— Закорючка какая-то, — подсказала Инна.

— Закорючка, — сердито повторил я. — Сам знаю. Кто бы ещё объяснил, что это за закорючка.

Инна только вздохнула. Она не знала.

— Похоже на флаг, — предположил я. — Странно, конечно, что флаг в флаге, да и буквы «Ф» там никак не планировалось. Ладно, давай следующую.

— Тоннель, — торопливо напомнила Говоровская.

Да, вот где сквозила явная буква «Т». Тоннель, сложенный из серых плит, а в него уходил состав. Из трубы паровоза к земле струился дымок. Да, именно к земле, поскольку и туннель, и поезд были перевёрнутыми вверх ногами. На линейке я долго гадал, не подвесила ли Электричка флаг не той стороной. Но когда неугомонный Патокин осмелился во всеуслышанье высказать замечание на ту же тему, директриса только злобно зыркнула в его сторону, и все комментарии мигом прекратились.

На тринадцатом флаге чернела сеть, какой ловят рыбу. Сходство с рыбалкой придавал и фон — мерцающая зеленоватая гладь с белыми разводами, словно пенными гребнями.

Четырнадцатый словно содрали с нашего изолятора. Только на красном кресте восседал крылатый мужик в белых одеяниях. И странный флаг реял не над изолятором, а под потолком клуба. Каким бы высоким не казался флагшток, а пробить клубную крышу ему не удалось.

Пятнадцатый, как ни странно являл собой точную копию восьмого. Серая гладь без всякого рисунка. Я даже удивился, что флаги могут походить друг на друга.

Вот и всё, ребята! Только кто бы ещё объяснил, что за слово получалось при сложении первых букв, что мы вычислили.

— ССНФТСКС, — запинаясь, озвучил я.

— СПНФТСАС, — тут же подхватила Говоровская.

— Какая ещё «П»? — заспорил я. — Откуда ты взяла эту «П».

— Подкова, — робко подтвердила своё решение Говоровская.

— О-о-о! — застонал я. — Смотри сама, подкова опрокинута и напоминает букву «С». Так?

— Ну, — неохотно согласилась Инна.

Я чувствовал, что её не убедил, поэтому прибегнул к приёму, в который и сам не очень-то верил.

— А зелёный фон, — добавил я, стремясь придать голосу торжествующие нотки. Несомненно, это трава. А если её скосить, то получается сено. Вот так.

— Тогда третья с конца буква вовсе не «С», а «Л» или «П».

— Это ещё почему?

— Если следовать твоей логике, то фон знамени — это море. А море, как известно, состоит из воды. Если воду заморозить, получается лёд, а если нагреть, то она превратится в пар.

Крыть было нечем, и я начал оспаривать предпоследнюю букву.

— Тогда где ты взяла «А»? — ехидно спросил я. — На флаге явный крест, и в нём нет никакой буквы «А».

— А на кресте сидит Ангел, вот, — со значением сказала Говоровская. — И вообще, что это за слово, в котором нет ни единой гласной буквы.

Тут мне совсем не захотелось спорить. В самом деле, хотел прочитать «струна», а получилась абракадабра. И буква «А» весьма пригодилась бы. Вот только, мешались две лишние буквы. И тогда я решил прибегнуть к ещё более последовательному способу решения неполучающихся задач.

— Жди меня здесь, — возвестил я. — Сбегаю к четвёртому отряду, спрошу у Элиньяк. Она умная, и флажки эти как семечки расщёлкает.

— Я с тобой, — предложила Инна.

— Ни в коем случае! — сделал я страшные глаза. — А если Электричка заявится сюда, чтобы разыскать меня. Тогда ты должна будешь отвлекать её до моего возвращения.

Инна уставилась в землю и ничего не сказала. Вряд ли она поверила моему суматошному объяснению. Тем более, что и я в него не верил совсем. Ну вы-то понимаете, что мне просто хотелось пообщаться с Эрикой без посторонних свидетелей.

Говоровская осталась, а я, сломя голову, бросился через небольшой лесок к корпусу четвёртого отряда. От Эрики меня отделяло всего несколько минут. Правда, минуты эти внезапно превратились в часы, так как из леска я заметил Электричку, и мне тут же вздумалось за ней последить. По-пластунски я подполз к скамейке, где восседала директриса. Перед ней, словно провинившаяся школьница вытянулась молоденькая воспитательница седьмого отряда.

— До каких пор они будут носиться в тихий час? — строго выговаривала Электричка.

— А что мне с ними делать? — лепетала воспитатель. — Если я сторожу в одной палате, то другая спокойненько вылезает в окна и бегает, где хочет. А Зубарев самый у них отъявленный заводила. Делайте, что хотите, а справиться с ними я не могу.

— Между тем, это не так уж сложно, — холодно процедила Электричка. — Как я поняла, Зубареву в первую очередь не хочется валяться в постели. Так разрешите ему не валяться. Назначьте его ответственным по палате за порядок и разрешите не ложиться в тихий час. Головой ручаюсь, после этого все будут лежать тихо.

— А что делать со второй палатой? — робко уточнила воспитатель.

— Ну, Леночка, всё делается по тому же алгоритму. Я думаю, что и во второй палате найдётся кто-нибудь, способный заставить детей соблюдать порядок.

— Заставить?

— Именно заставить, — жёстко подтвердила Электричка. — Заставить делать то, что неспособны вы. Вам, ведь, Леночка, надо будет отчитываться о практике? Так неужели вы ещё не уяснили, что я даю вам прекрасную тему для отчёта. Установление дружеских отношений с коллективом. Поиск неформальных лидеров. Использование внутренних возможностей для обеспечения порядка и дисциплины. Только не надо дистанциировать Зубарева от других детей. Напишите, что дали ему в помощь его же дружков, которым тоже разрешили ходить по отряду в тихий час. Напишите, что с обязанностями они справлялись и даже уставали. Уставали настолько, что и сами ложились в кровать, чтобы поспать полчасика.

— Зубарев никогда не ляжет в кровать, если только ему разрешить, — замотала головой Леночка, что-то мрачно обдумывающая.

— Какая разница, — устало отмахнулась Электричка. — Вы же пишите теоретический отчёт. Посудите сами, Зубарев мог устать и лечь в свою койку. Чисто гипотетически.

— Чисто гипотетически мог, — кивнула Леночка. — Но только…

— Речь не идёт о конкретном Зубареве из седьмого отряда, — прервала её директриса. — Вы, Леночка, пишете не мемуары Зубарева, а педагогическую статью на конкретную тему. Вы можете допустить мысль, что в совершенно другом лагере совершенно другой Зубарев, приглядывая за порядком, прилёг и заснул на полчаса?

— Да, — кивнула Леночка.

— Вот и не придирайтесь к личностям. Надо уметь за деревьями видеть лес, а за исключениями строго работающие правила. А теперь идите и подумайте, наврёте ли вы в своей будущей работе хоть одно слово. И очень надеюсь, что уже с сегодняшнего тихого часа я не буду наблюдать ваших детей за пределами корпуса.

Застучали по асфальту каблучки, Леночка побежала подготавливать материалы для будущего отчёта. Электричка тоже поднялась со скамейки. Скрипнули подошвы по песку. А потом она обернулась и уставилась точнёхонько в то место, где сидел я.

Мысли суматошно заметались. Видит или видит? Успела заметить или просто любуется красотами уральской природы. Взрослые, кому делать нечего, вечно пялятся на реку там или на ёлки. Да пусть любуются, пусть тратят даром своё драгоценное время. Только пусть не задерживают при этом чрезвычайно занятых людей, которым приходится отсиживаться в укрытии. И, хотелось бы мне добавить, укрытии не слишком надёжном.

Взгляд Директрисы замораживал. Мне стало казаться, что на меня смотрит не человек, а какое-то ужасно холодное чудище, прячущееся под человеческим обличьем. С ледяной кровью и замаскированными когтями. Глаза Электрички пытались нащупать мой взгляд, а потом я вдруг понял, что ослабел до невозможности, что сейчас просто поднимусь и выйду навстречу неминуемым разборкам.

И тогда я прикусил язык. Зверская боль позаботилась, чтобы я тут же забыл обо всём на свете. Глаза заплыли от слёз, контуры мира стали расплывчатыми. И за туманной завесой Электричка и её холодный взгляд потерялись, словно сидел я в леске в полном одиночестве. Когда слёзы скатились по щекам, а взор прояснился, у скамейки уже никто не стоял.