На мгновение Итриде показалось, что она ослепла, но нет – всему виной была дымовая завеса, повисшая под низким потолком, такая густая, что от людей остались лишь расплывчатые силуэты. Едва вдохнув, Итрида тут же закашлялась и закрылась рукавом. Она подхватила свободной рукой кувшин с ближайшего столика, не обратив внимания на возмущенный вопль его хозяина. Плеснула содержимое прямо на рукав рубахи и глубоко вдохнула запах дрожжей, надеясь, что он перебьет шеххские дурманные зелья. Хотя бы на те несколько минут, которые потребуются, чтобы отыскать друга и утащить его в ложницу. Где Дар нашел эту отраву? За все время, что он провел с бродяжниками, никто из них не видел, чтобы он курил.

Шеххи обожали самокрутки из сушеных коричневых листов, набитых смесью порошка из костей пустынных червей, толченых веток саксаула и какого-то секретного ингредиента. Курили они жадно и помногу и говорили, что курево расслабляет их после трудного дела, а еще – очищает мысли и позволяет говорить с богами. В Беловодье лучшим средством расслабления почитали хорошую баню да с дубовым веничком, а то, как шеххи начинали вести себя, накурившись своих самокруток, больше походило на пляску одержимого навьей тварью, чем на единение с богами. Отец нынешнего князя издал указ, по которому курить разрешалось только на улице и только вдали от толпы людей. Но сегодня в «Великолесском кабане» кто-то нарушил оба запрета разом.

Итрида поежилась, представив, что могло бы случиться, если бы не музыка. Биение, в котором уже отчетливо слышался кудес, подхватило всех под белы рученьки и увело за собой, погрузив тех, кто надышался сладкого дыма, в свои рокочущие волны. Нехитрый мотив ходил по кругу, снова и снова. После очередного круга бродяжница поймала себя на том, что ей трудно удержать в голове какие-то связные мысли.

Люди вокруг изгибались, размахивали руками, топали ногами и крутились волчком. Их лица были пусты. У многих оказались закрыты глаза, и Итриде пришлось то и дело уворачиваться от их неуклюжих шагов, не забывая прижимать пропитанный пивом рукав к носу.

– Даромир!

Ее голос потонул в дыме. Итрида искала знакомую шевелюру и не находила.

– Дар! Где ты, морокун тебя побери!

– Зачем тебе этот Дар, посмотри лучше на меня! Вот я – истинный дар богов! – крупный воленец с светлыми, почти белыми волосами, заплетенными во множество косичек, поднялся из-за стола, глядя на Итриду хмельным взором. – Давай попляшем!

– Ты слепой что ли? – невежливо буркнула она из-за рукава. – Нашел на кого зариться. Иди найди себе гулящую девку да дари себя хоть до утра. Даромир!

– Девку… Да.

Воленец послушно, точно куколка на нитках, повернулся в сторону двери. Он шел напролом, не обращая внимания на испуганно замершую троицу, по-прежнему не решившую, кто кому должен уступить. Воленец просто вынес их вместе с косяком, и что там так затрещало – кости или дерево – Итрида толком не разобрала. Но в следующий миг бродяжница наконец нашла приятеля, и мысли о воленце выбило из ее головы.

Шехх танцевал на столе. Точнее, на нескольких столах, сдвинутых вместе посреди комнаты. Возле них, сидя прямо на полу, расположился незнакомый Итриде мужчина, неуловимо похожий на Дара. Его лицо было изодрано чьими-то не слишком ласковыми когтями, на правой щеке темнел странный знак, но выглядел шехх спокойным. По его губам блуждала улыбка. Загорелые дочерна руки, так же, как и лицо, покрытые шрамами, гуляли по куску кожи, натянутому на обод и расписанному знаками, не похожими на знакомые Итриде руны. Эти знаки сплетались в сложную вязь, а в центре нее красовался силуэт ворона. Именно этот ритм сейчас опасно бился в крови Итриды, тревожа поселившийся в ней огонь. Девушка была в ярости, и огонь это чувствовал, откликался, просыпался, посылая зуд по рукам. Итрида провела ногтями по коже, слабо надеясь отсрочить появление огненных разводов. Ее взгляд оказался прикован к извивающейся фигуре на столе, и вдруг она почувствовала, как ярость плавится в нечто иное.

Огонь развешанных по стенам чашек с маслом словно притянулся полуобнаженным телом. Даромир скинул рубаху и сапоги, оставшись в одних только черных штанах из дорогой ткани, обливших его ноги как кусочек ночи. Кажется, они больше подчеркивали, чем скрывали. Видно было, что отплясывал он не первый час: парень вспотел, и в каждой капле пота, блестевшей на загорелой коже, дрожал отсвет пламени. Темные волосы летали, словно раздуваемые ветром, которого на самом деле не было. Шехх рвал дурман взмахами рук, и тот обвивался вокруг, превращаясь в серый мех, скользящий по чистому золоту, которым стала его кожа. Даромир запрокинул голову, чуть приоткрыв губы. Его глаза были закрыты; он не слышал ничего, кроме биения вороньего кудеса. Он кружился, то на полной стопе, то на кончиках пальцев. Итрида протолкалась к крайнему столу и замешкалась, размышляя, как подобраться к одурманенному приятелю. Ноздри ее невольно дрогнули, когда Даромир оказался слишком близко, и она учуяла его запах. Отчетливо мужской, терпкий, сплетенный намертво со сладостью шеххских зелий, остротой ядов, которыми Дар травил свои кинжалы, терпкостью пшеничного пива, он и сам превращался в зелье. Итрида невольно подалась вперед…

… И, помянув морокуна, запрыгнула на стол. Даромир выгнулся так, что стало больно на него смотреть, но Итрида и не собиралась. Она схватила его за руку и дернула к себе так сильно, что шехх мигом распахнул затуманенные синие глаза. Зрачок заливал синеву тьмой. Парень остановился, тяжело дыша и пытаясь разобраться, кто прервал его дикий танец. Одурманенные люди один за другим останавливались тоже, недоуменно тряся головами и оглядываясь. Только тогда Итрида поняла, что музыка стихла. Бродяжница глянула на шехха с вороньим кудесом и наткнулась на острый, совершенно трезвый взгляд карих глаз. У кого-то иного этот цвет был бы теплым, согревающим. Глазами этого человека на Итриду глянула сама Навь. По ее спине прокатился рой холодных мурашек, замораживая не к месту проснувшееся желание.

– Итрида, – выдохнул Даромир возле ее виска, обжигая кожу дыханием. Его запах окутывал ее теплым облаком, дурманя не хуже шеххских самокруток. Дар покачнулся и неожиданно навалился на Итриду, обхватив ее руками. Бродяжница оказалась прижата к его обнаженной груди и застыла, не понимая, как себя вести. Незнакомец с кудесом криво усмехнулся. Поднялся на ноги, а потом просто исчез. Разумом Итрида понимала, что он смешался с толпой, а дым послужил ему отличным прикрытием, но выглядело это так, словно он и сам родом из Нави.

Между тем Даромир налегал на Итриду все сильнее. Она зашипела и вывернулась из его хватки. Парень обиженно глянул на бродяжницу и шагнул ей навстречу, но запутался в собственных ногах и рухнул прямо на столы.

– Побери тебя Навь, Дар! Мало того, что ты весь воняешь шеххским куревом, ты еще и пьян, как последняя стерва! – запах перегара пробрался даже через злосчастный рукав, который Итрида по-прежнему не отнимала от носа, хотя руку уже сводило. Даромир оторвал голову от стола и улыбнулся ей глупой детской улыбкой.

– Ну ты же любишь, когда я вонюч и печален.

– Ты забыл добавить, что еще и трезв! – Итрида наклонилась к Дару и закинула его руку себе на плечо. – Давай-давай, давно пора в кроватку, а ты все колобродишь.

– А ты тоже… в кроватку? – шехх с трудом, но поднялся на ноги, опасно покачнувшись и едва не рухнув со столов вместе с бродяжницей.

– Куда ж я денусь. Кровать у нас одна.

– Да я сегодня счастливчик, клянусь Навью! – бурно возликовал Даромир и таки рухнул на пол. Итриде повезло: она успела вовремя вывернуться из-под его руки и не полетела следом. Глянув вниз, Итрида убедилась, что шехх не пострадал, упав на четвереньки, как кот, тяжело вздохнула и спрыгнула следом. Кое-как подняв пьяного вдрызг Даромира, Итрида повела его в ложницу. Как только музыка смолкла, люди стали приходить в себя. Кто-то вышел на улицу, кто-то тихо уснул прямо на полу. Дым медленно выветривался через освобожденные воленцем двери и распахнутые окна. Через пару часов о том, что творилось, будут напоминать только сдвинутые столы.