— Ты! Ты живой, с-сукин сын! — промямлил Тощий, отползая в более безопасное место. Но убежать из избы у него не вышло. Единственный путь к отступлению преградил самый страшный человек общины, которого Том грозился заживо сжечь.

— Ты прав, Том! — сказал хрипло послушник, нависая над палачом-неудачником. — Я убийца.

Он схватил собрата за голову двумя руками, прижал к себе. Тело Тощего забилось в конвульсиях, он запричитал:

— Не уб-бивай… Прости-ии!

Но Нестор не простил.

6.

Зарево горящей избы хорошо просматривалось издалека. Снопы прыгающих искр весело взлетали вверх, теряясь огненными трассерами в ночи. Нестор успел отойти достаточно, чтобы не видеть, как члены Ордена выходят из хижин поглазеть на пожар. Равнинная местность позволяла ему лицезреть уничтожение собственной обители. Он постоянно оборачивался, вздыхал и шёл дальше, с каждым шагом удаляясь прочь. Уходить было тяжело, но остаться Нестор не мог при любых обстоятельствах. Чёрный перехитрил его, поставив мат в один ход, разменяв очередную пешку. Тело Тощего Тома уже превратилось в чёрные дымящиеся угли, погребённые под рухнувшей крышей. Завтра оставшиеся послушники найдут в руинах жуткие останки, оплавленные и почерневшие, куски одежды и старую винтовку. Джованни опознает в сгоревшем трупе Нестора, прочитает молитву, после чего за завтраком его помянут. Затем примут меры. Пропажа Тома насторожит их, заставят действовать. Возможно, отправят на поиски добровольцев, чтобы выяснить судьбу Тощего. Если только Чёрный им не запретит.

Их осталось мало. Пять человек из некогда мощной общины.

Шесть вместе с ним.

Сожалел ли он о такой участи? Нет. Придурок Том виноват сам. Нестору пришлось применить силу. Собрат хотел поджечь ему причиндалы и лицо, и похихикать над живым трупом. Ему хватило наглости прийти в берлогу к медведю и потыкать в него палкой. Месть и старые обиды затмили разум бедняге. В итоге шея Тощего хрустнула как гнилая ветка. Послушник умер быстро, считай, на руках. Нестору пришлось повозиться с трупом. Они поменялись одеждами вместе с содержимым. Ему пришлось оставить свой нож и вычищенную винтовку, и напялить на торс узковатую хламиду убиенного. Купится ли на этот фарс Чёрный? Он надеялся, что да. Главное, выиграть немного времени и придумать другой план.

Подойдя до заградительной полосы из аномалий, Нестор остановился. Он хотел в последний раз взглянуть на Холмы, прежде чем покинет их. Десять долгих и трудных лет бороздил он это удивительное место, охраняемое само́й Зоной и Братством. Пришла пора перевернуть страницу и начать новую жизнь вне закрытой территории. Плевать, где! Он хотел избавиться от зудящего ощущения безысходности, и не слышать, как трещит в пламени человеческая плоть, окутанная саваном смерти и дымом погребального костра. Хотя бы на какое-то время! Ветеран не выносил такой гари и старался уйти при первой возможности, когда Чёрный урод жёг людей на крестах во время Всполоха. Теперь он сам стал палачом, жутким и неуловимым.

Вернётся ли он обратно?

1.

Десантник выглядел неважно. На щеке красовался свежий порез, под глазом светил «фонарь» от нового синяка. Но его трясло не от мелких царапин и фингала. Свободной рукой Рудой зажимал кровоточащий бинт на бедре. Автомат завалился куда-то в траву.

В двадцати метрах на вытоптанном пятачке замер остывающий труп Петрухи. В груди у него торчал нож. Хоронить его Айсберг не стал: забросал ветками и сухостоем. Оружие зашвырнул в яму с водой. Из вещей покойного он присвоил лишь едва начатую фляжку с хорошим коньяком.

— На, хлебни! — протянул Рудому вернувшийся сталкер. Тот принял пойло с благодарностью. Глотнув коньяк, десантура отдал флягу новому владельцу.

— Подвёл я тебя, походу! — сказал побледневший Рудой. — Я теперь не боец.

Он был прав.

Вся эта затея с отмщением выглядела билетом на тот свет. Они проиграли. «Кроты», Серж, Петруха, который не поделил территорию с десантником, Айсберг — все безвольно проиграли суровой Зоне. Она громко смеялась в лицо новыми отягчающими обстоятельствами.

«Ты хотел правды, Айсберг! Выкуси!»

«Ничтожество».

«Слабак, слабак, слабак».

Даже у бывшего уголовника стойкости оказалось больше, чем у скитающегося по буеракам неприкаянного беглеца. Возможно, стоило прислушаться к Петрухе, и разойтись. И тогда все уцелели бы. Но полкило тротила на поясе говорили другое. Нельзя далеко уходить в ближайшее время.

— Ладно! — сказал после недолгого раздумия Айсберг. — Мы уйдём отсюда. Я помогу тебе. Но только когда сдохнет фейерверк у меня на поясе.

— Я твой должник, бро! — проговорил тихо Рудой. За последние десять минут он значительно сдал. — Все считали тебя гнилой мразью и конченым, а оно вон как происходит…

Раненый собирался сказать ещё что-то, но его перебили далёкие хлопки.

Хлоп-хлоп. Хлоп-хлоп.

Обычно так звучала война на расстоянии. Быстрая атака, огонь на подавление, с бесшумного оружия — и точка захвачена практически без потерь. Военный спецназ и диверсанты по всему миру привыкли работать беззвучно. Но тихие выстрелы с интервалом в одну-две секунды говорили другое.

Вооружённые убийцы не брали пленных. Восемь одиночных «пафов» из пистолетов донеслось до ушей тихим шёпотом. Сомнений быть не могло: штурмовики методично, под корень, за пятнадцать минут вырезали «кротов» и охрану. И если на вертухаев Айсберг плевать хотел, то худосочные бедняги с бледными лицами вызывали у него омерзительную жалость.

Он презирал «кротов» за их ковыряние в земле, что часами возились в скользкой глине, выискивая в жиже куски блестящего янтаря. Обветренные лица, спутанные сальные волосы, грязь под чёрными, обломанными ногтями, иссечённые от мокроты и реагентов кожа на пальцах, — они напоминали сталкеру рабов нового времени, что добровольно променяли относительный комфорт на скотские условия. С упоением эти двужильные работяги ныряли в глубокие норы, залитые грунтовыми водами, вынимали из ям тысячи кубометров жирной земли, терпели холод и ледяной ветер, рискуя свалиться с высокой температурой и воспалением. Глупцы гибли в рукотворных могилах, когда непредвиденный плывун обрушивался от ударов лопат, захлёбывались в коварных топких ямах, калечились и теряли пальцы от ударных помп. И всё же это был оправданный риск. Каждый из рабов пришёл сюда с надеждой на лучшую жизнь, оставив в городах и сёлах своих матерей, жён и детей.

Увы! Вместо денег и лучшей доли, копатели получили пули.

Пленные на коленях. Раненые. Грязь и кровь.

В расход.

Здесь, в леске, молчаливого Айса захлестнула горячая волна ненависти. Плотина из цинизма и инстинкта самосохранения не выдержала напора новых потрясений, выпустила наружу злобного берсерка с кровавыми зайчиками в зрачках. Недавние сомнения, что выжигали черепную коробку, схлопнулись и завяли. В голове осталась единственная мысль.

Найти и уничтожить.

— Айс!

— Что?

Рудой встал на обе ноги, поднял оброненное оружие, сделал нетвёрдый шаг. Сталкеру не понравился взгляд раненого охранника. В нём он увидел слабоумие и решительность человека, который и так потерял достаточно.

— Эти подонки должны сдохнуть.

2.

Айс больше не думал о нашинкованном взрывчаткой жилете, внутри которого отсчитывал секунды таймер. Адреналиновый выброс гнал его по натоптанным следам вооружённого отряда, покинувшего эти места не так давно. Сломанная веточка, вывороченный дёрн от каблука военных ботинок, влажные пятна с запахом мочи, брошенные окурки — каратели практически не таились, уверенные в собственной неуязвимости. Зря. Они будто забыли, что находятся в Зоне Отчуждения, где на каждого хищника найдётся другой хищник, покрупнее и позубастее.

Напряжённый Айсберг шагал вперёд, мимо деревьев и залитых водой глубоких ям, оставшихся ещё после времён ВОВ. Сзади тяжело дышал его недавний конвоир. Охранник из ВДВ приуныл, судя по красному, запыханному лицу. Он прилично отстал, а кровоточащая нога смотрелась жутковато. Следопыт часто останавливался, припоминая, как вёл по болотам Грешника. Теперь за ним прихрамывал десантник. История закольцевалась. Чёртова Зона иронизировала в привычном стиле.