– Вот бы славно – он, поди, намаялся по горам шариться да кувыркаться!..

Даже Мороя, и тот не выдержал.

– Сопляк ты еще, Макарко! Как она ластилась – так она бы и на столе согласилась, поди! Но слуджер дело бережет – на столе бумаги важные, куда?!

Симеон и сам всхлипывал от смеха, глядя на Макарку, который багрово краснел, но пытался изобразить бесшабашную морду.

– Нешто можно – на столе-то?

– Э, щеня! – Гицэ утер глаза ладонью. – Да хоть на коне! И если уж баба хочет, ей шелка с перинами без надобности, плаща довольно будет или овчины вон!..

– Про коня не завирайся! А то еще решит попробовать, – заржал кто-то. – Но на столе еще как можно!

– Коли по-быстрому присунуть, то самое оно, только юбки и задрать, – согласился Гицэ и мечтательно зажмурился. – Только там такая боярынька была, что куда по-быстрому, нешто слуджер бы ее не уважил как следует...

Пандуры снова покатились от хохота, перемежая его замечаниями, где и как именно следовало уважить боярыньку.

– Эй, Штефанел, ты чего?! Бабу сроду не видал, что ли? Так давай, покажу! У меня такая краля на примете есть. Все при ней! – перекрыл общий ржач веселый голос Гицэ, и Симеон сообразил, что в шуме похабного разговора он действительно ни разу не услышал этой вечной язвы.

Мальчишка сидел рядом, насупившийся и побагровевший. И даже на замечание Гицэ не огрызнулся, хотя обычно за словом в карман не лез, только опустил голову и покраснел еще больше. Лица было не рассмотреть, но уши выразительно заалели.

Симеон показал Гицэ кулак. Хотел еще на словах одернуть, но немного подумал – и не стал. Парнишка-то из закрытой военной школы, откуда бы ему быть ловким с девками? Не то, чтобы стоило, но... в историю какую впороться может или еще что. Ладно уж, черт с ним, с этим Гицэ. Может, и вправду пусть сводит к девкам, а то эта тепличная роза так краснеет, что аж смотреть жалко. А Симеон уж приглядит, чтобы его мальчишки ни во что не вляпались из-за юбок. Дело должно быть прежде всего – вон как у Тудора...

Кто и когда прокладывал границу Австрийской и Османской империй, пандурам, конечно, было невдомек, но пограничные знаки кое-где стояли. Иногда пандуры встречались и с собратьями по ремеслу, но где доподлинно проходила линия раздела, и нельзя ли было, пересекая ручеек или ущелье, ненароком очутиться в Австрии – они толком не знали, да и не любопытствовали. Горы, речки, шаловливые козы и голодные по зимним временам волки были что в Валахии, что в Трансильвании, и границы жудецов[49] мало отличались от границы государства. Кое у кого из обитателей близлежащих деревень и вовсе была родня по другую сторону границы, и не все оформляли разрешения, чтобы навестить близких.

Поэтому объездчики разыскивали не одиночные следы опинчей[50], не отпечатки козьих копыт, а следы лошадей и телег. Кони пандуров ступали друг за другом по раз навсегда заведенным тропам. Кое-где отряд выбирался на тракт, чтобы заодно проверить, все ли тихо. Большинство пандуров служили здесь с войны, а то и раньше, горы эти знали, как углы в собственной хате, и оттого нарушителям было непросто проникнуть на территорию Валахии с обозами или наоборот – вытащить что-нибудь ценное по головоломным карпатским кручам. Так что объезды здесь проходили обычно тихо.

И все-таки Симеон не позволял своим ребятам надолго расслабляться. Знакомые горы были размечены и изучены вдоль и поперек, на примерах каменных осыпей, перевалов и поворотов троп новички учились применяться к местности в боевой обстановке. Когда лошадей выводили к редким колодцам, чтобы напоить, и весь отряд собирался на короткий роздых, и появлялись немудрящие съестные припасы и трубки, кто-нибудь из ветеранов непременно начинал рассказы о прошедшей войне. И не только сам капитан, но и любой из старших в объездах непременно подбрасывал хотя бы одну каверзную задачку кому-то из молодых, иногда – ради смеха, иногда и ради науки.

Солнце к полудню разошлось так, что в долинах стало нечем дышать, и даже наверху не было ни ветриночки. Пчелы, до этого с обиженным гудением срывавшиеся из-под копыт, попрятались и затихли. Но Гицэ, сам полураздетый от жары, пошептался о чем-то с ребятами и махнул рукой самому младшему в отряде – Штефану – становись, мол! С саблей у парнишки ладилось гораздо хуже, чем с пистолетами, хотя фехтованию в Терезианской академии учили на совесть. Вот только против здоровенных мужиков, отвоевавших всю прошедшую кампанию, привычка к залу и дуэльному кодексу была немногим полезнее, чем шпилька против оглобли...

За спинами зрителей вставали скальные кручи под снежниками, впереди был обрыв, с которого с шумом падал ручеек. Гице обнял рукой колено, подставляя полдневному солнцу прокаленную до черноты спину. Симеон развалился на травке у колодца и тоже наблюдал.

Трое пандуров вынули сабли. Пригнулись и крадучись пошли на Штефана. Тот ухмыльнулся, фыркнул и длинным прыжком махнул к здоровенному камню, занимая хорошую позицию. Оглянулся на Гицэ – тот подмигнул одобрительно, радуясь, что его уроки и драки с Макаркой для парня явно даром не прошли.

Свистнула сталь, лязгнула в камень. Штефан крутился волчком, уберегаясь от клинков с трех сторон, отмахивался и отбивался. Скалился весело, как и его противники.

– Шаг назад, – негромко ронял Гицэ. – Вправо гляди. Быстрее! Да не похабь оружие, черт, гляди, куда машешь!..

Кончилось все-таки быстро: здоровенные, опытные вояки выманили Штефана на открытое место, мальчишка рванул в сторону – и ткнулся носом в раскрытую ладонь. Сплюнул с досадой и опустил саблю.

– Хорошо, не кулак, – вздохнул Гицэ. – Опять ты, парень, варежку раззявил и не глядишь, где руки, где ноги! Не на паркете ж боярском, не на этой вашей... дуели какой! Это драка!

– Я понял, – Штефан тоже вздохнул. – Но ведь их же трое, командир! Хоть кому против троих – куда?!

– Карпаты малы стали? – съязвил Гицэ, усмехаясь. И пояснил, видя озадаченность Штефана: – Ноги надо было делать сразу и как можно дальше! А погонятся – резать по одному!

Штефан заулыбался, закивал понятливо.

– Тактика Горациев против Куриациев?

При слове «тактика» разморенные жарой пандуры немного оживились.

– Чего-чего?

– Какие-такие горлации?..

– Горлациев отставить, – оборвал Гицэ. – Трепаться вечером станем, а сейчас – становись еще раз!..

– Жара, командир, – подал голос кто-то с немалой надеждой. – Может, хватит? А то скоро во фригеруй зажаримся...

Симеон до того не вмешивался, но тут сделал Гицэ короткий знак – согласиться. Стянул с головы шапку, утер лицо. Вытащил и поболтал флягу.

– Гроза, похоже, будет. Думать надо, где пересидим.

Гицэ беззаботно пожал плечами:

– А давай к Григору на пасеку заглянем, капитан. Заодно медку прихватим, сейчас самое оно луговой мед качать. А то чего-то несладко живем...

– Ты – да несладко? – Симеон фыркнул. – Ладно, можно и к Григору, только я не знаю, где он нынче стоит.

– Да вон за той горушкой, – ткнул Гицэ в далекий белый склон. – Там лес подходит, вот он там недалеко и встал, чтобы за дровами не ходить, так их и перетак.

Симеон кивнул, а остальные радостно выдохнули, потому что пережидать грозу в горах без крыши над головой – мало удовольствия. Да и Григор-пасечник был им добрым товарищем. Служил он в пандурах до недавнего времени, когда число местных войск господарь Иоан Караджа уменьшил вдвое, и Григор махнул рукой на налоги и ушел к своим любимым пчелам. С его опытом, пасеку по этим горушкам он мог водить с закрытыми глазами. В работниках у него тоже оказалось немало бывалых вояк и пограничников, которые по старой памяти приглядывали, не происходит ли чего подозрительного. Конечно, все понимали, что и контрабанду эти ребята тоже таскают, но на заставе Симеона на фокусы Григора и его работников охотно закрывали глаза, предпочитая получать пользу для дела.