– Договор расторгнут, – услышал Гаэтано голос Альентэ. – Ты выполнишь мою просьбу, серкано[38]?

Повелитель впервые в Вечности назвал его так.

– Да, господин, приказывай!

– Если уцелеешь сегодня, станешь моим нареченным братом и будешь называть меня по имени.

Тансиар от души рассмеялся, глядя на изумленное выражение лица своего пятидесятника, и вынул меч, высоко подняв его над головой. Его примеру незамедлительно последовали остальные Крылатые – свет заиграл на пятидесяти клинках – и Алеары взяли с места шагом, переходя на легкую рысцу.

Лошади, несущие всадников, встряхивают головами, перебирают ногами, подбирают под себя солнечный песок и поднимаются над землей, будто взлетают, плывут, парят в золотистом мареве, чтобы потом снова опуститься на песочную твердь. Запела труба, в унисон ей заржали кони. Прибавили – рысь перешла в галоп. Вытянутые тени помчались, растягиваясь по песку. И вот они уже несутся наметом, покрывая оставшееся до противника пространство. Мельтешение сотен конских ног. Земля, песок, пыль вздымаются вокруг. Хрип лошадей, пронзительное ржание, направленные вперед копья, единство конного строя. Тянущиеся как Вечность секунды ожидания. Секунды до столкновения. Конники несутся навстречу друг другу, все ближе и ближе. Усиливается, все сильнее нарастая, шум. И земля, словно в ответ, гудит под ногами…

Вот оно! Врезающееся в строй ашесов острое копье римерианцев, и замыкающийся со всех сторон вокруг него серп. Чудовищный круг замкнулся. Вот и все.

Ряды сшиблись с оглушительным грохотом. При невероятном по силе и скорости столкновении воинов выбрасывает из седел на невообразимой скорости, откидывая в разные стороны. Животные переворачиваются друг через друга, взвиваются ввысь, вставая на дыбы, лишаясь седоков, и падают, опрокидываясь на спины, подминая под себя людей.

Римерианец, чудом усидевший в седле, успевает отбиться от пепельного, обходящего его справа, но в этот момент с другой стороны его настигает мощный удар по щиту, который он не успевает отразить. Заваливаясь на правый бок, падает, теряет щит. Тут же к нему бегут двое в черном. Одного он отталкивает, вкладывая в удар всю свою силу, другому одним взмахом меча вспарывает грудь. Брызги, две ярко-алые струи багряными лентами взмывают в воздух.

Тансиар подсекает проносящегося рядом ашеса. Тот, запрокидывая голову, валится на круп своей лошади. Еще один выпад – другой противник просто вылетает из седла, и последний сильный удар обрушивается на пепельного сверху. Меч входит в чью-то плоть по самую рукоять так, что выдернуть непросто. Испуганная лошадь вскакивает, задевая задними копытами раненого, но еще живого воина. Свой? Кажется. Но он уже не встанет. Он мертв.

Рубящим движением Аскуро сносит голову одному ашесу, собравшемуся атаковать не видящего его римерианца сзади. Грудь Ньевэ окроплена кровью, как священной ррамаррской водой, но он несется вперед, безоговорочно повинуясь движениям руки хозяина. Беспорядочная мешанина из лошадей и людей. Что в ней можно понять и как разобрать, где свои и где чужие?

– Господин, берегись!!!

Кто это? Какой знакомый голос! И кого он зовет, его? Стрела проносится мимо, сразив пепельного всадника. Взявшая разгон, но потерявшая седока лошадь оглушительно ржет, врезается в двуногих, прокладывая себе путь. Теперь уже поздно! Спереди и слева. Слева – пеший с фалькаттой[39], спереди – с копьем. Время замедляется, и он видит это, как во сне: Ньевэ начинает медленно вставать на дыбы, поднимаясь вверх. Белая шея и спутанная грива у самого лица. Ашес неотвратимо заносит копье, откуда-то возникают еще двое, три тонких прута вонзаются в грудь и шею снежного жеребца, а тот, что слева, врезается мечом в щит. Чиаро заваливается назад, не в силах более удерживать равновесия, в то время как сзади еще один умело подсекает незащищенную ногу животного. Ньевэ отбивает задними ногами и кричит, разъяренно, отчаянно, гневно…

Я виноват, я подвел тебя… Такого, как ты, больше не будет. Никогда! Aimrir ereo! Cer mai…[40].

Можно было не лезть в бой самому, послать других, оставить Гаэтано за стенами и взять другую лошадь. Но ты захотел встретить свой последний бой вместе с ними. Вот только твоя смерть – она только твоя, не стоило вмешивать сюда тех, кому бы еще жить и жить…

Безумное время восстанавливает свой обычный ход, но для того, чтобы отреагировать, его Тансиару уже не хватает: одним мощным ударом какой-то коренастый ашес выбивает его из седла. Пыль, песок, кровь – бросаются в глаза, но не успевает полководец оказаться на земле, как на него уже скачет еще один воин в черном. Пепельный прицеливается, рука рассчитывает удар, однако Чиаро в последнюю секунду успевает перекатиться через неподвижно лежащего Ньевэ. Копье попадает мимо цели. Альентэ вскакивает на ноги, поудобнее перехватывая оружие. Оно все еще при нем, а, значит, ничего не кончено…

Падение откликается в виске, пульсирует, ноет. «Массимо!» – внезапная мысль на секунду озаряет готовую лопнуть от боли голову. Ведь это он звал его! Или нет? Силы, в этом месиве уже ничего не поймешь! Где он? Жив? Мертв? Покалечен?..

И вдруг, словно по волшебству, в сливающемся гуле и сотканном из разных цветов полотне мира, которое сейчас окружало его, Чиаро услышал голос:

– Я здесь, господин!

И правда – он увидел, как к нему, рубя направо и налево, пробирался сквозь дерущуюся, орущую, непролазную толпу пестрых тел Гаэтано.

– Уходи! – закричал ему Тансиар, напрягая последние силы, наотмашь саданув по груди первого попавшегося под руку ашеса. Другого, подскочившего сбоку, он оттолкнул, третьему прямо в шею – туда, где очень кстати была брешь в доспехах – всадил кинжал по рукоять. Выдернул. Не забывай оружие в теле врага, если бой не окончен…

– «Вечности – слава!» – что есть мочи громко, с одной целью – чтобы услышал повелитель – выкрикнул девиз Крылатых Массимо.

С той стороны еще был шанс прорваться, там оставалась брешь, через которую можно было попытаться уйти. Тансиар ушел бы, но не этот глупый мальчишка! Вот уж в ком не было ни капли крови приторианца! Презренный! Нааяр был прав. Как они глупы, все эти римериане, смотрящие на них, как на богов! Прежние давно ушли, а, может, их и не было вовсе. Никого и ничего. Никогда. А они верят… Наивные дураки!

– Гаэтано, слышишь меня? Я приказываю! Уходи!!! – уже орал полководец. – Убирайся, пока жив!

Но наглец не слушался и продолжал рубиться.

Да что ж ты делаешь, непроходимый глупец, а? Что?! Ради кого или чего? Ты славишь Вечность – а что ты знаешь о ней?!

– Повелитель! – снова прорезал несмолкаемый шум единственный важный во всем этом голос, он был совсем рядом, но поперхнулся очередной атакой, на Чиаро набросились трое, потом их заслонила толпа других, и Тансиар потерял своего пятидесятника из виду.

Заставляя мысли пресечься, на Альентэ с разбегу налетел очередной ашес и атаковал его копьем. Чиаро чудом отбил первый выпад, второй и ухитрился насадить врага на клинок прежде, чем тот сумел понять, что к чему. Но тут же из пыльной дымки появляется еще один. Всадник в черном. Перехватывая нацеленное в его грудь копье, Аскуро успевает так вывернуть оружие, чтобы на полном ходу спешить противника. Ашес мешком сваливается с коня. Один падает, и вместо него появляются двое. Потом еще один. И еще. Ну уж нет! Рано! Рано… Показалось, будто Тансиар просто отмахнулся от кого-то и не будь в его правой руке меча, а в левой – кинжала, ашес бы просто упал, чтобы очнуться через несколько секунд. Но алая струя проделала тот же путь, что и рука воина, в точности повторив его жест.

Секунда в запасе – Аскуро оглядывается вокруг. Никого! Вокруг него не осталось его людей. Только воины с черными знаменами… Поздно. Он окружен. Обрывки слов, конское ржание, лязг оружия, чужой говор – повсюду. Как глупо! Как непоправимо глупо…