— Может, дальше? — перебивает меня Климовских. Наверное, он прав.
— Тогда это не твой вопрос. Сам решу. Надо в Москву, Саратов или Казань.
Ещё через десять минут задумчивые генералы расходятся. Тоже ухожу, напоследок с наслаждением выкурив папиросину на крыльце.
26 июня, четверг, время 18:10
Железная дорога Белосток-Брест, 3 км до немецких позиций.
— Давай! — полковник Анисимов резко опускает поднятую руку. Одновременно с донёсшимся грохотом. Заработали миномётные батареи, Т-34, один за другим, заглушая своим лязгом звуки далёких разрывов, спускаются по аппарели на прикрытую стальным листом площадку. Затем со скрежетом разворачиваются и по пологим сходням съезжают на волю.
Генерал Павлов командующим сводной войсковой группой назначил его, начальника боевой подготовки. Оторвал от малость надоевшего непрерывного обучения новобранцев и курсантов. Трёх самых толковых курсантов полковник забрал себе порученцами. Рад был несказанно, он — боевой командир и всё понимает, дело важное. Но как же надоело сопельки молодёжи подтирать. У него зрел в голове стратегический замысел, поглядывал с особой надеждой на курсанта Карнаухова. Самого толкового из всех, кого полковник приметил, не гляди на неказистую фамилию.
А пока надо закончить с разгрузкой танков. Их всего пять, так что десяти минут должно хватить.
Пятнадцать. Пятнадцать минут понадобилось, чтобы последний танк скрылся в зелёной чаще. Всё, можно прекращать.
— Дай им отбой, — связист приникает к радиостанции и отбивает ключом короткий код.
Бензовоз можно акустически не маскировать. Его за километр не слышно, как Т-34.
Про маскировку Дмитрий Григорич ему, да и всем, скоро плешь проест. Он честно над этим думал, но в итоге решил, что лучшая маскировка в его случае — скорость. Быстро выгрузится и спрятать машины. И быстро отогнать небольшой эшелон обратно. Пусть везёт следующую партию. С воздуха их прикрывают, кстати…
— Отбой воздуху, — связист опять стучит ключом. Лётчики получают разрешение снимать особый контроль с их района. Теперь замаскировать аппарель, оставить охранение и обслугу и можно ознакомиться с полем боя.
Немцы заняли удобную возвышенность. Невысокую, но преимущество даёт. Не наш УР или линия Маннергейма, но немного повозиться придётся.
Через сорок минут. Полкилометра до немецких позиций.
— Что же вы так? Зачем позволили немцам минное поле организовать? — полковник спрашивает, не отрываясь от бинокля.
— Мы не позволяли, — слегка мрачнеет капитан, командир пехотного батальона 49-й дивизии. Она вся в распоряжении полковника, но если ему не хватит батальона с таким мощным усилением, то грош ему цена, как военачальнику.
— Как только подошли, сразу их шугнули. Но что-то они успели. Потом пару ночей мы с ними в кошки-мышки играли…
— Противотанковые мины есть?
— Не думаю, — после краткого размышления отвечает капитан. — Рядом с позициями их вообще никаких не должно быть. Давно бы все от обстрелов сдетонировали. А если дальше, то тащить почти пудовую дуру, потом закапывать, ночью…
Русоволосый и голубоглазый капитан строит скептическую физиономию. Но как ни крути лицом, вероятность противотанкового минирования со счетов сбрасывать просто так не стоит. Полковник принимает решение, на которое при других условиях мог бы и не решиться. По словам капитана вряд ли немцы заминировали полосу больше двухсот метров. Сапёр это всё-таки не разведчик, чтобы незаметно по ночам подкрадываться. Ночи сейчас темнее обычного, Луна в фазе новой, но небо лишь на краткие полтора часа темнеет, а звёзды сияют всегда. В любом случае, не могли немцы противотанковое минирование провести далеко от своих позиций. Точечно оно имеет смысл только на дорогах, а усеять ими несколько квадратных километров полей — у полка сапёров пупок развяжется.
— Ладно, пойдём думать, что и как, — командиры, пригибаясь, уходят с НП по неглубокой чуть выше пояса извилистой траншее.
Там же, время 20:10.
Десять минут грохотали пушки большого калибра пятого ПТАБР. Ну, как большого? Для боёв местного значения и 76 мм — изрядный калибр. Пусть и противотанковое соединение, но осколочных снарядов у них тоже завались.
Капитан Фрайгер, — подозрение полковника о немецком происхождении сразу отмёл, фамилия датских корней, — смотрит на начальника с уважением. Сам бы не додумался, хотя до этого был всего один шаг. На вопрос, зачем гвоздить артиллерией не по позициям, а перед ними, полковник отвечает:
— Сам же сказал, что противотанковые мины от разрывов детонируют.
Смотрит в бинокль. Вроде хватит, там живого места уже нет. Разминирование артобстрелом вещь затратная, но танки дороже сотни снарядов.
— ПТАБРу — огонь прекратить! Танкам — изготовиться к атаке! Действовать по плану.
Через пять минут Т-34, которые под грохот артобстрела вышли на исходные позиции, взрёвывают моторами. Ещё и поэтому капитан смотрит на полковника с уважением. Обстрел полосы перед немецкой обороной выполнял двоякую задачу. Кроме разминирования взрывы маскировали шум от танковых моторов.
Пушки замолкают. Зато с противным воем уже на позиции обрушиваются мины. Так что головы не поднимешь. Сбоку сверкает огоньками и тут же замолкает ДЗОТ. Поздно. На танках наблюдатели. Всего по одному, но этого хватает. Последний танк, — они идут уступом, друг за другом с лёгким смещением, так чтобы давить попадающиеся противопехотные мины, — останавливается и поворачивает башню. Немецкому ДЗОТу приходится не сладко, снаряды ложатся всё точнее.
А основной состав до сих пор не может высунуть нос, две 82-мм миномётные батареи поливают щедро. Танкам всё равно, наблюдателям на передовых танках приходится прятаться за башнями. Когда тяжёлые машины приближаются на полтораста метров, начинают расходиться в цепь. Тут действовать надо быстро, борта — более слабое место. И только когда развёртывание заканчивается, по проделанной гусеницами широкой тропе в атаку устремляется рота красноармейцев и прекращается миномётный обстрел.
Остаткам роты вермахта, усиленной батареей Pak-38 и уже уничтоженным ДЗОТом, предстало зрелище крайне угрожающего вида. Пять танков, на удручающей дистанции в полсотни метров, без видимых повреждений поводят башнями в разные стороны, выискивая цель. Артбатарея голоса не подаёт, слишком близко, в ту сторону уже смотрят пушки двух танков.
Очаговое сопротивление длится недолго. В сторону истерически завывшего «Страдивари» деловито направляется ближайший танк. Злая очередь ДТ и расчёт бессильно сползает в окоп безвольными телами. Пара коротких перестрелок с подошедшей пехотой и вот доблестные солдаты вермахта поднимают руки, мрачно отворачиваясь от нацеленных на них мосинок.
После этого раздавить заслон по другую сторону дороги — дело несложное.
— Здорово! — восторгается капитан Фрайгер. — Я думал, придётся долго возиться.
— Потери какие? — скучным тоном спрашивает полковник. Тоже мне сложность, роту сшибить такими силами. Хотя это главное правило войны, хочешь успеха — обеспечь подавляющий перевес.
— Всего дюжина! — восторгается капитан. — Убитыми и ранеными!
Рано радуется, — думает полковник и отдаёт распоряжения. На удивлённый взгляд капитана не реагирует. На месте немецких позиций остаётся взвод, несколько пленных, которых оставили, как специалистов. С трофейным оружием надо разбираться.
Танки опять ревут моторами и цепью идут на тылы южной стороны немецкого прикрытия клина. Без разведки, без артподготовки, которую, впрочем, начинает ПТАБР, ему дальности хватит. А вот миномёты надо подтягивать ближе. Недоумение капитана заканчивается, когда на позиции обрушиваются крупнокалиберные фугасы.
— Ты, капитан, топай в другой блиндаж, — успевает скомандовать полковник, — не хватало ещё, чтобы всё командование одним снарядом накрыло.
И тут же напрягает связиста-радиста. Время-то к десяти вечера катится, темнеет. Капитан спросил бы: ну, и что? А то! В сумерках вспышки выстрелов прекрасно видны, так что авиация — вперёд! Вашим штурмовикам есть работа! Радист даёт трубку начальству, с авиаторами можно поговорить открыто. Хотя и коротко. Полковник берётся за тёплую от руки связиста трубку.
