После событий 1395 года, ухода Тамерлана от Москвы и похода на восток Юрий получил достаточно средств для того, чтобы начать крупное строительство в своём уделе. Да и о свадьбе пора было подумать. Евдокия — видимо, предчувствуя близкую кончину, — пыталась в этом смысле устроить жизнь всех своих потомков.

И князь Юрий стал быстро осуществлять свои начинания, а также подыскивать себе, не без помощи матери, невесту.

В пределах Звенигородской крепости — на Городке — князь Юрий сразу же после получения удела в «отчину» начинает возведение собственного дворца. Причина банальна — надо было где-то жить. У местных бояр прекрасные хоромы в округе уже были в собственности, и новому удельному князю нельзя было «ударить в грязь лицом».

Можно предположить, что от прежних князей Черниговско-Звенигородских, возможно, владевших здешними землями ещё давно, кое-что здесь должно было оставаться. Но вышло так — не сохранилось почти ничего. Ведь с тех пор, как Иван Калита прибрал эти угодья к своим рукам, прошло более полувека! Деревянные постройки обветшали, а то и вовсе превратились в ветхие полуразвалины. Многие были уничтожены при нашествиях и пожарах.

Холм Городка расположился на левом берегу Москвы-реки, где она прорезает пойму глубоких оврагов. Тут же протекала речка Жерновка. Почти неприступная возвышенность с той стороны, где не было оврагов, была окружена глубоким искусственным рвом. Рядом с самой крепостью есть площадка, где располагался посад. А ещё один посад разросся на другом берегу, в низине и на ближайшей возвышенности (ныне — Верхний Посад современного Звенигорода), и к этим временам уже был густо заселён. Именно вокруг главного холма современные археологи находят остатки древнейших укреплённых поселений с незапамятных времён.

Строительство князем Юрием дворца в Звенигородском Кремле — в столице удела — начинается почти сразу после получения земель по наследству, в начале 1390-х. Тогда у князя ещё не было серьёзных средств. Наследство от отца он получил, в основном, в виде недвижимости, а не в виде реальных «мешков с деньгами». Доказывает это и тот факт, что дворец заложен был деревянным, то есть более дешёвым, «экономичным». И до похода на булгар 1395 года он, скорее всего, был уже построен. Иначе бы его после победы возводили в камне. А теперь — не было смысла перестраивать уже сделанное. Как и в случае со стенами — укреплениями вокруг Звенигородского Кремля, их тоже тогда успели уже возвести из дерева.

Это и погубило дворец и крепостные стены. Сжечь такие постройки до основания первым же набегом любого сильного неприятеля (а войн будет ещё предостаточно) — дело обычное. Что позднее и произошло. Потому они и не сохранились, как, впрочем, и десятки великолепных княжеских дворцов той эпохи по всей Руси, которые по старой привычке складывали из брёвен. Жаль, что искусство миниатюры ещё не предполагало тогда необходимости точного копирования объектов человеческого труда. Никто не зарисовал этих красот. А мы можем только воображать — что там могло быть.

Камень же спасал реально, а не гипотетически. Из всего, что останется потомкам на Городке, до наших дней сохранится только Успенский собор. Каменный.

Одновременно Юрий начал и церковное обустройство удела.

Первоначально решено было возвести из камня собор Успения Пресвятой Богородицы. Исторические документы не сохранили сведений о времени его постройки, а пожар, случившийся в 1723 году и превративший в пепел все бумаги Звенигородской канцелярии, поставил в возможных поисках даты вполне вероятную точку. Однако косвенные данные и анализ других имеющихся источников позволяет высказать некоторые предположения.

По нашему мнению, решение о строительстве было принято сразу же после 1395 года, когда звенигородские дружины вернулись из похода с богатой добычей. В это время уже существовали два деревянных храма — прежний Успенский (на месте нового) и Рождественский — на горе Сторожи. Новый собор на Городке, в самом центре Кремля, был необходим по нескольким причинам.

Первая — присутствие новой епископской кафедры в Звенигороде. Необходимо было укрепить её важное положение, особенно в связи с предстоящим переездом сюда старца Саввы из Троицкого монастыря.

Вторая — престиж. Князю Юрию надо было показать Москве и старшему брату Василию свою мощь и умение заботиться о своём уделе. Ведь будущее было непредсказуемым. А Юрий оставался по завещанию отца официальным претендентом на великокняжеский престол, как говорится, под «номером один».

Третья — уже тогда могла зародиться идея династического брака с большими перспективами, дабы ещё более усилить и возвысить положение Юрия перед Москвой. Этому косвенно могла способствовать и матушка Юрия — княгиня Евдокия.

Литовцы изгоняют в 1395 году из Смоленска великого князя Юрия Святославича. Он вполне мог появиться со своими чадами, включая дочь Анастасию, в Москве или даже в Звенигороде (у бывшего епископа Смоленского, а теперь — владыки Звенигородского Даниила). Познакомившись в доме своей матери с юной невестой, Юрий мог уже тогда предположить будущий брак, который приносил фантастическую возможность претендовать на Великое княжество Смоленское, одно из самых важных и старейших в Руси.

Новый же храм в уделе — большой и каменный — нужен был как раз для исключительного события — венчания в столь представительном окружении. Хотя известно, что венчание Юрия и Анастасии произошло «на Москве», это никак не отменяло возможных планов матушки Евдокии совершить таинство и в Звенигороде.

Что же касается каменного Рождественского собора в монастыре Саввы Сторожевского, то на месте одноимённого деревянного его стали сооружать почти одновременно с Успенским на Городке. Оба храма были закончены так быстро, что уже к началу 1400-х годов большую их часть успел расписать иконописец Андрей Рублёв.

Итак, невесту Евдокия для сына Юрия присмотрела. Все свои главные на тот момент походы князь уже совершил. Материально стал вполне обеспечен и даже более.

Пора было жениться.

И Евдокия организует эту важную для русской истории свадьбу.

Важнейшее событие в жизни князя Юрия Дмитриевича произошло в 1400 году: князь женился на дочери великого князя Смоленского Юрия Святославича — Анастасии.

В Житии духовного наставника Юрия — преподобного Саввы Сторожевского, написанного епископом Дмитровским Леонидом в XIX столетии, мы читаем: «Супруга Юрия, Анастасия… без сомнения, входила сердцем и трудами рук в заботы мужа о новой обители. В монастырской ризнице хранится, как сокровище, белая шёлковая риза преп. Саввы, сходная с ризою преп. Никона, что сберегается в ризнице Лавры. Легко догадаться, чья искусная рука выводила золотом, серебром и шелками струйчатые узоры по голубому бархату оплечья этой ризы. Мы знаем, что в старину русские княгини и княжны значительную часть своей тихой жизни отдавали женскому изящному рукоделью. Неудивительно, что юная княгиня Звенигородская в своём тереме, из которого, над лесистым берегом реки, виднелась златоверхая обитель, готовила дорогие облачения для своего отца и богомольца…» Риза старца Саввы, увы, не сохранилась. И Анастасия не успеет стать великой княгиней. И даже прах её, ещё недавно, по преданию, хранившийся в Московском Кремле, после разрушения женского монастыря, возможно, не попал в число тех, что перенесли затем в Архангельский собор. Хотя исследователи теперь утверждают обратное…

Кто она была — ещё одна невестка Евдокии, супруга будущего великого князя Московского? И какое значение имел этот брак? Ведь мы помним, что женитьба старшего сына Дмитрия Донского — Василия — на литовской княжне Софье стала частью большой политики того времени.

Было ли так в этом случае?

Мы можем ответить на данный вопрос таким образом: благословлённый Евдокией брак Юрия и Анастасии, совершенный, как это было отмечено, по любви, имел и более серьёзные последствия. В том числе связанные с объединением «всея Руси», становлением Русского государства и его расширением не только на восток, но и на запад.