюса. Я не хотела ничего этого – есть, одеваться, разговаривать, готовить. Разве вот выгуливать Бобку – отдушина, общение на уровне взаимности, не меньше. Одиночество. Я хотела сбежать из своего дома, от своих людей. И оказаться там, где мой любимый. И там быть.

Я помнила, что вот он уедет вечером, что еще неделю ждать ему меня, а мне – его. Но это-то как раз было легко. Потому что неизбежно. Надо читать летнюю программу, конспектировать тонны материалов, писать базу для научной работы с моими барышнями. На все это надо время, очень много времени. А еще – летние факультативы и практикум. И маленькая подработка. На все это надо время.

Ну а вот сегодня все бессмысленно, все только мешает, все душное и слишком плотное, и я должна быть не здесь. И совершенно не с кем говорить, и даже нельзя иметь искреннее лицо. Все только внутри, как желтый огонь в сердцевине фиолетового ириса. Так что я ждала.

Потом оделась и сбежала из дому «играть в волейбол на пляж». У нас только три часа. Эта мысль пульсировала в голове и на дне глаз. Я шла к Роману домой, задыхалась от того, что дорога такая долгая. Я впервые не тянула ногами время прогулки, а пыталась намотать его, спихнуть, обогнать, успеть.

Я пришла, позвонила, дверь почти распахнулась.

На меня смотрел Рома. Глаза были слегка шальноватые, общее состояние – утро в китайской деревне. Не выспавшийся, помятый, застегнутый со сбившейся пуговицей, нервный какой-то.

– Привет! Уже!

– Привет, Ром.

– Заходи, Ириш, заходи уже давай. День уже давно, да? Мне нужен стимул.

Роман наполнял пространство словами. Было видно, что ему нехорошо, его подплющивает, организму тяжело, нервам тяжело, на душе муторно.

Я инстинктивно зашла на цыпочках и как-то вся сжалась.

– Иринка, пойдем чай пить на кухню. Мы вчера переусердствовал с количеством бодрствования, и там на всех горизонтальных поверхностях спит народ. Даже Машка. Она отказалась пару часов назад вставать и составлять компанию моему мученичеству.

У меня крутилось только где Саша?. Видимо, очень громко крутилось.

– Сашка вообще не спал, кажется. Он куда-то ушел под утро. Недавно вернулся, сидел в компе, что-то там читал, потом пошел греметь посудой, окончательно меня разбудил. Сказал, что в доме нету ни еды, ни кофе, и отправился на раздобытки. Минут двадцать назад ушел.

Я вдохнула и выдохнула. Одно дело – наши девичьи мечты и совсем другое – будни. Он не тут, надо еще его ждать.

– Пошли пить чай. Пить. Чай. С бергамотом. Тут где-то должен быть.

– Ром, ты выглядишь так, словно бы вчера сильно обдолбался, ты же вроде не того?

– Я? Не-е! Фу! Я не обдолбался, я только под утро немного мухоморнул, чтобы спать нормально. Ирин, мы ж почти не пьем даже! Но мы идиоты, потому как мы смотрим сериалы. Ну форменные идиоты, как дети маленькие. Пока гештальтик не закроем – все друг друга локтями пинают.

– А…

– Ир, ты же про Сашку хочешь что-то то ли спросить, то ли сказать. Или послушать. Верно?

– Да.

– Он чумной. И с квадратными глазами. Он надежный до охренения. Тот человек, который всерьез говорит «держись за меня». Я тебе не буду рассказывать, какой он хороший парень. Мы очень давно уже знакомы, дохренища лет. Но его постоянно куда-то уматывало, так что мы не столько друзья, сколько два побега от одного корня. Мы свидетели жизни, мне метафора нравится. Я только вот за тебя переживаю совершенно честно. Мы с Машкой два слизняка, мы прилипли, такие все «факин спешел» друг к другу, прибило течением. И у нас нет каких-то отчетливых планов на жизнь, так что мы вот ползем в своем темпе в указанном направлении. А вы оба другие. И вы как-то дьявольски рано встретились. У меня такое ощущение, что рядом с вами бумага начинает тлеть, и повышается сверхпроводимость.

– В смысле?

– Ну, в смысле – накал. Я не понимаю, как можно так жить. В смысле – долго жить. За него я не парюсь, потому как УЖЕ не парюсь, я много что помню и знаю. И как он себя методично убивал, и как уходил в бессознанку. И из всего этого вырулил. А ты нежный цветок. Как бы ты не разрушилась от несочетаемости фактов и чувств. Мне казалось, что я такой крутой и могу показывать тебе, какая она, такая настоящая жизнь. Что ты будешь у нас тут как в театре – наблюдать. Флобер, одним словом. А тут – бац – такое.

– Мне в этом месте надо тебя успокоить и сказать, что все хорошо.

– Да не, это вранье будет.

– Ну, да. Я пока не знаю, что и как.

– Ты знаешь, просто тебе еще рано это произносить вслух. Ты его любишь. Он тебя любит. Я, ребят, не знаю, как вы с этим договоритесь, честно.

– Не знаю.

– Ты потом расскажи, как вы с этим решите. Я, боюсь, из одного наблюдения не пойму.

– Ром, для этого мы должны умереть в один день, чтобы было о чем рассказывать.

– Не, вот не надо, да. Ты мне технологию расскажи потом. Я потом спрошу, когда пойму, что ничего не понимаю. Как вот сейчас.

Заскрипел ключ, пришел Саша. Я высунулась из кухни, он помахал рукой. А дальше? Ну, должно быть развевающееся платье и повисания на шее, да? А у него тяжелые сумки и очевидно дурное самочувствие.

– Чаю?

– Да! Чаю, крепкого. И сейчас салатик сделаем.

– Привет.

– Привет.

Разулся, пробрался по узкому проходу на кухню, обнял, поцеловал. Пахнуло пылью, моросью, улицей. Обнял еще раз, безоговорочнее.

– Так, чаю. Я притащил всякого. Будить будешь? Скоро уже ехать надо, часа через три.

– Нет, потом.

– Ир, я давай останусь? Я могу утром поехать, у меня только ученики на неделе, а копать я за день соберусь. В универе я все уже закрыл.

– «…восьмиклассница! Мама ровно в девять ждет тебя домой».

– Отвали, ехидна! Я не про ночевку! Ты ведь еще с собакой будешь гулять, правильно?

– Я не знаю, как надо. Саш, это же тяжко, ты не спал совсем, Ромка сказал.

– Ну вот я и посплю, когда всех провожу. Смотри, на тех выходных я здесь, а во вторник поеду копать, и это на почти два месяца. Тебя со мной, ясен пень, никто не отпустит. У меня будет отравление собой, явно, я, видимо, даже буду писать, о ужас. Во-о-о-т. Так что хочется откусить от мира немного больше.

– Саш, а у меня семейство на следующей неделе в воскресенье днем уедет в отпуск.

Повисла пауза. Пауза была со всей отчетливостью налита красным жарким сексом. Даже мне стало не по себе, побежали мурашки, намокли ладони и скопилась слюна. Я поняла, что такая констатация факта может быть только предложением. Кухня была тесная, Роман стоял возле подоконника, ополаскивал чайник и заваривал чай. Он замер и посмотрел на нас, во взгляде было вот все то самое, о чем он спрашивал. Александр стоял совсем рядом со мной, вплотную, зажатый углом стены и открытой дверью, одной рукой касался меня, второй доставал из шкафчика сверху чайные добавки. Он так резко хлестанул меня взглядом, так вдохнул и поменялся на ощупь. Мне стало совсем конфузливо, хорошо и гордо, когда я поняла, что произошло, и что он пытается остановить усилием воли. Мои одноклассницы читали «Эммануэль», «Анжелику» и Маркиза де Сада. А я исследования по сексологии, тантру и энциклопедии для девушек. Так что я не просто почувствовала бедром изменения, но и успела посмотреть под черепом маленьких фильм о нейрохимии, гидравлике и социальных нормах.

– Ты можешь уехать в понедельник вечером?

Тут не было никаких других вариантов. Как? Рома хорошо задал этот вопрос. Вовремя. А мы вчера так ладненько все обсудили. Не знаю я – как.

– Да, могу, мне только заскочить в душ и взять вещи. И на поезд. Ромка, ты с консьержем и ключами разберешься?

– Да.

– Тогда смотри как. Я поеду завтра утром. Сегодня вот сейчас начнется суета, мы всех проводим. Ты – домой, создавать улики и алиби. Я прихожу к тебе к…

– к 21:30. И мы час гуляем. А можем дольше гулять. Там все уже ложатся и меня никто не ждет.

– Хорошо! А на той неделе я приеду в пятницу вечером и тоже прихожу к тебе к 21:30, и мы гуляем благословенную зверушку.