— Что значит посчастливилось выжить? Сатиры их убивали? — сглотнул я.

— Ну надо же чем-то вино закусывать, — расхохотался демон. — Привыкай, что в мире демонов все хотят тебя сожрать. Так строится иерархия власти.

Без аппетита после поужинав вареной грудкой и овсянкой, я приготовил отвар и полчаса просидел за чтением, пока глаза не начали слипаться.

Потом прилег на кровать, и почти сразу затрещал будильник. Попытка сходу встать провалилась. Мышцы трещали, болели и ныли при любом движении, особенно ноги.

— Одевайся, — в комнату заглянула мамка.

Точно. Надо же бабку забрать из больницы. Одевание носков и штанов превратилось в настоящую пытку, а ходил я исключительно на прямых ногах.

— Ты чего как инвалид? — подозрительно спросила мать по дороге. — Дотренировался?

Я отмалчивался, хлебая горячий отвар, налитый в бутылку. Демон сказал, что должно полегчать, но даже небольшой спуск приносил жуткое неудобство.

— Иди нормально, уже люди косятся, спортсмен хренов, — постоянно нудила мамка. — Дурью маешься. Забыл, как дед гирю на плечо себе уронил? И ты такой же криворукий, только покалечишься. Больше никаких секций, понял?

Бабка ждала нас в холле больницы. Среди сверкающей белой плитки, мягких пастельных стен и деревянных кадок с фикусами, одетая в растянутую кофту, потертые коричневые сапоги выше колен и болотно-зеленую куртку она смотрелась, как гнойник.

С первого взгляда становилось понятно, что старуха малость поехала — тупой, немигающий взгляд и непрерывно шевелящиеся губы, будто перешептывающиеся с невидимым собеседником.

За спиной бабки тянулась густая косматая тень, похожая на огромную черную гусеницу.

— Это сонник, — предвосхитил мой вопрос демон. — Обычно насылает ночные кошмары, дурные мысли. Но может забраться в больного человека, погружая его в непрерывный жуткий сон, и питаясь страхом и ужасом. Паршивая участь, что сказать.

— Мам, ты как?

Старуха медленно повернула голову. Черные глаза таращились в пустоту, а сонник стал еще больше в размерах, заняв пол стены.

Он смотрит на меня. Я кожей чувствовал недоброжелательное внимание, исходящее от твари.

— Заметил, — хмыкнул демон. — Но пока он в старухе, нам ничего не грозит. Наверное.

Мать взяла бабку под руку, а мне достались пакеты с вещами. Из них откровенно пованивало испортившейся едой. Я заглянул внутрь и вздрогнул. Зеленоватая каша вперемешку с длинными червями макарон, оплывшие кубики картошки, белые вкрапление риса, напоминавшие личинки, — все давно сгнило.

У меня закружилась голова от вони. Мерзкий запах шел не только из пакета, но и от самой бабки. Несло мочой и жуткой кислятиной давно немытого тела.

— Надо выкинуть это дерьмо, — я приоткрыл пакет.

— Дома разберемся, — нервно сказала она.

Старуха почти не реагировала на нас или окружающую обстановку, послушно переставляя заплетающиеся ноги. Я плелся в двух шагах позади с двумя пакетами отбросов, пытаясь не обрыгаться.

Все стало еще хуже, когда мы зашли в автобус.

— Привет, — со мной быстро поздоровалась однокурсница.

Вторая, ее подруга даже не подняла голову. Мы так-то почти незнакомы, учимся в разных группах, только на некоторых парах пересекаемся.

— Привет, — тихо сказал я, чувствуя, как запунцовели уши.

— Твоя подружка? — громко спросила мать, заставляя сердце остановиться. — Или девочка?

— Однокурсница, — буркнул я.

От стыда, я был готов выпрыгнуть в окно, разбив его собой. Мать с бабкой сели, а однокурсницы стояли в метре от них, возле поручней.

Обе девушки теперь украдкой смотрели на меня. Только одна смущенно, а вторая с презрением.

— Ну и правильно, какие девочки, еще не дорос, — сказала мамка.

Однокурсницы прыснули со смеха и перешли к выходу возле водителя. Я был готов умереть. Завтра весь поток будет знать про этот инцидент.

— Нет, ну это невозможно терпеть! — возмутилась женщина слева от меня. — Молодой человек, вы что навоз перевозите?

— Мить, подойди к нам, а то развелось неженок, — протянула мамка.

— Нет, ну и правда воняет, — поддержал бучу грузный мужчина в кожаной кепке.

— Ну так выйдите, — огрызнулась мамаша. — Я вообще-то учитель года, а вы мне тут претензии лепите.

Я не удержался на ногах, когда автобус резко тронулся, и из одного пакета выплеснулось немного жидкой кашицы. От вони мгновенно защипало в глазах. Похоже, что в закрытом автобусе это адская дрянь может привести к летальному исходу!

Мальчика в синем комбинезоне, укутанного так, что торчал только нос, вырвало. С фырканьем зеленая жижа потекла через шарфик, падая на одежду. Пацан заорал, еще больше разбрызгивая рвоту.

— Да что вы творите!

— Остановите автобус, ребенку плохо!

— Как не стыдно!

— Я учитель года! — истошно завизжала моя мамаша. — Что хотим, то и везем! Ничего, потерпите! Я же терплю ваших выблядков в школе!

Мыть облевавшегося мальчика пыталась ее перекричать:

— У меня ребенку плохо от ваших пакетов! Выйдите немедленно!

Бабка принялась раскачиваться, вцепившись в подлокотник, м разгоняясь с каждой секундой. Пластмасса трещала под толстыми желтыми пальцами, а спинка сиденья отвечала на удары спиной жалобным скрипом.

— Союз нерушимый советских республик! — ревя, как сумасшедшая, бабка принялась исполнять гимн.

Двери с шипением открылись. Я выпрыгнул из автобуса, со злостью швыряя проклятые пакеты в мусорку!

— Што творишь, ирод! — бабка рвалась из автобуса, таща за собой мать. — Хлеб выбрасывает, сатана!

Едва они покинули транспорт, автобус рванул вперед, даже не успев закрыться.

— А ну достань, скотина! — орала мать, пытаясь удержать старуху. — Там же кружка, вилка, полотенце новое.

— Мам, отстань со своим полотенцем, — я повернулся прямо к родительнице. — И вообще отстань от меня. Достало уже.

Ее злобное лицо медленно вытянулось от удивления, а губы мелко задрожали. Вырвавшаяся на свободу бабка достала из мусорки пакеты, но углядев что-то интересное, продолжила рыться в отходах.

— Мить, ты что такое говоришь родной матери? –

— Вооот, дураки, еду выбрасывают, — старуха достала яблочный огрызок. — Сталина на них нету.

Я обычно никогда не спорил с ней, потому что любое слово поперек заканчивалось скандалом. Что может сделать один маленький мальчик против всей семьи? Отец не смел возразить ей и вздыхая, доставал ремень.

— Немедленно вернись! — закричала мать, но я быстрым шагом зашел за угол.

— Мне нужен эйдос, — твердо сказал я. — Мне нужен херов эйдос!

— Не торопись, смертный! — черный силуэт появилась прямо передо мной.

Я грохнулся на задницу, и вся скопившаяся злость испарилась, уступив место испугу.

— Мне нравится твой задор, — демон исчез, снова говоря за моим ухом. — Но излишняя самоуверенность стоила жизни моим лучшим ученикам. Даже слабый дух может разорвать тебя или свести с ума.

— Но я же победил пса?

— Тебе повезло, да и гнилец помог, вымотал его, — сказал демон. — Не нужно быть подобным глупцам, что бездумно бросаются на врага, надеясь на удачу. Хладнокровия и терпение качества куда лучше любой силы, овладев ими, ты будешь обречен на победу.

— Я понял, перенеси меня.

— Холодный разум острее любого клинка, чем раньше ты это поймешь, тем позже умрешь, — ответил демон.

Начал как всегда: в середине вонючей трещины-задницы. Когда я оказался в воспоминаниях демона злости во мне резко поубавилось. Жар. Удушливая вонь серы. Удары топтуна, крошащего скалу, а потом поедающего размолотые ударами осколки. Да уж, они не отличаются особым умом.

Я неслышно вышел, подхватив заостренный камень. Крылатые младенцы спокойны, если сильно не шуметь, похоже, что они вообще слепы.

Подкрасться к топтуну прощу простого, ведь увлеченная поединком со стеной тварь ничего вокруг не замечает. Близко. Я мог разглядеть отдельные фрагменты тел, из которых составлено демоническое существо. Топтун радостно крякнул, выбив здоровый кусок.