Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Наверное, и Мартин был там счастлив. Но только в этом году, через столько лет, ей наконец-то удалось убедить его приехать на море.

Ника сжимала чашку и смотрела на Мартина снизу вверх. Единственный обман, который так и остался с ней, привезенный из прошлого. У него волосы до плеч, темно-серые глаза, длинный, тонкий нос и зеленый пиджак. Но волосы его так и остались белыми, а лицо… лицо, конечно, так и осталось лицом Виктора.

И было то, что ей правда удалось забыть. Окровавленные простыни, треск ткани, горячую ладонь между лопаток.

Годы в полутемной квартире, полные унижений, боли и страха. Она знала, на что шла, оставаясь рядом с сумасшедшим. Жертвовала собой, чтобы человек, которого она любила, остался жить.

Виктор держался. Он никогда не делал ей больно просто так, только если не успевал запереться в ванной в очередной приступ. Она так и не поняла, любил он ее, ненавидел или истязал себя памятью о первой любви, глядя на ее лицо, но точно знала, что в ее глазах Виктор искупил все грехи, пожертвовав собой в тот день. Ника до конца не верила, что он действительно это сделает. Сомневалась в нем, сомневалась в Мартине и в самой себе, но Виктор выполнил свою часть сделки.

И все, что ей оставалось — хранить его тайны. Мартину достаточно своей боли и своей вины. Пусть он никогда не узнает про Дару.

Пусть Мартин никогда не узнает, как Виктор в тот, последний день застегивал крючки на ее платье и умолял ему поверить. Как они вместе зарезали того поросенка, и как он, морщась закалывал цветы в ее волосы окровавленными руками.

Ника, поставив на песок пустую чашку, аккуратно наметила на картине палубу и две мачты.

Пусть в море, настоящем и нарисованном, наконец-то утонет тот день и тот выстрел.

Мартин проснулся лежа на полу. Кто-то кричал на него и хлестал по щекам — боли не было, только слышались частые удары.

— Вик! Вик! Очнись, твою мать, пожалуйста, пожалуйста… что ты сделала, сука, что ты сделала!

Мартин не хотел открывать глаза. Он не должен был открывать глаза. Люди со вскрытым горлом не оживают.

И все же ему пришлось это сделать.

— Нет! Нет-нет-нет, только не это… — Лера выпустила его и отползла в сторону. — Верни его… верни, слышишь?! Не говори, что ты его убил… что вы… его убили… — в ужасе шептала она, и Мартин видел только темные провалы глаз на ее побелевшем лице.

Он не стал вставать. Лежал, глядя в потолок, и понятия не имел, что делать.

Когда-то давным-давно он читал в зарубежном журнале статьи о диссоциативном расстройстве. Не только чтобы понять свою природу, но и чтобы отыскать надежный способ умереть, оставив Виктору тело, когда ему, Мартину, в его жизни окончательно не останется места. И в одной из статей он нашел метод, который запомнил навсегда — личность умирает, поверив в свою смерть. Обычно «лишние» личности убивали, погружая пациента в транс.

Мартину это не подходило — он не мог загипнотизировать сам себя. Но спустя много лет мог заставить Виктора еще раз услышать выстрел, раздавшийся из незаряженного пистолета. Сначала заставил Виктора разрядить пистолет и забыть об этом. Потом — заставил Нику поверить, что он заряжен.

План был прост — оставшись без обеих душ тело умрет. Нике в таком случае ничего бы не угрожало. Скорее всего, врачи бы определили причиной смерти сердечный приступ.

Но чтобы все получилось, в это должна была верить и Ника, и Виктор. И сам Мартин, который вложил в последний обман все силы.

— Проклятье, Мари, — прошептал он, закрыв лицо руками. — Что ты все-таки за человек…

Наверное, это она толкнула его в проем за мгновение до смерти. Неужели этого хватило?

«И что мне теперь делать? Лезть в петлю?!» — в отчаянии спросил он у пустого сознания. Ни Мари, ни Виктора. Ни проема, ни комнаты, только звенящая черная пустота.

— Убийца… — всхлипывала рядом Лера.

Он лежал на полу, в окровавленной рубашке, слушал редкие щелчки, доносящиеся от окна. И не думал ни о чем.

Что было потом, он вспоминать не любил.

Ника не говорила. Несколько месяцев провела в глубоком шоке — ела, только когда он ее кормил, почти все время спала, а в остальное время в ужасе смотрела на свои руки и иногда плакала. Во сне кричала и хваталась за него, будто тонула.

Как они спали с включенным светом, вливали в себя воду по звонку будильника, ели, не чувствуя вкуса и любили друг друга, всегда находя чуть меньше утешения, чем нужно было, чтобы пережить следующий день. И как переживали — снова и снова.

Как он читал Нике книги, стараясь заглушить тишину звуками своего голоса, и слова повисали в воздухе — он не понимал их, а она будто не слышала. В такие моменты Мартин сильнее всего жалел, что разучился рассказывать сказки и зажигать в темноте огоньки.

Он думал, что застрелится по-настоящему, но не смог ее оставить. Знал, что она думала утопиться, но не смогла его бросить.

Ни тогда, ни потом.

Потом были годы учебы и изнуряющей работы, позволяющей не думать. Переезды, постоянное бегство от прошлого, кошмарные сны, в которых мир топила черная вода и другие — те, в которых он видел Мари, сидящую в его кресле и улыбающуюся огню. В этих снах он задавал ей один и тот же вопрос, на который она всегда отвечала одинаково.

— Зачем?

— Потому что так правильно, котеночек.

Еще ему снилась темнота, в которой улыбался бабочкам светящийся белый призрак. И иногда — редко, слишком редко — Виктор, наблюдающий за ним из оконного проема. Во сне Мартин знал, что он счастлив, но проснувшись всегда забывал об этом.

С годами сны становились все прохладнее и дарили все больше покоя. А любовь придавала все больше смысла каждому дню и уже не казалась такой болезненной и тоскливой.

И спустя много лет, глядя на солнце, которое появлялось из морской воды, Мартин наконец был готов поверить, что эта история действительно закончилась правильно.

Поклоны и обращение конферансье

Дорогой читатель, который дошел со мной до конца этой истории. Я непременно должна сказать тебе спасибо, ведь как никто другой знаю, каким тяжелым бывал этот путь.

Пройти его у каждого своя причина. Я хотела рассказывать истории, ну вы теперь знаете, в чем тут подвох. Истории рассказывать хотела, а табуреток, утюгов, котят во всех видах и прочего вот этого вот — не очень. Поэтому написала-таки историю, которая, надеюсь, даст жить следующим. В ней больше всего авторской крови, шесть лет борьбы с демонами и совестью, много хаханек, без которых, я уверена, все закончилось бы гораздо хуже.

Мне эта история, кроме закрытого гештальта, принесла красивый веночек, который запачкал мне кровищей полку с косметикой, керамического гуся, красный шейный платок, кораблик, стильный череп в голубой цветочек и красивое бархатное платье с воротником-стойкой. Про то, как я его искала когда-нибудь напишу отдельный триллер. Памятное барахлишко тоже позволяет этой истории жить после ее завершения. А еще каждый ваш отзыв.

И раз мы дошли до этого этапа, то благодарности:

Анатолию Герасименко — за поддержку, неизменное чувство юмора, каждый отзыв в отдельности и все вместе, а еще за все найденные отсылки. Это бесценно.

Екатерине Близниной — за призвание, за веру в меня и эту историю (без них еще не известно, состоялось бы это все), за отзывы, рекомендации и солидарность по поводу красных шарфов.

Виктории Павловой — за редактуру, искренний интерес и поддержку, за выслушивание нытья в четыре утра. Куда бы я без этого всего.

Маме, которая вовремя сказала «пиши еще», и что я буквы складывать умею, и вот я пишу еще и складываю.

89
{"b":"746343","o":1}