Тренировки «Пайперс» проходили как обычно или, по крайней мере, как можно более близко к тому, что называется «нормально». Вернуться после того, как я узнала, что задумал Кордеро, было трудно, очень трудно. Я была ужасной вруньей с немного взрывным характером, который отчаянно хотел показаться. Как я могла смотреть на этих людей и вести себя так, словно ничего не случилось? Я была сама не своя, планируя побег, и как я могла делать вид, что все по-прежнему?

Это было тяжело. Мы вышли в первый раунд четвертьфинала. Я была обижена и зла, и мои эмоции не остыли даже немного. Худшее в моей обиде и ожесточенности было то, что появилась некая часть меня, которая ставила мое эго выше победы команды. Гордость считала, что мне должно быть наплевать на то, как пройдет остаток сезона. Разумная половина меня, которую не штормило из-за наступающих месячных, сказала, что я не имею права так думать. Мне нужно постараться, чтобы у «Пайперс» все сложилось хорошо.

Теперь все было крепко связано воедино. Я поговорила со своим агентом и попросила ее осторожно узнать, не можем ли мы найти для меня место где-нибудь в Европе. В частности, в командах, которые Култи и Франц предложили в тот вечер у Сардельки дома. Она была взволнована больше, чем я могла себе представить, и через две недели прислала мне электронное письмо, сообщив, что есть три команды, заинтересованные в разговоре со мной.

Я поговорила с родителями по телефону и рассказала им все. Первое, что воскликнул мой отец:

— Este cabron! (исп. Эта сволочь!), — имея в виду Кордеро. Затем, он сказал мне, что у него накоплено много авиа миль, чтобы посещать Европу. После этого я позвонила брату, и он принялся пилить меня за то, что я дружу с Немцем, а затем предложил помощь в поиске места для жизни, и после мимоходом сказал:

— Пошли их на… — имея в виду Первую Женскую Лигу. Мы закончили разговор на том, что я критиковала его последнюю игру.

Кроме этого, были электронные письма, телефонные звонки и репортеры.

Почему людей вообще волновали фотографии, которые были сделаны со мной и Култи во время занятий лагеря? Этот вопрос взорвал мой разум. За четыре для занятий в лагере на мобильные телефоны было сделано много фотографий родителями, учителями и учениками, они наводнили как сайты сплетен, так и фан-сайты Култи. Снимки нас улыбающихся, смеющихся, несколько, на которых он обнимал меня, или с размытыми лицами детей между нами, были отправлены мне моим отцом, который думал, что это самая крутое на свете. Я же, с другой стороны, была лишь слегка напугана вниманием.

«ЛЮБОВНАЯ ИНТРИЖКА НА ПОЛЕ», — это последний заголовок, который он прислал мне со ссылкой на звездные сплетни.

До этого были: «БЫВШАЯ КУЛТИ ХОЧЕТ ЕГО ВЕРНУТЬ» и «КУЛТИ ЗАСТУКАЛИ С ИГРОКОМ»

— Как долго вы встречаетесь? — этот вопрос я боялась услышать больше всего на свете.

Честно говоря, только мысли о моем отце и знание того, что он, вероятно, подстрекает слухи в своем кругу друзей, удерживали меня от комментариев. Если я умру завтра, то буду знать, что не сделала ничего плохого.

Не было ничего, что давило бы на мою совесть.

Я перестала разговаривать с представителями СМИ, которые спрашивали подобное. Я перестала проверять свою электронную почту практически сразу, как только получила сообщение на итальянском языке в духе хоррора: «Ты уродливая сука, и я надеюсь, что ты умрешь». Я также отвечала только на звонки с номеров, сохраненных в моем телефоне.

Я ничего не сказала Немцу, потому что какой в этом был смысл? Никто не угрожал убить меня. Я также была отчасти обеспокоена тем, что он слишком остро отреагирует и раздует это до невероятных размеров.

В целом все шло хорошо.

Пока не перестало.

Мы были во Флориде на первом матче четвертьфинала, когда это случилось.

Я находилась рядом с воротами «Джексонвилл Шилдс» вместе с несколькими другими игроками из обеих команд, занявшими позиции недалеко друг от друга. Мы ждали окончания битвы за мяч, когда Грейс удалось украсть его. Мы все еще не открыли счет — 0:0. Наступил второй тайм. Кто-то должен был забить.

Я все ждала и ждала. Я наблюдала, как ветеран «Пайперс» перемещает мяч, и не теряла бдительности, чтобы видеть, кто из моей команды стоит достаточно близко, чтобы принять пас в любой момент. Я играла с Грейс достаточно долго, чтобы понимать язык ее тела и то, что она хотела сделать. Между нами появился проход, но расстояние было проблемой. Очевидно, оставалось только одно, и я была готова.

Она высоко подбросила мяч. Я приготовилась к нему и смотрела, как он летит прямо на меня.

Это определенно будет удар головой. Я ударяю головой по мячу, мяч летит к другому игроку, у которого лучшая возможность ударить по воротам. Это был один из моих любимых приемов.

Я прыгнула прямо в воздух, мяч летел ко мне. Кто-то толкнул меня локтем прямо в грудь, но я проигнорировала боль. Я чувствовала, что поблизости кто-то есть.

Я сделаю это. Я сделаю это.

Позже я поняла, что не сделала этого.

Последнее, что я почувствовала — острая боль, которая раскалывала мой затылок.

...

...

— Сал!

— Касильяс!

— Schnecke!

— Черт побери!

— Schnecke!

— SCHNECKE!

…

…

Я даже не поняла, что потеряла сознание, пока не открыла глаза и не обнаружила, что лежу на спине, глядя в лицо Култи, его глаза были примерно в пяти сантиметрах от моих.

Дыхание Немца коснулось моего рта, рваное и неровное. На его лице появилось выражение, которое я даже отдаленно не понимала. А его глаза...

— Отойдите назад! Шевелитесь! — крикнул кто-то рядом, и я поймала себя на том, что моргаю, пытаясь вспомнить, что, черт возьми, произошло.

За секунду до того, как Култи оттолкнули двое санитаров, он сжал мою руку. Я даже не заметила, что он держал ее.

— На ночь?

Доктор улыбнулся мне.

— Да, на ночь. Мы просто хотим убедиться, что все нормально, при вашей истории сотрясений.

Это было не первое и не второе мое сотрясение мозга. Не помогало и то, что игрок, выбившая из меня весь дух ударом локтя, была в два раза больше меня и имела размер руки, который дал бы фору профессиональному культуристу. Если меня и нокаутировали, то, по крайней мере, это была девушка вроде Мелани Мэтьюз — второй по агрессивности защитник в Лиге после Харлоу. Мое сотрясение было практически знаком чести.

— Хорошо. — Я не вздохнула, потому что это заставило бы меня сдвинуться на сантиметр, а это уже было больше, чем я хотела бы. Она действительно выбила из меня все дерьмо.

— Отлично. Если вам что-нибудь понадобится, кнопка вызова находится слева от вас. Медсестра будет здесь, чтобы проверить вас.

К сожалению или к счастью, как ни крути, это было не первое мое пребывание в больнице. Операции на коленях, операции на лодыжках и тот единственный раз, когда я заболела пневмонией — все эти разы меня оставляли на ночь. Это не конец света.

— Представитель вашей команды снаружи, я впущу ее, — сказал доктор.

— Спасибо, — ответила я его удаляющейся фигуре достаточно громко, чтобы моя голова загудела от боли.

Каким-то чудом меня разместили в отдельной палате. Решив, что это произошло из-за крутых условий страховки «Пайперс», я не собиралась жаловаться.

В дверь постучали, но она не открылась, пока я не пригласила войти. Сиена заглянула в дверь, прежде чем распахнула ее и вошла.

— Сал, как ты себя чувствуешь? — спросила она, держа в руках маленькое растение. Это она приехала со мной в машине скорой помощи после того, как меня вынесли с поля так, словно я сломала позвоночник.

— Со мной все в порядке, — сказала я. — Я чувствую себя так, словно меня избили кувалдой, но все в порядке.

Она улыбнулась и поставила растение на столик на колесиках рядом с кроватью.

— Рада это слышать. Что сказал доктор?