— Потерпи немного, сейчас тебе станет легче.

— Угу, — прохрипела я. На более длинную речь просто не было сил.

По телу словно пробежала прохладная волна. Сверху вниз, от головы к ногам. И действительно, мне стало легче. Боль не исчезла совсем, но словно бы отодвинулась, и стала почти терпимой. Зато накатила жуткая слабость. В таком состоянии я, наверное, и комара бы не смогла прихлопнуть. Но это все равно было лучше.

— Уф-ф, — отпыхиваясь, произнесла Мирланда. — И как только тебе вообще удается здесь хоть какая-то магия?

— С трудом, если честно, — ответила я, переводя дух, и тут, наконец, сообразила:

— Это что, теперь ты у меня в гостях?

— Да, Светлая дала мне такую возможность. Она сказала, что ты в беде, и что тебе нужна моя помощь, иначе ты можешь погибнуть.

— А где я сейчас?

— Не знаю. Но если ты откроешь глаза, то мы сможем осмотреться.

— Сейчас, дай минутку, только слабость немного уйдет.

— Конечно, отдохни. Я подожду.

Я лежала, тихо охреневая. Я… Мирланда… Нет, это, конечно, здорово, что она теперь может ко мне приходить. Хотя бы изредка. Но… наверное, я просто все еще в шоке от самого факта ее появления.

Слабость понемногу уходила. Я попыталась пошевелить пальцами — вроде, удалось. Теперь надо попробовать открыть глаза… не открываются. А если руками? Я тяжело, с усилием, приподняла руку, поднесла ее к лицу и охнула: там, если судить по ощущениям, был сплошной синяк. Да еще и крови хватало.

Я дотянулась до глаз: сплошная подушка гематом. Даже прикоснуться больно, не говоря уже о том, чтобы раздвинуть и осмотреться. Да уж…

— Мирланда!

— Да, Тася!

— Ты ведь сейчас… то есть, недавно, пыталась меня лечить магией?

— Да, и не пыталась, а лечила. Но как-то тяжело это далось. Там, в моем мире и в моем теле, и усилие требуется намного меньшее, и устаешь не так сильно.

— Понятно. Как ты думаешь, можно мне уже магичить или еще нет?

— Ты знаешь, Тася, я бы на твоем месте еще немного отдохнула. А что?

— Да вот боюсь, что если хоть немного не залечу лицо, то глаза у меня так и не откроются. Кстати, тебя сюда, ко мне, надолго отпустили?

— Светлая сказала, что сейчас у меня есть сутки.

Я вспомнила обстоятельства своего пробуждения и спросила:

— А сколько времени ты пыталась до меня докричаться?

— Не так долго. Примерно, часа два.

— Охренеть! И это ты говоришь, не долго?

— Конечно, недолго. Люди, попавшие под воздействие Темной магии могут и на несколько дней исчезнуть из мира.

— Да какая там магия? Я ведь точно знаю, что мне просто прыснули в лицо какой-то гадостью.

Почему-то мне даже Мирке не хотелось признаваться, что это сделал не абстрактный враг, а вполне конкретный Ромка, пусть и превращенный каким-то образом в Темного.

— Сначала — может быть, — отрезала Мирланда. — А вот потом… ты была в беспамятстве. Откуда ты знаешь, кто и что с тобой делал?

— Ну да, ты права, — смутилась я. — А как ты узнала, что это была именно темная магия?

— Вообще, это видно. Я покажу тебе, если будет возможность. А сейчас… Ух ты, как быстро ты восстанавливаешься! Это я про магические силы.

— Что, уже можно?

— Можно. Только давай ты сделаешь это сама, мне тяжело творить магию вот так, в твоем теле.

Я сосредоточилась, колданула, и через пару секунд уже ощупывала свою физиономию. Синяки исчезли, словно их и вовсе не было. Зубы перестали шататься. Сломанный нос вернулся на свое место. Теперь можно было попытаться открыть глаза.

Увиденная мною картина меня, мягко говоря, не обрадовала. Я голышом лежала на каком-то тряпье посреди камеры размером примерно два на три метра. Мебели в ней не было никакой, даже поганого ведра не дали. Зато выстудили её на совесть. Хорошо еще, на голый пол не швырнули. А то — кто знает, лечит ли магия простуженные почки или специфические женские болезни? Проверять как-то не тянет. А вот что было хорошего, так это дверь. Не та, почти что бронированная, какая была на входе в подвал, а просто решетка. Через нее какой-никакой свет проходит, её, опять же, выломать легче. Да можно и не ломать, просто разогнуть прутья и протиснуться наружу. В конце концов, должна же быть какая-то польза от моего роста? Вот сейчас подлечу себя немного, и буду думать, как отсюда выбираться.

Я ощупала себя. Руки-ноги, кажется, целы. В синяках, конечно, где-то, может, трещины в костях имеются, но передвигаться я смогу. Насчет драться — еще неизвестно, но если в моем распоряжении будет достаточно времени, то подлечу и их. Живот при малейшем нажатии отзывается резкой болью. Наверняка что-нибудь отбили, гады. И хорошо еще, если ничего не порвали. Я колданула лечилку. Так, теперь получше. Ребра… вроде, целые. Ну что, попробуем встать?

Я подползла к стене и, опираясь на нее, поднялась на ноги. Осторожно, прислушиваясь к себе, подвигалась. Да, сейчас я не боец. Мне бы больничный на пару недель, да с постельным режимом, да с полноценным диетическим питанием, с куриным бульончиком, с отварной рыбкой и пюрешкой, с хорошим чаем и пироженками… Тоже мне, размечталась! Ноги бы отсюда унести, для начала. А потом и о чае с пирожными думать.

— Тася?

— Что, Мири?

Я в процессе самотестирования и забыла, что у меня нынче гости.

— А что такое пирожные?

— Э-э-э… Давай отсюда смоемся, и я тебе покажу. И даже дам попробовать.

— Хорошо. А как ты собираешься… смываться?

Мирланда спросила так осторожно, что я сразу догадалась: многих моих обыденных словечек она просто не знает. Ну да ничего, со мной поведется — выучит.

— Еще пока не знаю. Для начала, надо выбраться из камеры, потом найти выход из этого места и убежать туда, где безопасно.

— А ты не хочешь найти тех, кто тебя сюда запер и отомстить?

— Очень хочу. Но… мне нужно оружие. И снаряжение. И… одежда.

Тут я глянула на лежащие на полу тряпки. На безрыбье, говорят военные, и лифчик — портупея.

Через пять минут я хоть и оставалась босиком, но, по крайней мере, не так сильно мерзла. Тряпки, на которых я лежала, оказались моими недавно еще новыми и добротными вещами. Только теперь они были изорванными и загаженными. Ну так что ж, будет возможность — сменяю на что-нибудь получше, а пока и так похожу. Можно уже было и двигаться, но я решила на всякий случай спросить:

— Мири!

— Что, Тася?

— Скажи, а нет какого-нибудь заклинания, чтобы стать невидимой? Или, хотя бы, охране глаза отвести?

— Нет, магия такого не может. Хотя шарлатаны порою торгуют поддельными амулетами, и отдельные люди могут купиться на их уловки.

— Жаль… Еще бы оружие какое-нибудь…

— А ты не можешь сама его сделать?

— Как?

— Ну помнишь, как я тогда, у замка, твою зрительную трубку воплотила?

— Точно! Спасибо, Мири! Что бы я без тебя делала!

Меня охватил несколько неуместный сейчас энтузиазм.

— Только ты подскажи, какой конструкт нужно сотворить.

— Да никакой. Просто зачерпни нужное количество эфира, и очень точно представь ту вещь, которую ты хочешь получить.

— А долго она просуществует?

— Это зависит от твоей силы, от того, сколько эфира ты возьмешь для сотворения вещи. Ну и еще чем проще вещь, тем дольше она продержится.

Вот так, значит. Дубина пробудет в руке, скажем, час, а автомат Калашникова — от силы минут пять, а то и меньше. Да и будет ли он стрелять — вопрос. Я же не знаю досконально его конструкцию, в отличие от дубины! Я сосредоточилась, вспомнила до мелочей свой трофейный стилет и принялась за дело.

Я, конечно, ожидала результата, но все равно удивилась, обрадовалась и восхитилась, когда у меня в руке возник тот самый кинжал. Ну, конечно, не тот самый, но похожий до последней царапинки. Я даже, пока пережидала неизбежно накатившую слабость, размотала кожаный ремешок на рукояти. И камень, тоже тот самый, оказался на месте. Вот уж действительно, чудеса! Если бы я себя чувствовала малость получше, то непременно бы подпрыгнула и тихонько, шепотом, повизжала от избытка чувств.