Княгиня Евдокия стала участницей княжеского съезда и пира. И если речь идёт о таких событиях, то неплохо бы знать, как они происходили. События такого рода бывали редко, хотя в представлении наших современников государственные деятели только и делали, что «веселились и пировали». Отчасти этому способствовали многочисленные былины, которые рассказывали, к примеру, о временах князя Владимира Красное Солнышко. Там что ни былина, так всё пир да пир. В таком праздновании принимали участие все, включая жён правителей.

Но княжеский съезд, в отличие от пира, был событием не столько незаурядным, сколько весьма выверенным по своей структуре и обычаям. Такие съезды собирались в периоды, когда требовалось принятие важнейших решений или даже когда решалась судьба отдельных уделов, а быть может, и всего государства. Они имели особые традиции и отличались от обычных переговоров или собраний. Вплоть до некоторого церемониала, повторяющегося столетиями.

О наиболее древних русских обычаях, связанных со съездами, повествуют, например, Лаврентьевская или Ипатьевская летописи. Они же показывают нам некоторую последовательность таких княжеских встреч.

Если не было назначено определённого города для общего собрания, то князья съезжались в каком-то месте, происходило нечто вроде «стояния на конях», предварительные переговоры. Затем, когда эти начальные процедуры с участием послов заканчивались, переходили к главному моменту встречи, к самому съезду.

Собственно, такая встреча ещё с киевских времён носила странное для наших современников название — «снем». Что это такое? По-старинному слово это писалось так — «съньмъ» или «сънемъ». А его синонимом или даже этимологическим прародителем является слово «сонм» (по-древнерусски — «соньмъ»).

Сонм означает собрание или скопление людей. Так же, как и снем. Этим словом обозначается какой-то сбор, большой собор и даже просто — народ или община. А понятие «княжеский снем» было обычным в русском летописании. «Яже се вадить ны Святополк на снем», — рассказывает «Повесть временных лет». Или: «Учиниша снем у Дмитрова и взяша мир межю собою», — фиксируется в летописи Лаврентьевской.

Где происходили съезды-снемы? Оказывается, место имело самое главное значение. И символическое, и политическое.

Возможны были варианты встреч в поле, вне поселений. Тогда устанавливались большие шатры, где располагались хозяева и гости. Чаще же важные переговоры организовывали в сёлах или городах. А наиболее значимые — в столицах тех или иных княжеств. Мы знаем о некоторых съездах в Древней и Средневековой Руси — в Киеве, во Владимире, Чернигове, Ростове и в том же Переяславле.

Для большого съезда выбирался город «со смыслом». Представителям особо чтимых княжеских родов важно было, чтобы съезд проходил на их землях или в граде, связанном с их великими предками, дабы показать гостям всю мощь своих семейных связей и владений.

Переговоры происходили часто не за столом, а «на ковре». То была не просто дань какой-то восточной или иной традиции. Ковёр выступал символом единства и братства, мирного ведения беседы. Такую «формулу» встреч определил как-то князь Владимир Мономах (что зафиксировали летописи), когда предлагал во время одного из съездов гостям «сесть с братьями на едином ковре». Единый ковёр становился единым сакральным пространством, он уничтожал преграды и временно роднил или даже уравнивал тех, кто пришёл на снем. Отказаться сесть или возлечь на общем ковре означало несогласие или недоброжелательность.

Чем обычно завершались переговоры? Как правило, составлением какого-то документа, возможно, даже определённой грамоты — докончальной или иной другой. Этот документ скреплялся подписями, иногда печатями, при этом действе присутствовали «послы» или «послухи», то есть — свидетели (как правило, очень именитые и приближенные к князьям люди, скорее всего, — бояре).

А в самом завершении, в знак более серьёзного подтверждения правды происходящего, — целовали крест. Личное целование креста каждым князем после удачных переговоров было важнее, нежели подписание договора. «А на том крест целовали» — формула сия никак не могла быть нарушена. Хоть и сказано в Писании — «не клянитесь», но именно целование креста становилось заменой бывшей языческой клятвы, включая известные когда-то клятвы на крови, вроде ритуальных жертвоприношений.

Нарушение письменных договоров было делом частым и, можно сказать, вполне понятным (менялись ситуация или время — менялись и условия договорённостей). Но поступить против крестного целования означало совершить настоящее предательство. И оно — крестное целование — было гораздо серьёзнее любых бумаг, пергаменов или печатей, становилось поводом долгих распрей и даже войн, вплоть до уничтожения (подчинения) княжеств.

Известно, что договор можно было просто прервать или даже физически уничтожить, например порвать (что довольно редко, но происходило), но для того чтобы «снять крестное целование», иногда приходилось прибегать к вмешательству главного церковного иерарха — митрополита, который подписывал в связи с этим специальные грамоты. Яркий пример этому (один из многих) — более поздняя, начала XV века, «грамота Псковичам о снятии с них крестного целования и об отмене уставной грамоты князя Константина Дмитриевича» (одного из младших сыновей Дмитрия и Евдокии), подписанная митрополитом Фотием.

После всех вышеприведённых процедур завершалась официальная часть княжеского снема. И наступала другая его «половина», едва ли не самая известная в истории.

Пир.

Важный и только что подписанный договор, а также крестное целование надо было как-то отметить. Вот откуда появились те самые былинные рассказы, которые сформировали у наших современников представление о княжеских собраниях как о больших торжествах, где столы ломились от снеди, а вино и мёд текли рекой, в основном «по усам, в рот не попадая».

На самом деле это недалеко от исторической правды. Если уж пиры «закатывались», то весьма внушительные. Иногда они длились днями, даже неделями. Вручались взаимные подарки (вплоть до лучших коней и оружия), произносились здравицы, бояре или известные ратники соревновались в количестве съеденного или выпитого. Качество праздника должно было соответствовать важности съезда.

В том самом 1374 году княжеский снем продолжался не одну неделю. Он собирался, с небольшим перерывом, дважды. Незаметно съезд-пир «перешёл» в 1375 год, где весной повторился. И, что довольно редко случалось, в числе гостей на переговорах были также главные представители Русской православной церкви.

В 1374 году великий князь Московский Дмитрий Иванович пригласил в столь любимый Евдокией Переяславль в гости лишь некоторых русских князей. Почему «некоторых»? Просто потому, что среди них были не только друзья и соратники, но и последовательные и непримиримые враги, которых приглашать было столь же непросто, сколь и почти невозможно.

Многие потом посчитают, что поводом для большого съезда послужило рождение Евдокией очередного сына, Юрия. Однако рождение это произошло во время самого съезда, когда все уже собрались в Переяславле, а не до того. Следовательно, на первый взгляд, произошло совпадение, которое можно причислить к разряду символических и даже промыслительных.

И действительно, рождение княгиней младенца стало событием. Приглашённые именитые гости даже не подозревали, что празднование крещения нового наследника окажется довольно длительным событием (продлившимся на месяцы, и с повторами), постепенно превратится в большое собрание, на котором будут приняты важнейшие для Руси решения.

Кто же приехал на этот съезд? Сведений об этом немного. «С детьми, с бояре и с слугами» прибыл отец Евдокии князь Дмитрий Суздальский и Нижегородский. С ним также подъехали его родственники и супруга-княгиня. Это сообщение показывает нам, что с самого начала съезд в Переяславле готовился не просто как «переговорный» в обычном кругу князей-воевод. То было большое собрание княжеских семейств, включая ближайшую родню, а самое главное — княгинь, то есть жён властителей княжеств.