— Ну вот, — удовлетворенно сказал волк. — Шрамы, конечно, есть, — вот прям успокоил, так успокоил, — но я не умею их сводить! Тебе бы умыться, а то жутковато немного.

Я сглотнула. Никто не умеет сводить шрамы! Можно, конечно, обратиться в клинику, где тебе потом сведут. Потом, но не сейчас. Только не заплакать! Держать себя в руках!

— Я бы обнял тебя, — тут же послышался насмешливый голос, — но в крови не хочется выпачкать!

Взглянула на расцарапанную грудь и живот парня, перевела взгляд на тигра, оценивая ущерб. На Сером ни одной царапины, вот только горло один большой синяк. Говорить точно не сможет ближайшие дня три или даже неделю.

Обнял бы он меня. Теперь, такая, я ему точно не нужна! Вон как радуется! Перевела взгляд на сестру, которая в шоке, не мигая, так и смотрел на меня, прижимая руки к губам, словно хотела закрыть себе рот.

— Лика, я так хочу домой! — прошептала еле слышно. — Пожалуйста, пусть мама заберет меня!

Лика всхлипнула, сорвалась с места, и прижала меня к себе, закрывая от всех.

— Стасечка, сестренка, я сейчас, — зашептала она, — я сейчас свяжусь с мамой, мы заберем тебя! Тебя больше никто не обидит, я никому не позволю! Никому! — шептала быстро-быстро, орошая меня горячими слезами, и я рыдала вместе с ней.

Мы встали, опираясь друг на друга, поддерживая, и пошатываясь побрели к дому.

Волк дернулся было за нами, но был остановлен твердой рукой командира.

— Стой! Не надо сейчас!

И Стас подчинился, с тоской провожая две сломленные фигурки.

На семейном совете собрались все: мои родители, королева-мать, Анжелика, Алекс, даже Серого с отцом позвали.

Вот только нас со Стасей на первую часть семейного совета не пустили. Так и топтались с ней перед закрытыми дверями.

Стася теперь все время распускала волосы, стремясь закрыться ими от мира и меня. Три тонкие полоски шрама пересекали левую половину лица. По-моему смотрелось очень пикантно, зря она так. Один шрам пересекал лоб, делил бровь пополам и заканчивался немного не дойдя до глаза. Вообще волчице крупно повезло, что у Серого большое расстояние между когтями и глаз не был задет. Второй шрам пересекал щеку, немного не доходя до губы, словно стрела, указывая, куда надо целовать. Вот бы я сейчас схватил в охапку и зацеловал эти сурово поджатые губы. Третий, самый длинный — шел от уха и спускался в ложбинку, снова словно еще одна стрела, указывая путь в наслажения.

Черт! Сколько я не с ней? Уже неделю как избегает меня, сидит в своей комнате безвылазно, спит вместе с сестрой в одной в кровати. Вот все мысли в эту сторону и направлены.

— Нравлюсь? — гордо вскинула голову, специально отбрасывая волосы назад, специально обнажая шрамы.

Дурочка, не понимает, что ее шрамы мне до фени. Я бы любил ее любую — уродину, красавицу, скрюченную, страшную. Любую!

— Сама же знаешь, что да! — сделал шаг навстречу, тут же отошла.

— Не подходи близко! — выставила руки перед собой, как будто это меня когда-то останавливало.

Усмехнулся! Чувствую, вижу, тянет ко мне. Боится выдать свои чувства, стоит напряженная как тетива. Метит в меня стрелой, выбирает место как бы сделать побольнее.

Снова сделал шаг вперед. Отскочила, закрываясь.

— Настя, — я называл ее так только тогда, когда мы были вдвоем. Это наше, личное.

— Настя, давай поговорим!

— Не о чем нам разговаривать, — она закрылась от меня, бросила взгляд и тут же отвернулась.

— Настя…

— Я буду настаивать, чтобы волчицу усыпили, — еле слышно прошептала она.

— Что? — оторопел от ее слов. — Почему? Вы же подружились, ты справляешься!

— Не хочу быть сильной самкой из-за которой передерутся все кланы.

— Я справлюсь, — растерянно запустил руки в волосы. — Настя, я справлюсь. Я отвоюю тебя у всех!

— Нет! — она развернулась ко мне лицом. — Не надо никаких сражений. Я никогда не пойму и не приму. Я не из вашей стае, мне кажутся дикими эти законы. Эти эмоции, которые все видят, эта волчица, эти инстинкты — все не мое. Не хочу! Хочу быть собой!

— Ты не понимаешь, — я растерялся.

Если она усыпит волчицу, мой волк подохнет с тоски, и я вместе с ним.

— Настя, не делай этого, прошу. Твои чувства ко мне не ослабнут, даже если ты волчицу усыпишь.

— Сколько самоуверенности, — девчонка вспыхнула. — Когда я буду собой, я смогу задавить их.

— Зачем? — моему изумлению не было передела. — Я люблю тебя, ты — любишь меня! — озвучил очевидное.

И тут же из неожиданного.

— А я не хочу тебя любить! Не хочу и все! Хочу избавиться от этой любви! Хочу все забыть как страшный сон!

Расхохотался, ловя изумленный взгляд девчонки.

— Ну что ж, так даже интереснее! — принял вызов. — Давай, вперед! Вот только знай, — метнулся к ней, с силой прижимая к себя, — я тебя в покое не оставлю. Я буду тебя завоевывать снова и снова. Ни один к тебе не подойдет. Ни один тебя не коснется, — и заклеймил ее злым поцелуем, сминая губы, удерживая руки, показывая, кто главный, и как все будет.

План в моей голове сложился, теперь и я знал, что говорить на совете.

Стася оттолкнула меня, замахнулась, собираясь дать по морде. Вот только я не позволил. С силой сжал тонкое запястье, оставляя синяки.

— Бить меня тебе будет позволено, когда снова станешь моей! — усмехнулся в ее покрасневшее от злости и негодования лицо.

— Да пошел ты! — выдернула руку и зашипела не хуже кошки, а еще волчица называется.

— Даже если усыпишь волчицу, от меня не отвяжешься!

— Усыплю, слышишь? Я все решила!

Волк завыл, пришлось вернуть внимание ему.

"Ничего, волчара! Они усыпят, мы разбудим! Волчица теперь знает, что значит жить, быть свободной, любить! Не отчаивайся! Еще поборемся!"

И волк, чувствуя мою уверенность, успокоился, стремясь сжиться с мыслью, что какое-то время не будет чувствовать свою волчицу.

Двери как-то торжественно раскрылись. И я почувствовал себя словно на экзамене, к которому не был готов.

Мама прятала глаза, отец смотрел в сторону. Серый опустил голову, и вообще никуда не смотрел. Отец Серого смотрел прямо, чуть нахмурив брови, словно хотел меня о чем-то предупредить. Лика улыбалась, королева смотрела с неодобрением. Видимо ее уже просветили по поводу личной жизни дочери.

Задрал голову повыше. Уже знал, что скажут. Был готов! Давайте, удивите меня. Пропустил вперед свою пару, та чуть споткнулась на пороге. Вежливо придержал за локоть, не нарушая личную дистанцию.

— Аккуратнее, здесь порог!

Огляделся и направился прямиком к бару. Плеснул себе в бокал густой темной жидкости, чем снова заслужил неодобрение со стороны королевы. Плевать! Будущая теща тоже будет плясать под мою дудку.

Стася так и осталась стоять у входа, не понимая, что ей делать, куда садиться. Подошел к столу, отодвинул свободный стул. Мотнул головой, приглашая присаживаться. Вскинулась, и мимо прошла, усаживаясь в кресло! Но и я не собирался сдаваться! Зашел за кресло и встал сзади, нервируя девушку, которая раздраженно заерзала в кресле. Прижал своими руками ее плечи, заставляя откинуться на спинку кресла.

— Расслабься, любимая, — прошептал, почувствовав, как вздрогнули хрупкие плечи.

Раздраженно дернула плечом, освобождаясь от моего захвата, и выпрямилась в кресле, сев с ровной спиной, будто жердь проглотила.

— Ну что, все в сборе, — начал отец, так и не посмотрев на меня ни разу.

— Дети, — вздохнул отец. — То что сейчас происходит — это сложно понять. Можно разбудить волчицу, можно дать силу мага, но нельзя заставить принять те ценности, в которых живут наши миры. Кто-то принимает быстро, адаптируется и становится счастливым, а кто-то страдает и мучается, убивая в себе веру, надежду и даже любовь. — быстрый взгляд отца на белую волчицу.

Стася опустила голову, принимая все слова на себя. Отец продолжал.