— Было что-то еще? Кроме… котят?

— Конечно, — она наконец убрала пузырек. Мартин насчитал не меньше пятидесяти капель. — Постоянно, ваша мать не зря ходит сюда в конце каждой четверти. На Оксану жалуются дети. Она постоянно пытается… уязвить исподтишка. Тыкала в соседку по парте швейной иглой, отравила моих рыбок в кабинете биологии…

— Вы уверены, что это она?

— Я ее застала. Говорю же… не очень изобретательна. Я все это уже рассказывала. Вашей матери, и в милиции… вам бы поговорить с нашим психологом, Еленой Васильевной. И социальным педагогом, Верой Дмитриевной… знаете, а я думала у вас вся семья… вот такая, — неожиданно призналась она. — А вы даже на маньяка не похожи, наверное, у вас был хороший папа.

Мартин не без труда удержался от того, чтобы попросить валокордин. Виктор наблюдал неожиданно спокойно — паническая атака отступила так же внезапно, как и началась, и сейчас Мартин чувствовал его прохладную сосредоточенность.

— Папа меня многому научил, — не удержался от колкости Мартин. — У вас есть какие-то… предположения, где она может быть? Может, вы знаете ее друзей?

— У нее не было друзей, — устало ответила она, залпом выпивая чай с каплями. — И вам, и вашей матери, и в милиции я скажу, что думаю — девочка со своей тягой… к уродливому нашла себе неприятностей. Может, познакомилась с этим психопатом, который убивает людей и надевает на них венки. Она потом сказала Вере Дмитриевне, что котята… чтобы понравиться какому-то мальчику. Мне действительно… жаль.

Мартин вышел из школы со звенящей пустотой в мыслях. Хотелось найти в себе силы удивиться или испугаться, но получалось только улыбаясь смотреть на солнце. Он стоял на крыльце и представлял, как свет выжигает глаза, наполняет голову, где больше нет темноты, а потом он падает замертво на чистые подметенные ступени, не переставая улыбаться, как дурак.

— Мартин? — Ника обдала его идиллическую фантазию терпким запахом сигаретного дыма. — Что с тобой?

— У меня самая чудесная семья на свете, — ответил он, все же закрывая глаза. — Некоторые из нас не слишком изобретательны и не слишком умны. Но очень стараются.

Ника молча взяла его за руку и провела ладонью перед лицом, на миг отсекая солнечный свет.

…

Виктор вернул себе сознание почти сразу. Не сказал ни слова, но Мартин чувствовал, что он полностью себя контролирует. Пожав плечами, он пересел в кресло, оставив его вполоборота к проему.

Мари сидела на полу у камина и курила с самым умиротворенным видом. Мартин жестом попросил сигарету, и она, улыбнувшись, прикурила вторую и протянула ему. Дым оказался холодным и безвкусным, как туман. Поморщившись, вернул сигарету Мари.

— Как тебе такие котята? — меланхолично спросил он.

— Не очень, хороший, вот совсем не нравятся, — доверительно сообщила она. — Ну почему у меня есть сигареты, но нет вечного пакетика с травкой? Я больше не хочу с вами общаться без вечного пакетика с травкой.

Мартин усмехнулся и поймал себя на том, что думает о Мари почти с нежностью — это был самый странный друг из всех, кого он мог представить, но сейчас он был рад, что она рядом.

…

Виктор всю дорогу шарил по карманам в поисках плеера, потом вспоминал, что выложил его, когда вернулся Мартин, а потом снова лез в карман.

Ника едва успевала за ним, и когда она начинала отставать, Виктор хватал ее за руку и тащил за собой.

Лучше бы оставил дома — пусть бы Лера ее прирезала, и в городе появился хоть один труп без проклятого венка. Лера и правда умная и злая, не стала бы размениваться на такую пошлость.

Они шли через парк, мимо пустого пруда. Серый гусь с подрезанными крыльями куда-то исчез. Вокруг не было ни души — только небо и рваные пятна теней деревьев на асфальте. Виктор остановился и уставился на заставшие у берега листья, а потом обернулся к Нике. Посмотрел на нее, пытаясь понять, зачем все это время тащил с собой. Разжал пальцы, непонимающе глядя на белеющие на ее запястье следы.

— Она таскала в школу разлагающихся котят, — сообщил он, прижимая манжеты к лицу. — Моя проклятая психопатка-сестра — такая же сумасшедшая тварь, как мы все.

Он замолчал. Мир задрожал, стал густым и ярким — он застревал в легких и глазах, картинка прилипала к сознанию и не менялась по нескольку секунд.

— Бедные котята, — меланхолично отозвалась Ника. Виктор устало прикрыл глаза, позволив миру потемнеть всего на несколько секунд.

Мартин бросился в сгущающийся туман, не успев подумать, что делает. Разжал руки и отшатнулся, не успев понять, что происходит.

Ника осталась стоять на четвереньках у пруда, только подняла голову над водой. Мартин видел, как с ее лица срываются серые и красные капли.

— Да какого черта?!

— Ничего страшного, нос у меня и так кривой, — просипела она, наконец поднимая лицо. Губы и подбородок были залиты кровью. А потом улыбнувшись, встала, отряхнула юбку и сделала шаг к воде.

— Ты что делаешь?!

Она дошла почти до середины пруда, но вода едва доходила до пояса. Темная, пахнущая железом вода, с дрожащими на потревоженной голубой глади листьями и окурками. Ника, вздохнув, легла на спину и раскинула руки.

— Давно мечтаю утопиться в море, — сообщила она высокому серому небу. — Тонуть и смотреть, как солнце становится все дальше.

— Я помню, — тихо ответил Мартин, зная, что она его не услышит. По ее мокрому лицу расползались алые пятна.

— Я уже тону, — в ее голосе звенело искреннее счастье. — Для меня нет даже венка! И моря нет, и не будет никогда!

Мартин, вздохнув, зашел в воду и поднял Нику на руки, почему-то ожидая, что она будет сопротивляться. Но она положила голову ему на плечо и затихла. Он не стал отпускать ее.

…

Дверь в квартиру была открыта. Лера встретила их на пороге — бледная, со следами туши на щеках и зажатым в зубах косяком.

— Просто охренительно, — констатировала она, окинув их ненавидящим взглядом. — А вы где промокли?

— В пруду купались, — миролюбиво ответил Мартин. — Есть новости?

— Целый, сука, мешок. Смотри, что у меня есть, — она махнула рукой в сторону кухни. Мартин, не разуваясь, зашел туда и замер.

Оксана сидела на полу, прижимая к груди окровавленный венок. Мать сидела за ней, обнимая ее за плечи. Мартин смотрел на ее мокрые волосы, мокрое платье, на дрожащие лепестки цветов, но раз за разом возвращался к тонкому порезу у нее на горле. Кровь застывала на воротнике неопрятными бордовыми пятнами.

Виктор рывком вернул сознание. Сел на пол рядом с сестрой и, улыбнувшись, впервые нежно провел по ее лицу кончиками пальцев.

Виктору мучительно хотелось выпить, но вместо этого он, рассыпав по столу сахар, раз разом собирал дорожки пластиковой картой. Леру ничего не останавливало, и она пила самбуку прямо из горлышка, иногда подливая в стакан мрачно молчащей Нике, наполнив кухню приторным анисовым запахом. Ника прижимала к лицу пакет замороженной вишни, опуская его только чтобы выпить.

— Хреново выглядишь, — хихикнула Лера, помахав ладонью у Виктора перед лицом.

Он молчал. Больше не хотелось сопротивляться — зачем топить темноту в черной воде, если ничто все равно не идет по плану? Зачем вообще строить планы?

Перед глазами стоял уродливый, карикатурный образ его жертвы: Оксана, почему-то еще больше похожая на отца в этот момент, прижимает к груди венок, а с подрезанных уголков ее губ на подбородок текут темные струйки.