Но ничего поделать было нельзя. Иначе это могло грозить даже смертью. Формально это было подано так, что необходима была тяжба о великом княжении.

Юный княжич, оторвавшись от материнского попечения, совершил путешествие через Владимир по течению рек Клязьмы и Волги.

Вернётся в Москву он уже зрелым юношей, через четыре года. И выпадет ему не только много опасностей, но и немало приключений, вплоть до путешествий в разные дальние края. Подобными поездками по миру никто из его ближайших родственников похвастать бы не смог.

Подробностей о том, как он выживал в Орде, фактически нет. Да и он не любил об этом вспоминать. Однако обходились с ним не худшим образом. Хан ведь желал получить свой выкуп-дань.

Ордынская эпопея закончилась для Василия не выплатой долга, а… обыкновенным бегством. Вернее, не совсем обычным. Во всяком случае, в 1386 году ему удалось убежать из Сарая, что казалось совершенно невозможным и даже фантастичным.

С этим побегом связана и такая история. Предполагалось, что он пытался сделать это дважды. Первый раз якобы неудачно. Был пойман. По возвращении его пред очи Тохтамыша он получил наказание, как отмечено — «приат за то от царя истомление велие».

Во второй раз побег удался. Но внимательное чтение исторических текстов выявило удивительную вещь. Оказалось, что княжеских отроков Василиев Дмитриевичей, попавших в качестве заложников в Орду, было двое! Вторым — тёзкой — являлся один из сыновей другого русского князя, также заложник.

Таким образом, побег не совершался Василием дважды. Просто два Василия Дмитриевича бежали почти одновременно. Один был пойман и получил угрожающие предостережения и наказание — «истомление», граничащее с возможным физическим воздействием, вплоть до смерти. Другой — исчез из Орды.

Как ему это удалось?

Говорят, для того чтобы перехитрить погоню, Василий выбрал путь самый дальний. Побежал не в сторону Руси, а прямиком в Подольские земли, где властвовал молдавский воевода Пётр. Из Молдавского господарства он попадёт к немцам, в Пруссию, и во владения великого князя Литовского. Тогда им был Витовт. Окажется сын Дмитрия Донского даже среди рыцарей Тевтонского ордена. То есть повидает немало.

Есть предположение, что Литва фактически была конечным пунктом его путешествия. Так как сам побег был организован при помощи литовцев. Таким образом, выстраивалась новая политика. Витовт думал о будущем, мечтая расширять свои земли в сторону Руси. Да и с Ордой у него всё равно ничего не складывалось.

Находясь при литовском дворе, юный Василий (а ему уже почти исполнилось 15 лет, зрелый возраст для любовного придворного романа, коими славилась западная элита) познакомился с дочерью Витовта — Софьей. А может, его познакомили и даже заранее предупредили: плата за побег — будущая свадьба.

Поговаривают, что между ними случилась любовь. Отчего они были обручены. Немудрено, ведь Софья была девушкой шустрой, совершенно не похожей на ордынских или среднерусских девиц на выданье. Легко скакала верхом на лошади, могла до упаду танцевать на весёлом пиру, наравне с мужчинами охотилась на лесного зверя.

Уже тогда было ясно, что такая женщина способна не просто быть женой, но и управлять в своём будущем доме. Витовту это было на руку. А Василий, давно сам себе не принадлежавший, попавший из заложников в женихи, мечтал только об одном — вернуться, наконец, к родителям, в безопасный отчий дом, в Москву. И был ради этого согласен на всё.

Князья ударили по рукам. Будущая супруга Василия Дмитриевича уже была назначена, выбрана и приготовлена. Оставалось только ждать благословения родителей — Дмитрия Ивановича и Евдокии Дмитриевны. А вот оно-то как раз оказалось камнем преткновения.

Не потому ли и свадьба Василия и Софьи состоялась только после кончины отца Василия — Дмитрия Ивановича?! Опытный политик и полководец, Дмитрий Донской как будто чувствовал, что влечёт за собой этот брак для выстроенной им Руси, и слегка придерживал развитие событий. Ведь великий князь Литовский уже тогда называл себя также и «великим князем всея Руси». И благодаря браку он затем с помощью Василия получит ещё и Смоленск со всеми землями этого княжества, оторвав его от общерусской — Московской — «пуповины».

Но мы забегаем вперёд повествования. Об этом подробнее — чуть позже.

Однако «литовские позывы» на династическое «породнение» с Русью в это время уже проявлялись и даже помимо Василия. Ещё в 1384 году предполагалась свадьба литовского князя Ягайло с одной из дочерей Дмитрия Донского и Евдокии («великому князю Дмитрию Ивановичу дочь свою за него дати, а ему, великому князю Ягайло, быти вь их воле и креститися в православную веру и христианство своё объявите во все люди», — гласит документ). Поразительно, но и тогда фигурировало имя Софьи, правда, другой — из московского семейства. Той самой Софьи, что выйдет потом замуж за одного из сыновей великого князя Рязанского, так как женитьба Ягайло на православной не состоялась.

В результате год спустя наметился брак Ягайло с польской королевой Ядвигой. В 1386 году, когда Василий Дмитриевич бежал из ордынского плена, был подписан акт — знаменитая польско-литовская уния. Ягайло стал королём, принял католическую веру и сыграл свадьбу с Ядвигой. Началась новая, совсем другая страница литовской истории. Восточная Европа и «всея Русь» окончательно раздвоились — на католиков и православных.

Именно в этот самый момент и появился здесь беглец из Орды — Василий, и обручился с Софьей Витовтовной…

Только в 1387 году Дмитрий Донской направит в Полоцк депутацию из старейших бояр московских, чтобы организовать встречу возвращающегося на родину сына. Заложник и беглец, наследник и жених — он въезжал через кремлёвские ворота к себе домой уже зрелым мужем, политиком и совершенно погрязшим в обязательствах и интригах человеком.

До вступления его на великокняжеский престол оставалось всего два лета.

Вторым сыном, как мы уже говорили, был Юрий (Георгий). Он родился в 1374 году, волею судеб в любимом и дорогом Евдокии городе — Переяславле. Причём, в день её рождения.

Более подробно о его судьбе мы расскажем позднее, так как его жизнь окажется весьма важной для раскрытия перипетий дальнейшей биографии самой Евдокии.

Прямо перед отъездом старшего — Василия — в Орду родился его брат Андрей. Это означало, что, кроме княжича Юрия, появился ещё один потенциальный наследник, который может исполнить свой семейный долг при любых обстоятельствах. Крещён он был игуменом Фёдором Симоновским. В будущем Андрей Дмитриевич станет последовательным соратником старшего брата Василия.

Чтобы можно было понять, почему каждый вновь родившийся брат становился не только потенциальным наследником, но и возможным «противником» брата старшего, необходимо разобраться в том, какое наследственное право господствовало тогда на Руси.

То было так называемое «лествичное право». Ещё в Киевской Руси существовал принцип наследования княжеской власти, который позднее и назвали «лествичным». Очень удачно здесь использовалось старинное слово «лествица», означающее «лестница». Словно следуя по ступеням этой княжеской родословной лестницы, менялись правители государства.

Вот как эта лестница власти выглядела в последовательности наследия (речь идёт только об особах, как тогда говорили, «мужескаго» пола):

— по смерти отца правил старший сын;

— по его смерти — братья, причём от старшего — к младшему;

— при их кончине или их отсутствии к власти приходили дети старшего сына (старшего брата);

— при их отсутствии правили дети последующих братьев;

— далее властвовали внуки или правнуки, причём в той же очерёдности.

Частью данного правила было важное положение о том, что потомки, чьи отцы умирали, так и не получив княжеского престола, уже не участвовали в «лествице», то есть окончательно теряли право наследования. Но они не исчезали в многоступенчатой системе государства, получали города и земли в виде уделов, хотя некоторые из таких потомков могли потерять даже свои невеликие владения.