Басаргин, оставшись довольным удачным стечением обстоятельств, распоряжался закупкой провизии на городском базаре. Десятки любопытных местных зевак следили за незнакомцем, настороженно наблюдая за каждым его движением. Любой из них мог в любой момент сорваться на лошадь и гнать во весь опор, что бы предупредить скитников. Но Басаргин был человек не простой, ожидая подобную выходку со стороны здешнего люда, заранее выставил на северной дороге караул из стрельцов, а тех, кто появлялся на дороге без письменого распоряжения старшины, тут же останавливали и запирали под замок в одном из дворов.

Скит продолжал жить обычной жизнью. На песчаной отмели в берег уткнулись стволы, сплавляемых по реке, деревьев. Скитники, закинув вокруг стволов петлю, вытаскивали их на берег. Маленькая церквушка уже обросла десятью рядами бревен. Некоторые из стволов уже затащили на козлы и большой двуручной пилой распускали их на доски. Лики святых для нового храма, Симеон тайком привез из Хлынова.

Пока церковь не достроили, богослужения проводили в избе раскольника Мирона.

Выстроенная из цельных бревен изба, была достаточно просторна, а махонькие узкие оконца, напоминавшие бойницы придавали избе вид неприступной крепости. Ружья у Мирона тоже имелись. Три кремниевых ружья были бережно завернуты в тряпицу и уложены на узкой полочке, под самым потолком, надёжно скрытые от посторонних глаз. Старец Симеон хоть и частенько захаживал в избу к Мирону, но об оружии не знал. Не известо было и то, что в сапоге у Мирона всегда имелся нож ручной работы. Закончив работу, скитники сели отдыхать тут же на берегу среди бревен. Легкий летний ветерок нежно касался разгорячённых от работы тел, ласково убаюкивая их обладателей. Мужики, пригревшись и разомлевши на солнышке стали зевать.

Дружина Басаргина всё больше и больше погружалась вглубь лесной чащи. Красные стрелецкие шапки было приказано снять, чтобы не спугнуть скитников. Добравшись до места, стрельцы окружили скит со всех сторон, надёжно укрывшись среди кустов и деревьев. Все ожидали момента, когда старец Симеон наговорившись с мужиками, пойдет в свою избу, где его тихонько прихватят молодцы Басаргина. Но старец никуда не спешил, продолжая давать наставления своим ученикам. Что говорил старик, расслышать было не возможно, так как расстояние значительно отделяло стрельцов от скитников; старец, то указывал перстом в небо, то грозил мужикам, сидящим, на вытащенных из реки, брёвнах. Лёгкий ветерок доносил обрывки фраз, в которых говорилось о покаянии, адском пламени и чертях болотных.

– Какой же упёртый старикан мне попался. Другие старцы пошли вслед за новой верой, да остальной народ на путь истинный направляют. А этот, мало того что сбег, так ещё и скит свой обустроил, – лёжа в засаде, рассуждал Емельян Федотович.

– Зачем только он патриарху нужен. Забот на Руси мало что ли?

Переловить бы всех, да в кандалах на каторгу.

Тем временем скитники потянулись в избу Мирона.

– Чертово отродие, – выругался про себя Басаргин. Ей богу, шабаш затеяли.

– А ну ребята, бери их всех. Он махнул рукой и к той же избе устремились десятки стрельцов. Из маленького окошка раздался выстрел пищали.

– Ну, чего разлеглись! – злобно крикнул Басаргин. Стрельцы поднялись и бросились к срубу. Дверь была крепко заперта. За ней слышалась ругань мужиков и завывания баб и детишек. Вскоре, через маленькие окошки, прорезались еле заметные струйки дыма, которые быстро нарастали и вскоре превратились в клубы едкого сизого дыма.

– Горят! – крикнул один из стрельцов старшине. Басаргин отскочил от сруба. Дым становился гуще и уже прорывался сквозь крышу огонь.

– А ну, ребята, ломай двери.

Старшина, тут же бросился к двери, в надежде сбить её с петель. Двое стрельцов прибыли ему на помощь. Но дверь, сколоченная из крепких досок, не поддавалась.

– Емельян Федотыч! – к старшине подскочил коренастый стрелец по прозвищу Дерюга.

– Ну чего тебе, – огрызнулся Басаргин, продолжая попытки выбить плечом крепко запертую дверь.

– С крыши надо доски сбивать, может, кого спасти успеем, – отдышавшись от едкого дыма, заключил Дерюга.

– Ну, давай коли можешь, – кивнул старшина.

Дерюга, воспользовавшись плечами своих сослуживцев, вмиг очутился на уровне и начал срывать ещё свободный от огня дерн. Его примеру последовали ещё несколько стрельцов, но их попытка не увенчалась успехом. Пламя усилилось и яркими языками вырывалось из махоньких окон-бойниц. Бабы и дети заревели сильнее. Стрельцы усилили натиск. Десяток из них уже тащили с берега реки обтесанное бревно. После трех ударов дверь всё же поддалась и с хрустом выпала внутрь помещения. Стрельцы ворвались в сруб, вытаскивая обгоревших ревущих баб и детей. Внутри сруба прозвучали выстрелы и послышались душераздирающие вопли. В дальнем углу, уже бился в адской агонии Мирон, пытаясь сбить огонь с одежы. Дерюга, с десятком стрельцов успели вынести из огня еле живого Мирона, и принялись тушить огонь, уже затронувший его кожу. В след за ним стали вытаскивать остальных скитников, стараясь спасти всех. Последним выводили Симеона. Старик сопротивлялся, кричал, пытался упереться ногами в землю, чтобы сдержать напор стрельцов.

– Врезать бы ему хорошенько! – крикнул Дерюга.

– Постой! – остановил его Басаргин. Царевна приказала доставить его без телесных повреждений. Дерюга кивнул и заломил старцу руки.

– Связать-то надо? – подмигнул он старшине.

– Вяжи! – улыбнулся старшина.

– А то не ровен час, сбежит старик.

– Баб с детьми и мужиков куда определить? – спросил подошедший десятник.

– Гони в город, – усмехнулся Басаргин. Пусть воевода сам наказание придумает.

Старшина посмотрел на согнанных с кучку скитников. Здоровые лбы, им бы служить, а не по лесам прятаться. Сдать бы всех в разбойничий приказ, пусть там определят, куда работать отправить.

Петр был зол, получив письмо от царевича Ивана, где было сказано, что Софья запрещает юному царевичу принимать шведское посольство в Москве, оставив свои корабли без присмотра. Петр был вне себя от ярости. В просторной горнице раздавались крики царевича и звук бьющейся посуды, дворовые мужики скулили от боли, получив нагоняя от Петра, а дворовые девушки с криками разбегались в разные стороны. Даже Алексашка Меньшиков, преданый слуга юного царевича, забился в угол и молчаливо наблюдал за погромом, боясь проронить слово. Наконец Петр успокоился и сел за стол. Меньшиков закусил кулак и, перекрестившись, выдохнул, понимая, что буря закончилась. Он осторожно выглянул из-за печи. Петр сидел, подперев подбородок правой рукой, и смотрел в окно.

В дверь раздался тихий, робкий стук и показалась фигура Франца.

– Питер, я могу заходить?

Петр повернул голову в его сторону и поманил его рукой. Лефорт, осторожно ступая по половицам, подошел к столу и сел рядом с царевичем.

Он тихо положил руку ему на плечо и негромко произнес:

– Поезжай в Москву Питер. Шведы приехали не к царевне Софье. Они хотят посмотреть на молодого царевича, который строит корабли.

Никто без их дозволения и науки не мог позволить себе такую роскошь, Питер.

Услышав слова Лефорта, Петр лишь похлопал его по плечу, но в его глазах уже не было злобы, ни что больше не мешало принять царевичу верное решение.

– Алексашка, подавай карету, – резко крикнул он Меньшикову. В Москву едем.

– Мин херц.

Меньшиков подскочил к царю:

– А как же царевна?

Петр встал:

– Я царь и брат мой Иван. А с послами государственные дела решать не бабье дело. Собирайтесь.

– Франц, – Петр взял Лефорта за руку. Поедем со мной. Шведы зело хитры, неспроста в Москву приехали.

Лефорт с удовольствием согласился:

– Немного минут ваше величество.

Карета юного царя ехала по ухабам и рытвинам Ярославской дороги. В карете сидели трое. Петр, Меньшиков и Лефорт.

– Состояние вашего брата совсем плохо.