— Я — киллером, — моментом ответил Вовка Перепевкин, стоявший вторым в шеренге. — Чистая работёнка. Лежишь себе на чердаках, постреливаешь в кого скажут. И бабки хорошие платят. А потом можно в Испанию ехать жить, когда бабок много наваришь. Там тепло. Или в Грецию.

— Не то, — поморщилась Электричка. — Куда мне целый отряд киллеров-недомерков. Пофантазируйте. Загадайте тех, кого в обычной жизни не бывает.

— Чебурашек-ниндзя, — выпалил Тарасов и замахал руками, словно пальцы сжимали то ли нунчаки, то ли рукоять катаны.

— Не сходится, — отрезала Электричка. — Насколько мне известно, их всего четверо, а вас тут вон какая прорва. Думайте дальше.

— Тогда индейцами, — выпалил Сёма Карасёв, не дотянувший до финала достопамятной игры. — Таких, какими я хочу, всё равно не бывает. Мне надо, что б как в фильмах. Чтоб на лошадях. Чтоб с перьями на голове.

— У-у-у! — восторженно загудела вся ватага, впечатлившись картиной. — Точняк. Я бы не отказался. Только не в городе, а тут, по округе побегать.

Улыбки расцветали на хмурых лицах. Улыбки радовали. Улыбки давали надежду, что к задаче народ подойдёт творчески, а не как к до чёртиков надоевшей обязаловке.

— Лошадей не обещаю, — холодно отозвалась Электричка. — Остальное получите прямо сейчас.

Вдох. Выдох. И перед суровой фигурой сбилась толпа низкорослых крепышей, одетых в чёрные кожаные штаны и мягкие мокасины. Верх заботливо закрывали пёстрые плащи с прорезью для шеи. На головах, как и заказывали, топорщились орлиные перья. У кого два, у кого десяток, а у Карасёва, подкинувшего идею, было их столько, что краснокожие немедленно и беспрекословно избрали бы Сёму вождём своего племени.

Не изменившимися осталась лишь троица старшеотрядников, да Таблеткин. Впрочем, сейчас Электричка обращалась не к ним.

— Устраивает, — такому голосу «Нет!» скажет далеко не всякий, и новоиспечённые индейцы не стремились в число редких износоустойчивых субъектов.

— Да!!! — разнеслось по лагерю. И на чьём-то плаще толстый маркер уже написал обидное слово. Впрочем, хозяин плаща ничего не заметил. Руки ощупывали штаны из настоящей кожи. И в голове от счастья тонко ныла какая-то струнка, потому что такой прикид родители не купили бы и к совершеннолетию. А тут всё свалилось прямо с неба и за так. Ну, почти за так.

— Кто главные враги краснокожих? — усмехаясь, спросила Электричка.

— Подлые бледнолицые! — заорал Рома Денисов.

Все радостно зашумели. Все снова стали детьми. Всем хотелось играть. А Сёма, позаимствовав маркер из шаловливых ручек, начал выписывать на лице боевую окраску. Индейцы тревожно гудели. Индейцы готовились выйти на тропу войны.

— К сведению, — отчеканила Электричка. — К автобусной станции пробирается небольшой отряд бледнолицых. Задача ясна?

— Ага-а-а, — раскатилось по округе, и пёстрая масса, потрясая копьями, понеслась к лагерным воротам. Копья смотрелись смешно, но вкладывать в их руки томагавки Электричка не спешила. Холодное оружие — это дверь к необратимым поступкам. А к необратимым поступкам Электричка не торопилась. Ещё неизвестно, как повернётся дело. Зато она знала то, о чём не догадывался ни один из индейцев. Снова детьми они стали ненадолго. До первой крови.

— С ними не хотите? — палец Электрички пронзил воздух в направлении удаляющегося племени.

— Не, — лениво процедил Эдик Журавлёв. — Чё мы, мальчики?

— Ладно, — кивнула Электричка, как отрезала. — Большим дядям и игрушки соответствующие. Мозгов у вас побольше. Делайте свой заказ.

— Ментом быть хочу, — немедленно встрял Вова Большаков. — Ментам всё можно, потому что им всё положено. Никто их пальцем не тронь, а они любого дубинищей своей по балде, да в дыхалку.

Сказал и заозирался. Эдик молча пережёвывал «Орбит». Гарик нисколько не возражал. Он с отстранённым видом прислонился к эспланаде и начинал скучать. В следующую секунду он увидел, что с ног до головы одет в серую форму. На затылок давила каска. Пальцы сжимали рукоять резиновой дубинки. На поясе заманчиво поблёскивали кольца наручников. Выяснив, что «Дизелевская» футболка и фирмовые штаны никуда не делись, Гарик в миг повеселел. Вова и Эдик тоже довольно хлопали себя по бокам, проверяя реальность обновки, напяленной на прежний прикид.

— Вы, — голос Электрички заставил состав новорожденного патруля вытянуться по стойке «смирно», — сразу на вокзал. Не верю я малолеткам. Не справятся.

— Мы сделаем, — кивнул Гарик, и ободок качнувшейся каски больно стукнул в горбинку носа. — Будь спок, гражданин директор. Всё путём.

Не спеша, как и подобает солидным людям, патруль удалился на операцию по задержанию.

— И им не верю, — тихо произнесла Электричка. — Не то они загадали. Не знаю как, но просчитаются.

Таблеткин напрягся. Сейчас решалась его судьба.

— А ты чего хочешь? — услышал он металлический голос.

— Чего? — Таблеткин длинно сплюнул. — Ну уж не ментом точно. Сейчас ментам уважения нету. А вот хочется мне, чтобы всё у меня было, да ничего за это не было. Кого надо загадать, чтобы житуха так повернулась?

— Волшебника, — одно слово, но зазвучало так, что начавшая расползаться ухмылка Таблеткина быстро превратилась в ровную бесстрастную линию.

— Давай, Тоб, действуй, — прозвище из уст Электрички выглядело приветом из загробного мира. — В тебя верю. Ты поднимал флаги. Ты знаешь, как оно…

Электричка оборвала фразу, лишь растопыренные пальцы метнулись вниз, словно прогоняя ненужные слова.

— Иди, — сказала она Тобу после полуминутного молчания. — Теперь ты всё можешь. Не теряй времени. Ступай. И по возможности, прямо в город.

«Это что, — пронеслось в голове Таблеткина, — если я захочу, то прямо отсюда в город шагну, а?»

Он не успел додумать. Он никуда не ушёл. Он просто исчез с площади для построений, словно Электричка с утра стояла здесь в полном одиночестве.

Колька сидел в кустах и боялся. Он ещё никогда не провинялся так сильно. Когда на построении все накинулись на Кубу, Колька растерялся, бросился к корпусу и решил спрятаться там. Почему-то ему казалось, что вслед за Кубой станут бить его.

В палате Колька спрятаться не рискнул. Он тихо выскользнул в окно, послонялся за столовой, а потом и сам не заметил, как оказался за лагерной территорией. Лес его успокоил. В лесу росли деревья, пели птицы, из засыпанных хвоей луж выпрыгивали лупоглазые лягушата. Никто не гнался за напуганным беглецом. Никто не собирался его лупить.

Напившись из лесного озерца и вытерев рот рукавом, Колька просветлел. Жизнь повернулась не самой плохой стороной. До вечера ещё далеко, значит, часиков шесть спокойного существования ему обеспечено. Вечером все про Кольку позабудут, а он проберётся в сумраке к палате, влезет через окно и сразу спать. А утром не до него будет. Утром чуть ли не сотню флагов придётся поднимать. Колька прекрасно знал, когда людям предстоят великие дела, никто не вспоминает о тихих и незаметных личностях.

Тут, однако, неподалёку послышались голоса, и Колька решил затаиться. Выбрав куст погуще, Колян забрался в самую середину и затих. И вовремя! Мимо куста прошли два четвероотрядника. Оба они были покрепче Кольки, и тот на всякий случай окликать их не стал.

— Ну что? — недовольно протянул один, озираясь по сторонам.

— Нет тут никого, — разочаровано заметил другой.

— Ищи, — наставительно заметил первый. — Сам же знаешь, правило простое: найдём, так впиндюрим ему по самые уши, а нет, то нам впиндюрят так, что мало не покажется.

— Да уж знаю, — печально вздохнул второй.

— Вот и гляди, — кивнул первый и длинной палкой потыкал в куст, где прятался Колька.

Обломанное остриё, расписавшись тонким зигзагом, скользнуло по чёрной кроссовке. Колька зажмурился, превратившись в маленького мышонка, замершего перед выходом из норки, за которым призывно мерцают зеленовато-карие глазищи безжалостного котяры. Кот царапнул по порогу, но не достал, а мышонок так и стоял, не в силах отвернуть голову от завораживающего взгляда.