Дрожащими руками я нащупываю ножны и кожаные ремни на его теле, снимая его смертоносное оружие. Хватаю его за щиколотки и тащу его тело к пылающей жаровне, чуть не сломав себе спину. Одно лишь усилие заставляет меня плакать от разочарования. Он намного, намного тяжелее, чем кажется.

Наконец, мне удается поднести его достаточно близко к кругу тепла жаровни. Кайм лежит на спине, его массивное тело вытянуто, руки и ноги раскинуты, глаза закрыты, а кожа очень холодная. Я осторожно стягиваю шарф, обнажая его острые, элегантные черты. Его кожа стала еще на один оттенок светлее, и я вижу тонкую растушевку темных жилок вокруг его глаз и щек. Что-то другое. Его кожа приобрела слегка кристаллический вид. В красном сиянии жаровни он переливается, как зловещий первый зимний мороз.

— Что ты такое? — шепчу я, беря его окровавленную руку в свою. И растираю его холодную кожу, пытаясь найти хоть немного тепла.

Ничего.

В углу хижины Саны стоит тростниковый поддон. Поверх него груда толстого меха. Я хватаю серое одеяло из мягкого кроличьего пуха.

И прикрываю тело Кайма, скрещивая его тяжелые руки на груди. Его дыхание медленное и ровное. Он вообще не двигается.

С закрытыми глазами, взлохмаченными темными волосами и пятнами темно-красной крови, окрашивающими его грудь, шею и даже нижнюю часть лица, он выглядит как какой-то древний бог-воин, охваченный тысячелетним сном.

Снаружи трещит огонь.

Кайм все так же неподвижен, как камень.

Так не годится.

Я скользнула под одеяло рядом с ним, прижимаясь к его холодному телу. Нет, этого недостаточно. Я забираюсь на него сверху, так что теперь лежу, прижавшись грудью к его, а ногами обхватив его торс. Я растираю его плечи и предплечья, тщетно пытаясь вложить в него часть своего тепла.

Но это бесполезно.

Состояние, в котором он сейчас находится… это необычная холодность. В глубине души я знаю, что ничего не могу с этим поделать.

Все, что я могу сделать, это остаться здесь с ним и защищать его от напуганных сельских жителей снаружи, надеясь, что в какой-то момент эта ужасная холодность отступит.

Это колдовство.

Я действительно не понимаю этого, но знаю, что его тело наполнено духами и магией — сущностями демонов и богов.

И я прямо здесь, обнимаю его, держусь за волнующие воспоминания о его тепле.

Как хорошо оно ощущалось.

Это восхитительное тепло.

— Вернись ко мне, — шепчу я, когда его холод проникает в меня. Закрываю глаза и прижимаю ухо к его груди, прислушиваясь к медленному, устойчивому биению сердца. — Я еще не закончила с тобой.

Но он остается неподвижным, как камень, не показывая никаких признаков того, что вообще меня слышит.

Интересно, где он находится.

Зная его, держу пари, что это место ужасно.

Кайм

Холод становится мной.

Он проникает в мои кости и сливается с моей душой.

Я открываю свои вторые глаза — инстинктивно просто знаю, что это мои другие глаза, — и обнаруживаю, что иду через лунный лес.

Это Комори, но это не так.

Я знаю это место. Видел это в своих снах с детства.

В этом мире нет цвета. Каждая деталь выгравирована серебристым, белым и черным, а воздух очень холодный.

Нет звука. Деревья совершенно неподвижны.

Мои шаги легкие и плавные, зрение поразительно острое, мысли кристально ясные. Мне кажется, что я могу обернуть поток времени вокруг своего мизинца и подчинить его своей воле так же легко, как дышу.

Я чувствую себя сильным.

Я чувствую себя здесь как дома.

За рощей призрачных деревьев есть холм, а за ним — полоска золотого света.

Мои глаза утопают в нем. Я иду в его направлении, привлеченный, как мотылек пламенем.

Что это за место? Я умер? Это подземный мир Лока? Я постоянно говорю себе, что бога не существует, но это ложь, заблуждение — это мое врожденное упрямство, борющееся с правдой, в которой не хочу участвовать.

Я не хочу быть обязанным никому, особенно какому-то жестокому, эгоистичному богу, которому наплевать на смертных, которые так отчаянно ему молятся.

Кто-то стоит на вершине холма. Мужчина. С такого расстояния он просто черный силуэт на фоне яркого света. Его трудно разобрать.

Я прищуриваюсь.

Кажется, он одного со мной роста, с широкими плечами и мощным телосложением. В его очертаниях есть что-то странное. Он мерцает и перемещается, и когда я подхожу ближе, то моргаю, задаваясь вопросом, хорошо ли вижу.

Тени сливаются с его формой, как холодный дым, затмевая окружающий свет. Эффект настолько силен, что мое холодное сердце охватывает волной страха.

Раздраженный, я подавляю эмоции. Меня не волнует, является ли этот ублюдок самим богом тьмы.

Темная фигура склоняет голову.

— Так, так. Пора тебе прийти в себя, мальчик. И вот я здесь, гадаю, какой идиот захочет отрицать свою истинную природу.

Его голос глубокий, древний и мощный. Это похоже на тысячу или сотню тысяч голосов, объединенных в один.

— Истинная природа? — Холодный гнев охватывает меня, пока я двигаюсь вперед, а моя рука ложится на рукоять меча. Пальцы сжимают воздух, и я понимаю, что у меня нет никакого оружия в этом бесцветном параллельном мире. — И чем именно это должно быть?

— Сила. — Слово срывается с его темных губ, как приглашение — мрачно заманчивое обещание. Он наклоняет голову, изучая меня со всей интенсивностью бесконечной тьмы.

Мудак. Почему он так самодоволен?

— Не интересует, — холодно говорю я, останавливаясь у подножия холма. Я высказываюсь категорически. Даже если этот темный дух предложит мне всю власть в мире, я этого не приму.

Все, что звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — именно ею и не является. В этом и есть загвоздка.

Вот почему я ни на кого не рассчитываю.

Я не чья-то пешка.

А сам себе хозяин.

И у меня есть дела в параллельном мире — в реальном мире.

Золотой свет становится ярче. Чтобы не подойти к нему, нужна огромная сила воли…

Но затем слабый голос эхом раздается в глубине моего сознания, потрясая меня до глубины души.

— Вернись ко мне.

Это ее голос.

— Я еще не закончила с тобой.

Я тоже не закончил с тобой, милая тиглинг.

Я вызывающе смотрю на темную фигуру, ловя время, закручивая его вокруг себя, как огромный плащ.

Затем иду назад, погружаясь в застывшее время, сосредотачиваясь на звуке этого голоса.

Ее голоса.

Он резонирует во мне, как мантра.

Вернись ко мне.

Вернись ко мне.

Вернись ко мне.

Я все еще наматываю время, все сильнее и сильнее сжимая его вокруг себя, растягивая, чувствуя возрастающее напряжение, когда деревья, тени и серебристый свет становятся совершенно неподвижными.

Темная фигура смотрит на меня, совершенно не двигаясь.

— Ты не можешь тянуть мое время. — Он хихикает; низкий, угрожающий звук. — Похоже, тебе нужно получить еще небольшое наказание, прежде чем ты одумаешься, мальчик. Неважно. Время — это то, в чем ты и я никогда не будем нуждаться.

Что он имел в виду?

Это не имеет значения. Я хочу вернуться в реальный мир. Хочу прикоснуться к нежной коже моей женщины. Хочу вдохнуть ее теплую, земную сущность.

И я отпустил время.

Ух.

Деревья вокруг меня качаются, мерцают и размываются.

— Какая дерзость. — Темная тень снова смеется, и, возможно, это всего лишь мое воображение, но он звучит снисходительно весело, как это может быть со своенравным ребенком. — Ну тогда, полагаю, этого следовало ожидать.

— Отвали, старик, — рычу я, когда холодный серебряный лунный свет исчезает, заменяясь глубоким красноватым сиянием.

Внезапно я смотрю на свои закрытые веки изнутри.

Я вернулся.

Меня охватывает облегчение, когда я открываю глаза и смотрю на соломенный потолок. Пучки тростника аккуратно переплетены и уложены в концентрические круги, которые по спирали направлены к деревянному отверстию наверху. Довольно приятно смотреть на это.