– В покере не бывает козырей.

– Я поеду сейчас. Мне нужно вернуться в Ленинград – Петербург побыстрее. Вас машина охраны довезет. Жду от вас звонка. Да и еще. Вот диск. Купите водки. Запритесь в комнате один и посмотрите, что делала эта сволочь. Многое, если не все, в голове у вас сложится в правильную картинку калейдоскопа, и вы нам поможете. А пистолет от президента… Я подумаю, может быть, и получится.

Он сидел в машине на перекрестке. От трассы Выборг – Каменногорск грунтовая дорога уходила в лес. Прапорщик Николай, единственный человек, которому он полностью доверял, выпросил машину у тестя. Не очень большая конспирация, но все же.

Они прибыли вовремя. Тюремный фургон был обычный – стандартная машина для перевозки заключенных. Из кабины выпрыгнули двое, один с автоматом другой без. На пятнистых комбинезонах не было погон и знаков отличия. Один подошел к ним, кивнул и молча протянул ключи без слов приветствия. Затем они сели в гражданский автомобиль «Тойота-Карина», который подъехал следом. Так все сидели и молча ждали чего-то. Наконец тот, что с автоматом, вышел из легковушки и вновь подошел к ним.

– Вы можете ехать, мы тоже сейчас уедем, а вы верните фургон сюда же. На это же место. Мы потом заберем.

За руль фургона сел Николай. Он же – за руль «тойоты». Прежде чем тронуться с места, он оглянулся на шоссе. Машина сопровождения с военными уже уехала.

Они проехали по ухабам с километр. Остановились. Николай вышел из кабины, в левой руке зажал табельный пистолет, в правой – фотоаппарат. Виктор пошел вслед за ним, подошел к фургону, достал из кармана ключи и открыл замок задней двери.

– Выходи, – коротко бросил в темноту.

Внутри фургона задвигался силуэт человека, затем заключенный появился на свет, он мигал от перемены освещения и щурился.

Виктор увидел лицо, растиражированное всеми информационными агентствами мира. Известный террорист смотрел на него без эмоций, словно ничего необычного не происходило. Его лицо было невзрачным и некрасивым. Глубокий шрам рассекал его на две половины, и они, словно каждая сама по себе, жили отдельной жизнью. Правая будто улыбалась, левая хмурилась и слегка удивлялась.

Виктор Константинович Могилевец, полковник службы исполнения наказания, ударил без замаха, сильно и точно, в подбородок жертве. Небольшого роста и хрупкого телосложения человек в мгновение превратился в какую-то однородную субстанцию, состоящую из перемешанных частей тела и частей одежды. Так меняется кукла-арлекин, когда ее снимают с веревок. Палач прислушался к тому, что происходит внутри него. Но не происходило ничего. Все произошло вчера, во время просмотра жутких кадров, которые никогда не увидят люди и которые они и не должны были видеть.

Он любил этот город, как можно любить живое существо. Разговаривал с ним, чаще во сне. И город отвечал. Немногословно, но отвечал. Поутру он мучительно пытался вспомнить эти ответы, хотя бы несколько слов, но его усилия были напрасны. Запоминались только интонации. Чаще горькие, печальные, реже светлые, добрые.

Ничего образнее, чем душа города, в голову не приходило. Ну, пусть будет душа, какая разница. Постепенно, год за годом, между ними крепла незримая связь. Чаще всего город предупреждал о беде. Не прямо, образно.

Однажды Андрей проснулся в холодном поту. Ему приснилось, что стоматолог, к которому он обратился с зубной болью, во время процесса лечения сошел с ума и принялся один за другим выдирать у него зубы. Очнувшись от ночного морока, Андрей наскоро позавтракал яйцом всмятку, сделал глоток кофе и быстро выкурил первую утреннюю сигарету. Этот неизменно одинаковый завтрак придал ему как обычно сил и возможности дойти до архитектурного бюро, где он служил, или работал, как кому нравится. Для себя он считал, что служил. Потому как служил городу.

Выйдя на улицу ранним летним утром, он быстро пошел в сторону Рыночной площади. Недалеко от нее располагалось его место службы. По мере приближения к месту назначения его ночные кошмары стали материализоваться. Он увидел издалека какое-то неприятное шевеление в районе Рыночной площади, а подойдя ближе, разглядел несколько машин или агрегатов, которые что-то делали с поверхностью старинной площади.

Андрей ускорил шаг и перешел на бег, хотя с его пятидесятилетним стажем курильщика без тормозов это был подвиг. Приблизившись на короткое расстояние, он увидел собственный кошмар материализовавшимся. Механизм, напоминающий экскаватор, трудился над каменным покрытием площади. Отличался он от обычного экскаватора тем, что вместо ковша на конце членистой лапы руки был расположен огромный металлический отбойный молоток, который молотил по старинной брусчатке, покрывавшей поверхность площади. Камни эти представляли собой прямоугольные параллелепипеды, изготовленные во времена правления царя Петра Первого, то есть в петровское время. Агрегат выковыривал гранитные кирпичи, а рабочие-эмигранты складывали их в ровные прямоугольные кубы.

Андрей беспомощно огляделся, он хотел закричать, но краем сознания понял, что в таком шуме это бессмысленно. Его метущийся взгляд остановился на человеке в желтой каске с папкой в руке.

– Вы что творите, – задыхаясь и переходя с крика на шепот, произнес Андрей, обращаясь к распорядителю страшного действия.

– Вы кто? – равнодушно осведомился человек в каске, взглядом не отрываясь от бумаги, которую читал.

– Архитектор города. Вы… Вы понимаете, что совершаете преступление?

– Да ну? Ну, читайте, вот подпись архитектора вашего города, господин самозванец, – произнес обладатель желтой каски и протянул Андрею бумагу, на которую смотрел до этого сам.

Андрей схватил бумагу и понял, что ничего прочесть не сможет. Глаза слезились от пота, а может быть, от дикого волнения, которое охватило все его существо.

Следующие два часа он провел рядом с кабинетом Кепта, а затем в самом кабинете.

Он говорил и говорил, он пытался встать на колени, но главный архитектор города старина Кепт лишь горестно вздыхал и почему-то твердил об увеличении фондов на охранные мероприятия, на создание концепции городского развития, в котором он, Андрей, всенепременно примет участие.

– Андрей, – говорил старина Кепт, – мы сражаемся за прошлое, а людям нужно настоящее. Вот предписание санитарной службы области. Поверхность, где расположен рынок, должна иметь асфальтовое покрытие, удобное для уборки и помывки дезинфицирующими растворами. Ты скажи, рынок нужен городу? Нужен. Теперь представь, его закроют по нашей вине. Так нас с тобой вынесут отсюда и будут бить долго, а в конце концов уволят, и вместо нас придут другие, и они-то точно весь город под нож пустят. Ты этого хочешь?

Так говорил старина Кепт, седой латыш, внук расстрелянного сталиниста деда, сын умершего от пьянства коммуниста отца, главный архитектор старинного города Выборга, доставшегося как трофей русскому государству по наследству от советской империи, а ранее безжалостно отнятого СССРом у Финляндии в честь победы над фашистской коалицией.

Кепт писал монографии о Выборге, об архитектурных шедеврах, доставшихся от трудолюбивых финских и шведских строителей и гениальных архитекторов. Их охотно печатали в финских и шведских специальных журналах, иногда сопровождая публикации небольшими гонорарами, что было очень кстати в это слегка голодное время.

Вконец выбившись из сил от разговора, где не было собеседников, слышащих друг друга, Андрей вышел на лестничную площадку покурить. Без табака он жить не мог. И, очевидно, даже перед расстрелом закурил бы обязательно и с удовольствием.

Умом он принял бесполезность дальнейших своих усилий по прекращению надругательства над историческим центром города Выборга. Вспомнил и о страшном сне-предупреждении. Отмел несколько безумных идей, таких как стрельба из охотничьего ружья по машинам или кража вывороченных из тела площади гранитных кирпичей, с тем чтобы потом вернуть их на место. И пришел к выводу, что единственное, что он сможет реально сделать, – это написать губернатору с приложением исторической справки и опираясь на свой авторитет. Его авторитет, ему казалось, сильно вырос после вручения ему международной премии, премии за его публикации в «Выборгской газете» и «Ленинградских ведомостях», которые перепечатывала иногда «Хельсинки Саномат», столичная финская газета. Премия была присуждена за вклад в спасение исторической части города Выборга.