– Вот как. И кто же это мой кабинет фотографировал? Сменщик, наверное. А кто у нас сменщик? А, без разницы. Не цепляюсь за должность. Вы эти душевые до ремонта видели? Три ржавые трубы из сгнившего потолка на два десятка мужиков. Я, как помывка, не спал никогда в этот день. Провалиться потолок мог в любой момент и убить людей. Сколько не писал – всем неинтересно. Спасибо норвегам, мне вообще должны орден бы дать за них, а я ихнему боссу выпрашивал в министерстве этот значок год целый. Спасибо, дали, хоть что-то полезное. Они-то, иностранцы эти, к нашим наградам почему-то неравнодушны.

– А вы равнодушны, насколько знаю?

– А что мне с них?

– Ну да вы и от ордена отказались в свое время.

– Вот как вы осведомлены-то. Это было-то тридцать лет назад. Вы об этом случае?

– Да, вы серебро взяли на олимпиаде, вам орден предложили или квартиру на выбор, и вы взяли жилплощадь.

– А вы там в Москве орден бы взяли?

– Да нет. Сейчас нет. Тогда не знаю. Но время орденов уже миновало. Виктор Константинович, дело сделаем, я вам наградное оружие обеспечу. Это-то вы уважаете?

– От президента? Мне что, Белый дом захватить предложат?

– Ну не от президента, а от министра государственной безопасности. Ну вот, приехали. Шикарная речка. Вы не знаете, на катере можно пройти?

– Нет. Дальше пороги. Если только волоком обойти. Но там пару километров точно будет.

– Ладно, снимайте китель, погода жаркая, пойдем присядем. Лейтенант, скамейки, и бегом к машине.

– У вас в системе все на жучках помешаны. Ну где у полковника тюремной службы жучки в кителе? У меня кроме удостоверения и пистолета ничего и нет. Вот дом десятый год строю, и то земля тюрьме принадлежит, а так никогда бы и не взялся. Спасибо, ребята-строители помогают, те, кто на норвежские деньги ремонт делают. Да и то советом больше. Ну, пару мешков цемента выпрошу.

– Виктор Константинович, мы многое о вас знаем. Мы знаем, что вы держите дисциплину и порядок в вверенном вам учреждении. Что у вас торговли на территории тюрьмы нет. Даже водку вертухаи не таскают. Не говоря о другом. Мы знаем, что вы в одиночку подавили бунт, войдя в камеру один. И было это не один раз. И рапортов от вас по этим делам нет. Вы пользуетесь авторитетом как в сообществе коллег, других начальников исправительных заведений, так и в среде криминалитета, что, как ни странно, важно. Поэтому я здесь и хочу предложить вам… Нет, это по-дурацки звучит. Хочу передать вам просьбу от высшего руководства страны.

Со стороны реки легкий ветер доносил журчание воды и сырой воздух. Редкие чайки подавали звуки моря. Эти морские птицы давно обитают там, где есть пища. Они не привязаны к морской воде, их можно встретить на городских помойках и площадях, где неистовые старушки сыплют и сыплют хлебные крошки голубям, отрывая эти куски хлеба от своих крошечных пенсий. Но чайки не имеют представления, что пища не для них. Они воюют с воронами и презирают голубей. Владельцы искусственных частных водоемов в попытке разводить рыбу давно вооружились ружьями. Но мальки всплывают очень рано поутру на поверхность, и тут же появляются чайки. И озера превращаются в бассейны.

Люди давно вышли за границы своего обитания в социальной принадлежности. Люди – как чайки, и они, как чайки, всеядны. Утрачено слово «репутация». Размыто понятие чести, трепетное отношение к сообществу по профессии, и даже корпоративная солидарность стала только сочетанием слов. Лишь на Кавказе еще сохранилось уважение к клану, и то это скорее древний племенной анахронизм. Кто-нибудь с экрана телевизора или в газетной заметке произносит слово «порядочность»?

Этот генерал ФСБ много знает того, что не знает почти никто. Он готовился. Они готовились. Значит, сейчас может произойти что-то, что сломает, а в лучшем случае перевернет его жизнь. Но разве он был не прав? Разве не понимал, что никто, кроме него, не войдет в камеру с озверевшими людьми, потому как никто не может, кроме него, простым, но эффективным насилием пресечь другое насилие, не привлекая внимания всей этой тугодумной следственно-судебной машины. Машины, которая в любую минуту может своими выпирающими рогами зацепить тебя, втащить в свое нутро и там размолоть, раскрошить твою жизнь, и не только твою, но и дорогих и любимых тебе людей.

Что ж, послушаем этого молодого генерала. Совсем еще юноша – понятно, что блатной сынок, а другого и не послали бы. Видно, скользкая тема. Даже забавно, что нужно Москве от провинциального полковника, затерявшегося на границе империи, насквозь провонявшего запахом тюрьмы, который так ненавистен его молодой жене, единственному человеку, ради которого ему все еще хочется жить. А так бы… Так бы давно ушел, благо государство любит своих тюремщиков в отставке, как и любило во все времена, и дарует им раннюю пенсию, как капитанам подводных лодок. И молодые здоровенные мужики маются в различных охранах, отупело разглядывая идущую мимо жизнь круглыми от беспросветного пьянства глазами, словно сонные рыбы в аквариуме. Да нет. Вряд ли. Умер бы от скуки и алкоголя, и жена бы не сдержала, и любимый сын, который тревожить стал в последнее время.

После того случая, когда он раскидал всю эту банду, что пыталась его обидеть, что-то произошло. Да он догадывается что. Он часть его авторитета приобрел. Приобрел незаконно, если это слово употребимо в той среде. А он, сын, этого не понимает. И совершенно не нужно, чтобы он туда погружался. Да что значит не нужно? Это смертельно опасно. И для него. И для всей семьи. И, кончено, для него, Виктора Константиновича Могилевца, все еще начальника Выборгского следственного изолятора, важного подразделения в системе ФСИН государства Россия.

– То есть вы предлагаете мне роль палача?

– Виктор Константинович, вы лучше меня знаете, что в нашем царстве-государстве дефицита в этой профессии не было никогда. У российского народа есть интересная игрушка. Матрешка называется. Никогда не задумывались, почему это русские придумали такую куклу? Вот красивая девушка. Раз. А там еще одна. А внутри еще, но несколько другая. Говорят, в старину они делали их разными, лицом не повторялись. То есть внутри мог быть спрятан монстр. Ну или черт, как говорили раньше. Или со значением был подарок. То есть одариваемый с замиранием сердца вскрывал деревянную куклу. А что там внутри? Так изменчива и неоднозначна наша русская жизнь. Или, как сейчас принято говорить, Русский мир. И мы с вами, Виктор Константинович, ничего с этим поделать не можем. Если вы патриот, а мы, я и те, кто меня послал для разговора с вами, уверены в этом, вы с нами согласитесь. Мы стоим на страже этого мира. Мы его охранители. И если он погибнет, погибнем и мы с вами. Наши дети, жены, дети наших детей. Не будет ничего. А если не будет России, зачем тогда нам такой мир? Так сказал наш верховный, и я с ним абсолютно согласен.

– Красиво сказано. Но вы предлагаете мне грязную работу, и я, во-первых, не понимаю, почему это должен делать я? А во вторых, не понимаю, почему все нельзя сделать проще и быстрее.

– Элементарная утечка информации. Ее нельзя избежать. Сколько перебежчиков. Вы по газетам два десятка знаете. А я скажу вам: гораздо, гораздо больше. Я же говорю: Русский мир. И враги никуда не делись. Как поганки в лесу. Все грибники их сбивают ногами, не могут удержаться. А на утро придешь на то же место – там их опять едва ли не больше. Тут надо еще поглубже разобраться в словах Сталина. Вы грибы собираете? Нет? А я люблю. Хотя вроде не старик еще, а люблю грибы собирать. Как и рыбу ловить. Вот охоту – нет. Ненавижу. В армии мы однажды с сослуживцами на учениях валежник собирали и наткнулись на лося, зверь ногу сломал, так солдаты ему горло штык-ножом перепилили. Я вот как увижу у кого чучело или голову звериную на стене, ничего с собой поделать не могу Для меня этот человек не существует. Однажды приехали по делу к этому Ястребу Женскому. Ну, знаете. Так я развернулся и уехал. Выговор потом получил, даже несоответствием пугали. Но я твердо сказал. Ненавижу убийц животных. Брежнева вот презирал. А по сайгакам сам инициировал расследование и в группу напросился. Они с вертолета стреляли и половину животных просто бросали, твари. Но ответили. Я до конца пошел, даже когда местные князьки стали самому жаловаться. Полетели с должностей – жаль, нельзя было в ваше богоугодное заведение упечь. Я вам про матрешку не зря. Мы должны его казнить. Так требуют люди. И эти люди – очень важные винтики в нашем государственном механизме. Если этого не произойдет, эти люди, как говорят японцы, потеряют лицо, по нашему – утратят честь, легитимность, а значит, уважение или, если хотите, сакральность. А это приведет нас к тому, что выпадут из механизма государства важнейшие детали, что, в свою очередь, может породить цепочку неуправляемых последствий. Мы не можем этого допустить. И в то же время внутри матрешки европейские обязательства. Мы подписали меморандум, и здесь нас тоже же ждет в обратном случае глубокое разочарование и слом множества договоренностей и различных связей, о которых не пишут газеты и не рассуждают политологи. Я буквально предвижу ваш вопрос. Неужели в системе не нашлось людей, способных элементарно закопать человека? Да полно. Смешно, если бы было иначе. Но. Существует аналитический отдел, и он выдал рекомендацию. Исполнитель должен быть близок к системе, но быть ВНЕ ее. Понимаете, вне. У нас свои игрушки. Мне трудно все это логически обосновать, я не аналитик, я практик. Я же по вашим глазам читаю: кабинетный хлыст. Нет. У меня пять лет Африки. Два года Афган и Пакистан. Ну и по следам Че Гевары. Но это сверхсекретная тема. Виктор Константинович, с сыном все будет нормально. Вы вуз для него подберите. Он поступит. И жену смело берите в секретари себе или помполиту вашему, возражений из кадров не поступит. Ну, что еще? Ну, про старичка вашего никто не вспомнит. Хирурга-пенсионера. Сколько он сломанных вами челюстей починил. И самое главное – это, конечно, никто не станет эксгумацией трупа заключенного заниматься и выяснять, что это не воспаление легких, а смертельный удар маваши, нанесенный в грудную клетку с огромной силой и точностью. Понимаю ваш взгляд. У многих такой бывает, когда к ним приходят с предложениями от конторы. Газеты приучили. Система развалилась, служат одни идиоты. Это не так. Дураков и плохих дорог никто не отменял. Но мы по-прежнему собираем козыри в нашей долгой и непростой покерной партии.