– Чего-то я не пойму мужик, – буркнул парень. Попы Никонианские про царствие Божье вещают, и ты туда же.

– И какое из них праведное?

Сапыга замолчал и склонился к тарелке.

– А по мне, так царствие это для всех одно, – продолжил парень. Ранее двумя перстами крестились, сейчас тремя. Что изменилось-то на небесах? Али Богородица другая стала?

Мужик, сидящий сбоку от парня, отвесил ему новый, не менее звонкий и болезненный, подзатыльник:

– Больно умен, как поглядим.

Сказано же:

– Раскол!

Парень тихо нагнулся под стол и вынул из складок сапога нож. Резкий удар острым лезвием опрокинул мужика на пол. Молодчик соскочил со скамейки и испуганно озираясь, закричал:

– Ну, что бражнички, кто смелый подходи!

Сапыга медленно вышел из-за стола:

– Слышишь паря, не глупи! Мы тебя впервые видим, за стол пригласили по христианскому доброму обычаю, а ты аки зверь с ножом кидаешься.

– А какого он лешего дерется? – паренёк указал в сторону, стонущего от боли, мужика.

– А я погляжу гордый ты, не в пример остальным.

– Какой есть! – юноша обтер нож об скатерть и засунул обратно в сапог. За дверями послышался шум.

В трактир влетел мужик с истошным криком:

– Стрельцы идут.

Половой испуганно перекрестился и полез под стол.

В трактир вломились стрельцы и загородили выход из трактира со словами:

– Кто вы такие, откуда будете?

Молодой парень стал потихоньку пятиться к печи.

Мужик, которого только что порезали, перестал стонать и только тихо сопел. Стрельцы подошли к нему и открыли рану.

– Совсем плох? – произнес один из них. До утра не дотянет.

– Кто его так?

Мужики в трактире расступились, образовав проход к печи, у которой сидел паренек, обхватив голову окровавленными руками.

– Взять его! – крикнул стрелецкий старшина. На дознание.

– А вы кто такие, откуда будете, зачем прибыли? – он сгреб огромной ручищей со стола остатки трапезы, оставив только штоф. Налив в стакан водки, он залпом опрокинул его. Затем стрелецкий старшина достал из сумки лист бумаги и перо, прокашлявшись, произнес:

– Подходи по одному, и сказывайте. Только не врите мне, иначе шкуру спущу.

Парня скрутили, для острастки врезали пару раз по зубам, чтобы не вырывался, и вывели из трактира. У дверей уже стояли сани, запряженные гнедой кобылой. Грива кобылы была нечёсана и не ухожена, так как взяли ее в соседнем дворе, как и сани.

Сам возок был устлан небольшим слоем соломы, на котором сидел еще один стрелец. Юношу небрежно кинули на возок, уткнувшись в ароматное сено, он тихо застонал.

– Куды его? – спросил стрелец, взявшись за вожжи.

– Вези в тайный приказ, там разберутся, и грамоту им передай, – старшина протянул руку с разорванной по краям бумагой.

– Скажи, Емельян Федотыч после допроса подойдет. Стрелец на санях кивнул головой и дернул вожжи, слегка хлестув лошадь по крупу и отдал команду к движению.

Сани покатили вдоль улицы. Из окон, то и дело, выглядывали лица любопытных посадских и тут же прятались.

Емельян Федотыч, стрелецкий старшина, редко ходил в патрули по московским слободкам, но чтобы не наесть брюхо, и не потерять хватку, иногда все же срывался со своего оббитого войлоком и бархатом табурета и выходил в патруль с низшими чинами. По своему разумению он и считал это настоящей службой престолу. Сейчас он сидел за деревянным столом в трактире, пытаясь разобраться в причинах этого непонятного ему преступления.

«Что не поделили эти бродяги в рваных зипунах?»

Рядом с ним стоял одноглазый мужик, который со слов трактирщика, являлся причиной ссоры. Он пододвинул к себе склянку с чернилами и обмакнул перо.

– Значит, Сапыга говоришь, кличут, – прохрипел он, поднимая тяжелый взгляд на одноглазого мужика.

– Иван, сын Сапыгина, ваше благородие, – миролюбиво ответил мужик.

– Стало быть, так и запишем, – проговорил старшина. Сапыгин Иван. Холоп, али посадский?

– Мирянин я, – закивал головой мужик.

– Знамо нам, какой ты мирянин, – оборвал его старшина. Али свободный, али беглый.

– Лоб покажи, – приказал Ивану старшина. Мужик поднял челку грязных волос, обнажив грязную кожу.

– Клейма нет, – рассматривая задержанного, удивлённо произнёс Емельян Федотыч.

─ Руки тоже показывай, – приказал старшина, заставляя мужика закатать рваный рукав.

– Тоже чисто, – заметил старшина.

– Может и вправду мирянин ваше благородие? – заступился один из стрельцов у двери.

– Разберемся, – херкнул старшина.

– А что же ты, Сапыгин Иван смертоубийство учинил?

– Не сам конечно, но причиной явился, так?

Одноглазый мужик помял руки:

– Мы о вере батюшка спорили. Парень-то бешенный оказался и с ножом кинулся.

– Не то сказал что-то? – переспросил старшина.

– Так вся Русь ныне не так говорит, не так крестится, – кивнул Сапыга.

– Понятно, раскольник значит, – старшина поморщился. Ваши все в леса сбегли, да в дальние скиты, ты чего тут оказался. Гляди, чего удумал, народ в столице бесовскими речами смущать.

– Да не раскольник я вовсе, батюшка, – начал оправдываться Сапыга. И знамение крестное тремя перстами кладу.

– Врешь, бесов сын, – усмехнулся старшина.

– А ну, перекрестись.

Кабатчик снял с киота полотенце, прикрывавшее иконы. Сапыга подошел к киоту и трижды наложил крестное знамение тремя перстами.

– Ничего не понимаю, – пробурчал старшина.

– Ежели ты, никонианский обряд почитаешь, почему свара-то случилась.

– Так и говорю тебе батюшка, бешенный он, – Сапыга недоуменно пожал плечами.

– Ну, хорошо, – Емельян Федотыч засунул перо обратно в склянку с чернилами и еще раз пристально окинул взглядом Сапыгу. На душе у одноглазого мужика похолодело: Так смотрят кремлевские подземелья на того, кто попадает в их жадное брюхо. Смотрят холодным лучиком солнца сквозь темные решетчатые окна, да поворотными крестами, что выворачивают кости попавшим на них несчастным мирянам и раскольникам. Он знал этот взгляд, но сумел справиться с собой.

– Следующего давай, – зычным голосом приказал старшина. Сапыгу оттолкнули к печи. К столу подвели другого мужика. Допрос продолжался, каждому присутствующему пришлось держать ответ перед стрелецким старшиной. Наконец Емельян Федотыч громко крякнул и встал из-за стола.

– Тимошка, – прошептал он в ухо караульному.

– Будь внимательным, с одноглазого беса глаз не спускай, что говорит, куда ходит, с кем разговаривает, в раз всё докладывай. Не чисто тут. Тимошка кивнул головой и исчез за дверью.

– Ребята гоните их с трактира, – приказным тоном рыкнул Емельян Федотыч. Караульные стрельцы вывели мирян во двор и затворили дверь.

– Карп, – кликнул старшина. Из боковой двери появился трактирщик. Он сделал поклон и устремил взгляд на старшину в ожидании распоряжений.

– Какой же ты услужливый, Карп, – рассмеялся старшина. Не горькую пить остались. За одноглазым смотри. Как вновь появится, тут же в приказ доложишь.

– Я пока до приказа прогуляюсь, – оповестил он караульных. Без меня на пост ступайте и не мешкайте, знаю я вас. Емельян Федотыч важно встал, оправил кафтан и поправил саблю.

Москва ликовала. В честь воцарения Софьи Алексеевны на берегу реки Неглинной соорудили импровизированный деревянный амфитеатр для кулачных боев и медвежьих схваток. Народ облепил деревянные перильца цирка, наблюдая затем, как два бурых медведя дерутся между собой.

– Где царевна Софья? – с не поддельным интересом обратился Иван Савватеевич Широковатый к сидящему рядом князю Голицыну.

– На богомолье в Троице-Сергиеву Лавру уехала второго дня, – тяжело вздохнул князь.

– Уж лучше бы ей в столице, подле престола быть, – покачал головой боярин Широковатый.

– А ты что, Иван Савватеевич, не иначе как измену какую, учуял?

– Смотри, смотри, скоро ему конец, – Широковатый резко, насколько могла позволить его туша, вскочил со стула, наблюдая за поведением раненого животного. Медведь в белом ошейнике упал на траву, поднял переднюю лапу вверх и издал протяжный рык.