— Вам нужно ехать домой, — покачал головой он. — Я займусь этим.
— Займетесь? Домой? — ошалело повторяла я, словно перестав понимать смысл этих слов. — Йон, что происходит? Как ты выбрался из больницы? Почему вы оба здесь? Разве Церковь… разве отец Евгений не пришел за тобой?
— Слишком много вопросов от такой маленькой омеги, — помотал головой он. — У меня к тебе их не меньше, уж можешь поверить. Но сейчас нужно уходить. Пойдем, попробуем поймать машину. У меня… совершенно нет сил толкаться в метро.
— Йон, твоя рана! — только сейчас вспомнила я, резко опустив взгляд на его ногу. — Как ты вообще ходишь?
— С трудом, — коротко отозвался он. — Но кость была не задета, так что переживу. Идем.
Ощутимо опираясь на меня, он направился к лестнице, пока его отец, забрав из моих непослушных пальцев ключи, зашел в квартиру Гарриса и закрыл за собой дверь. Я понятия не имела, что он собирается делать, но, кажется, эти двое знали куда больше меня. И только когда мы оказались на заднем сидении подъехавшего такси, и Йон закинул себе в рот пару таблеток — вероятно, обезболивающих, — я наконец получила ответ на терзавший меня вопрос. Хотя не могу сказать, что после этого мне стало что-то намного понятнее.
— У нас появился влиятельный друг, маленькая омега. Это он все устроил.
— Друг? Еще один друг? — переспросила я, отчего-то сразу подумав о Стоунах. — Йон, мне… это совсем не нравится. Мы и так задолжали слишком многим.
— Это хороший друг, — возразил он. — Он послал за моим отцом в Зеленый город, а после снабдил его всеми необходимыми бумагами для того, чтобы он смог меня забрать из больницы. Ему это позволили как представителю Церкви. Мы в безопасности, маленькая омега. Все будет хорошо.
— Но я не понимаю, — замотала головой я, обнимая его двумя руками и прижимаясь всем телом, не в силах отодвинуться ни на сантиметр в сторону. — О ком ты говоришь?
— Увидишь, — кивнул он. — Будет лучше, если ты все увидишь сама, когда приедем домой. А пока расскажи мне о том, что случилось в той квартире.
— Рассказать? — немного растерялась я, покосившись на водителя такси и не представляя, какими эвфемизмами мне воспользоваться, чтобы максимально точно передать произошедшее.
Йон вдруг улыбнулся и коротко прикоснулся пальцами к своему виску. В первую секунду я его не поняла, а потом сообразила, о чем он. Что ж, телепатия в самом теле была неплохим вариантом вот для таких ситуаций. Поэтому дальнейший разговор мы вели, не открывая рта.
Я рассказала о Гаррисе, отце Евгении и обо всем, что произошло после моего ареста. Йон не перебивал, но его волнами накатывающий запах ясно давал понять, что ему все это совсем не нравится. И хотя я осознавала, что он злится не на меня, а скорее на судьбу и на себя за то, что его не было рядом, мне все равно было не по себе от его агрессии. Сейчас ощущать подобное мне хотелось меньше всего.
«Поэтому я была уверена, что ты явишься вместе с ним, — наконец закончила я. — Что они попытаются найти меня через тебя и… Йон, я правда ничего не понимаю».
«Я почти не помню эти дни, — отозвался альфа в моей голове. Его дыхание было тяжелым, надсадным, и мне казалось, что я чувствую сквозь его одежду, как он весь горит от жара. — Было больно и постоянно хотелось спать. Ты мне снилась».
«Я говорила с тобой. Ты не помнишь?»
«Я не уверен, что из этого было на самом деле. Несколько раз мне казалось, что ты совсем рядом. А еще мне снились кошмары, что ты умоляешь меня о помощи, а я не могу сдвинуться с места, потому что мое тело превратилось в мешок с цементом».
Ощутив, как внутри что-то болезненно дрогнуло, я тем не менее решила не говорить ему, что это были не кошмары и что я правда звала его, потому что мне было страшно и нужно было почувствовать его силу и твердость духа. Йон и так знал, чем все кончилось, знал, что его не было рядом тогда, когда он был мне нужен, зачем было сыпать соль ему на рану?
«А что было потом?» — вместо этого спросила я.
«Потом пришел отец. Они перестали колоть мне сильные лекарства, чтобы я смог прийти в себя и поговорить с ним. И когда у меня в голове прояснилось, я понял, что должен немедленно идти за тобой. Он пытался меня остановить… и не он один. — Он вдруг жестко усмехнулся, словно припомнив, как несколько врачей и медсестер наперебой советовали ему не покидать больничной койки. — Но только даже сам Великий Зверь не удержит меня вдали от моей девочки, когда она зовет меня».
— Йон! — не сдержала эмоций я, снова заговорив вслух.
— Что? — улыбнулся он, а я лишь мотнула головой и, прильнув к нему, поцеловала его, жадно, нетерпеливо и с ощущающейся на языке горечью безысходности. Я знала, что он не мог не прийти. Как и я бы не смогла. Даже личная безопасность и инстинкт самосохранения отходили на задний план перед зовом, обвитым красной вязью метки истинной связи. Ничто не могло быть сильнее, и ничто не могло его одолеть.
Я потянула его боль на себя, как жидкость из переполненного сосуда. Я не могла исцелить его рану, потому что наша метка была повреждена, но я могла сделать хоть что-то, чтобы облегчить его состояние. И это не было похоже на то, что произошло тем вечером в Доме после его схватки с разъяренным альфой, потому что та боль, хоть и была острой, но не шла ни в какое сравнение с болью от заживающего послеоперационного рубца. Глотнув совсем немного, я на несколько секунд перестала дышать. Быть может, дело было еще в том, что в организме Йона ее подавляли таблетки, а в моем она могла разгуляться по полной программе. И я сама не осознала, как вдруг заскулила сквозь поцелуй, инстинктивно схватившись за собственное бедро.
В эту же секунду поток его боли словно бы перекрыли — кажется, не я одна начала лучше разбираться в том, как все это работало.
— Не надо, маленькая, — кротко попросил меня альфа.
— Как ты нашел меня? — спросила я, чуть отстранившись и серьезно вглядываясь в его лицо.
— Я всегда тебя найду, — пожал плечами он. — Я просто… чувствую, в какую сторону двигаться, словно у меня компас в груди, стрелка которого всегда направлена на тебя. Ты разве не чувствуешь подобного?
— Не знаю, — тихо призналась я. — Я не пробовала.
— А как иначе я бы нашел тебя после нашей первой встречи? — мягко уточнил он, перебирая пальцами мои волосы. — Мое сердце чувствует твой запах, сколько бы километров нас ни разделяло.
— Йон, тебе очень больно? — Мне было стыдно, что я смогла забрать так мало, но, судя по всему, больше он бы все равно мне не позволил.
— Нет, уже не очень, — отозвался он. — Я в порядке, мне просто нужно отоспаться. Я скверно сплю, когда тебя нет рядом. И голова… начинает болеть. Это неправильно, когда мы не вместе, понимаешь?
Я кивнула, не имея ни малейшего основания спорить с ним. Меж тем наше такси уже ехало по знакомым улицам южного района, и я снова задумалась о том, как так вообще могло получиться, что это место по-прежнему могло считаться нашим безопасным убежищем. О каком-таком друге говорил Йон? Если это не его отец — а это явно не он, потому что у отставного священника совершенно точно не было бы власти и влияния противостоять кардиналу, даже учитывая все его старые связи, — то кто еще мог нам помочь? Очередной криминальный авторитет, благодарный за устранение Сэма Ортего? Или таинственный благодетель в белом, у которого, как и у Стоуна с Сэмом, могли иметься свои счеты с кем-то из шайки отца Евгения и его покровителя? Без преувеличения могу сказать, что я до тошноты наелась этих бульдожьих разборок у кормушки, в которых мы играли роль не то резиновой косточки, о которую можно поточить зубы, не то мышьяка в миске с кормом. Мы слишком долго были разменной монетой в чужих войнах, и оба сполна поплатились за то, что вообще во все это ввязались.
Стоило нам пересечь порог Дома, как нас тут же окружила гомонящая толпа. Омеги буквально засыпали нас вопросами и выглядели так, словно уже не чаяли увидеть нас живыми. Ории с большим трудом удалось разогнать их по сторонам, чтобы мы хотя бы могли добраться до лестницы. Но проходя мимо кухни и учуяв запах тушеной капусты с сосисками, я вдруг поняла, что если сейчас не съем всю кастрюлю, то просто убью кого-нибудь. Конечно, целой кастрюлей там уже и не пахло, но я с удовольствием забрала себе то, что в ней осталось, вооружившись ложкой и порыкивая на всякого, кто подходил слишком близко.
