Но… Наверное, я думала, что мы это уже прошли.
Я проглотила разочарование и отвернулась, подвинувшись вперед на диване, чтобы встать.
— Я собираюсь сделать попкорн, хочешь немного?
— Нет.
Отведя взгляд, я встала и направилась на кухню. Вытащила кастрюлю, поставила ее на плиту и зажгла конфорку. Взяв свою огромную бутылку с кокосовым маслом и пакетик с зернами, я попыталась подавить то чувство, которое возникло в моей груди, поскольку оно мне не понравилось.
Он не доверял мне. С другой стороны, какого черта я ожидала? В конце концов, все, что я узнала о нем, выдавалось мне по каплям. Крошечные, крошечные капельки.
Едва я положила немного масла в нагретую кастрюлю, как почувствовала, что Култи стоит у меня за спиной. Я не обернулась, даже когда он подошел так близко, что я не могла бы сделать шаг назад, не коснувшись его. Молчание Немца было невероятно типичным, и мне тоже не хотелось ничего говорить. Я зачерпнула несколько столовых ложек зерен попкорна и кинула в кастрюлю, закрыла крышку, хлопнув ею сильнее, чем нужно.
— Сал, — произнес он мое имя тем ровным тоном, в котором чувствовался легкий акцент.
Не сводя взгляда с кастрюли, я открыла крышку, чтобы выпустить пар, и спросила:
— Ты в итоге захотел немного?
Он прикоснулся к моему обнаженному плечу кончиками пальцев. Но я по-прежнему не оборачивалась. Я еще раз сильно встряхнула кастрюльку, но его пальцы не покинули меня, они просто сдвинулись дальше по моему плечу, пока не оказались ближе к моей шее.
— Если хочешь, можешь взять первую партию.
— Повернись, — попросил он.
Я попыталась стряхнуть его пальцы.
— Мне нужно следить, чтобы не сгорело, Култи.
Немец тут же опустил руку.
— Повернись, Сал, — сказал он решительно.
— Подожди минутку, пожалуйста. — Еще раз сильно встряхнув кастрюлю, я открыла крышку.
Немец протянул руку и повернул ручку на плите.
— Нет. Поговори со мной. — Я осторожно обхватила пальцами длинную ручку духовки и сделала глубокий вдох, чтобы скрыть свое разочарование.
— Несколько минут назад ты сказала, что не выходишь из себя, — напомнил он мне, что только усугубило ситуацию.
— Я не злюсь, — огрызнулась я слишком быстро.
— Нет?
— Нет.
Он издал звук, который мог бы быть насмешкой, если бы я думала, что Немец способен издавать такие звуки.
— Ты назвала меня Култи.
Я сильнее сжала пальцами ручку духовки.
— Это твое имя.
— Повернись, — приказал он.
Я подняла глаза к потолку и попросила о терпении. Большом, большом терпении.
К черту все это. К сожалению, никто, казалось, не ответил на мою молитву.
— Я не сержусь на тебя, хорошо? Я просто подумала… — Я вздохнула. — Послушай, это не имеет значения. Клянусь, что не злюсь. Ты не обязан говорить мне то, чего не хочешь. Прости, что спросила.
Он не ответил.
Конечно, нет, черт возьми.
Хорошо. Хорошо.
Терпение. Терпение.
— Я занял эту должность, потому что должен был, — сказал он тем низким голосом, который я сотни раз слышала по телевизору. — Я почти год ничего не делал, кроме того, что чуть не разрушил свою жизнь, и мой менеджер сказала, что мне нужно выйти на работу. Я должен был заняться чем-то, лучше чем-то позитивным, после истории с моим пьянством. — Две теплые руки, которые могли принадлежать только ему, накрыли мои плечи. — Существует не так много вещей, из которых я мог выбрать…
— Это потому, что ты больше не хочешь быть в центре внимания? — спросила я, вспомнив наш недавний разговор.
Он утвердительно хмыкнул.
— Тренерская работа — это единственное, на чем мы смогли сойтись. Недолго и временно, она показалась мне самой подходящей. — Култи сделал паузу, когда подушечки его больших пальцев коснулись моих трапециевидных мышц. Это заставило меня хихикнуть, а Немца сильнее вжаться большими пальцами в мои мышцы. — Один мой друг предложил женский футбол. Я провел небольшое исследование…
Я должна была приберечь это на потом. Я не удивилась, что он признался, что ему пришлось провести исследование о женском футболе. Конечно, он не был с ним знаком.
— ...и американские женщины неизменно оказывались лучшими, — закончил он, но что-то не давало мне покоя.
Что-то не сходилось.
— Почему ты просто не присоединился к сборной? — спросила я, даже когда его большие пальцы действительно сильно разминали мои плечи, и, святоедолбаноедерьмо, это было здорово. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я в последний раз делала массаж.
Немец вздохнул, и воздух, казалось, достиг даже моих пальцев.
— Ты не угомонишься пока не докопаешься до сути, верно? — В его голосе звучала обреченная покорность. Он знал ответ.
— Ага. — Потом я подумала об этом, и о его нежелании говорить, и у меня перехватило дыхание. — Они не захотели тебя?
— Нет, маленькая идиотка. — Он назвал меня идиоткой, пока делал мне массаж, от которого у меня подкашивались колени, так что я не могла принимать это близко к сердцу. На самом деле, я знала, что это была его манера ласково говорить со мной. — Конечно, они захотели бы меня, если бы я попросил.
Я понятия не имела, как, черт возьми, умещалась в одной комнате с его эго.
— Я ни во что не ввязываюсь, если не уверен, что выиграю, — заявил он. Я закатила глаза, хотя он меня не видел.
— Кто любит проигрывать? Я понимаю это.
Эти волшебные пальцы скользнули ниже, массируя вокруг моей лопатки.
— Я знаю, что понимаешь.
— Хорошо... так...
Он остановил все движения своими длинными пальцами, жар от его грубых ладоней разлился по моей коже и каким-то образом проник в кости.
— Ты — лучшая нападающая в Америке, schnecke. Загугли «лучшие голы в женском футболе», и четыре из десяти лучших — твои. Я не собирался тратить свое время ни на что и ни на кого, кроме самого лучшего. С большим количеством тренировок и лучшим тренерским составом ты могла бы стать лучшей нападающей в мире.
Он же не собирался…
Мой мозг будто перестал работать.
Я открыла рот и закрыла его, совершенно не находя слов.
— Я пришел в «Пайперс» из-за тебя.
Что, черт возьми, вообще можно на это сказать?
Сказать что-нибудь?
Казалось, весь мир ушел у меня из-под ног. Мои легкие ощущались так, будто их прокололи и выпустили весь воздух. Потрясенная, я даже не смогла бы начать объяснять, что чувствую.
Возьми себя в руки, Сал.
Задыхаясь и шатаясь, я отпустила ручку духовки и медленно повернулась лицом к Култи. Сосредоточься. Не придавай этому огромного значения. Черт возьми, это было гораздо легче сказать, чем сделать. Когда я была ребенком, это было мечтой всей моей жизни. Быть выделенной Королем... Во мне все еще жили крошки юной Сал, радующейся и бросающей в воздух разноцветное конфетти из-за того, что он сказал. Я не могла даже мечтать об этом тогда, и, возможно, никогда.
Я пришел в «Пайперс» из-за тебя.
Иисус Христос. Мне нужно было держать себя в руках. Сосредоточься.
— Я не самая лучшая, но это к делу не относится. Ты не узнал мою фамилию, когда смотрел видео?
Немец улыбнулся, и улыбка его могла бы показаться застенчивой, если бы он был способен на застенчивость. А он — нет. Это была скорее ухмылка.
— Я не могу помнить всех игроков, которых когда-либо травмировал, Сал, да и не хотел бы.
Ничего удивительного, но я все равно покачала головой.
— Ты просто нечто, Претцель. — Мои плечи расслабились, когда я увидела очень серьезное лицо в нескольких сантиметрах над своим. — Итак, ты пришел в «Пайперс», хотя и знал, что тебе не нравится тренировать. — Я намеренно пропустила часть о том, почему он выбрал нашу команду.
— Ja.
— И ты все еще ненавидишь нас.
Немец пожал плечами и развел руками в жесте «я в этом не виноват».
— Некоторым из вас давно следовало бы перестать играть в футбол. — Он прищурился. — А одной из вас я бы с превеликим удовольствием раздавал пинки на регулярной основе.
