Маленький домик с тремя спальнями стоял в самом конце тупика. Мамина новенькая машина и папин рабочий грузовик стояли на подъездной дорожке, когда я припарковалась на улице. Дом не был новым, но мой отец заботился о нем.

Я улыбнулась Култи, когда он вытащил наши сумки из багажника, и протянула руку.

— Я могу это взять.

Он бросил на меня короткий взгляд, а затем продолжил идти прямо по камням, которые мой отец выложил в качестве дорожки ко входу в дом. Немец даже не потрудился подождать, пока я догоню его, прежде чем постучать в дверь, немного более приглушенно, чем он стучал в мою каждый раз, когда приходил.

Я оттолкнула его в сторону, когда замки начали поворачиваться.

— Quién es? — Конечно, это был мой отец. (исп. Кто там?).

— Сал! — крикнула я в ответ, приложив указательный палец к губам, когда Култи посмотрел на меня.

— Сал? Ты потеряла ключи? — Нижний замок повернулся, и через мгновение в щели двери показалось лицо моего отца.

— Нет, — улыбнулась я. Я была счастлива видеть его. — С наступающим днем рождения. Не сходи с ума…

Он наморщил лоб, когда широко распахнул дверь.

— Не сходи?.. — Отец замолчал. Потом перевел взгляд с меня на Култи, потом снова на меня и, наконец, снова на Култи. Самый неловкий вздох сорвался с его губ.

Затем он захлопнул дверь у нас перед носом.

Мы с Култи посмотрели друг на друга, и через секунду, когда широкая улыбка, которая застала меня врасплох, появилась на его слегка бородатом лице, я начала смеяться.

— Папа, — выкрикнула я.

Ответа не последовало, и я рассмеялась еще громче.

— Papi, прекрати. — Я прижалась лбом к двери, мои плечи тряслись — я вспомнила выражение его лица, когда он заметил Немца рядом со мной. — О, Боже.

Я повернула голову, чтобы снова посмотреть на Култи. Он все еще улыбался.

— Salomé? Que paso? (исп. Саломея? Что случилось?) — голос моей мамы донесся из дома и через секунду она открыла дверь и в замешательстве нахмурилась.

— Porque… ay carajo! (исп. Почему… черт!) — сказала она, сразу же заметив стоящего рядом со мной гораздо более высокого мужчину. Ее лицо слегка побледнело, рот приоткрылся от удивления на целых три секунды, прежде чем она откашлялась, посмотрела на меня и снова откашлялась.

— Ладно. Ладно. — Она снова посмотрела на Немца и настороженно улыбнулась. — Входите, входите, — сказала она по-испански, пропуская нас внутрь.

— Привет, мам, — поприветствовала я, обнимая ее, прежде чем отойти в сторону, когда она закрыла за нами дверь. — Я привела с собой друга. — Я посмотрела на нее широко раскрытыми глазами, которые говорили: «Пожалуйста, не говори ничего». — Мама, Рей... Рейнер?.. Култи?.. — Я посмотрела на него, пытаясь понять, как мне следует представить его семье. Он просто небрежно пожал плечами в ответ, протягивая моей маме руку. — Рей, это моя мама.

Моя мама была слишком занята, оглядывая его с ног до головы, словно не могла поверить, что он настоящий, и, честно говоря, маленькая часть меня тоже не могла в это поверить. Рейнер Култи стоял в моем доме. Я пересмотрела сотни его игр в этой гостиной.

Я клялась своему отцу, что буду так же хороша, как Король, в этом самом месте больше раз, чем могла сосчитать. Он был здесь. Здесь. Как мой друг, он проведет со мной следующие несколько дней, потому что ему больше нечего было делать.

Иисус Христос.

— Hola, Señora Casillas, — сказал Култи на своем безупречном испанском и продолжил говорить на нем. — Рад познакомиться. Спасибо, что пригласили.

Кто этот человек с хорошими манерами? Я наблюдала за ним, не очень удивляясь его вежливости, но… немного застигнутая врасплох.

Маленькая улыбка появилась на лице мамы, она была довольна его приветствием.

— Я тоже рада с вами познакомиться, — сказала она, к счастью, избегая чего-то вроде «я так много о вас слышала» или чего-то действительно неловкого. Мама наконец посмотрела на меня, и сказала, не переходя на английский. — Мне было интересно, почему твой отец закрыл дверь и ушел в спальню. Он все еще там. Найди его, а я пока принесу Рейнеру выпить.

Что ж, она решила называть его Рейнер. Как вам это?

Я слегка улыбнулась ему, он стоял с нашими сумками в руках.

— Я сейчас вернусь. Можешь оставить сумки тут, я их потом перенесу.

Он бросил на меня «заткнись, Сал» взгляд, который я уже начала узнавать.

Я улыбнулась маме и снова обняла ее, несмотря на то, что она была больше сосредоточена на мужчине рядом со мной.

— Я вытащу его оттуда.

Конечно же, дверь спальни была закрыта, когда я поднялась в комнату родителей.

Я дважды постучала в нее, прежде чем сказать:

— Пап? Я сейчас войду. Не оставляй мне моральную травму на всю жизнь.

На краю кровати, опустив голову между колен, сидел человек, который меня вырастил. Его грубые темные руки сжимали затылок, и мне потребовались все мои внутренние силы, чтобы не начать смеяться над его мини панической атакой.

Подавив смех, я села рядом с ним и положила руку ему на спину.

— Сюрприз, — прошептала я с едва заметным намеком на смех в голосе. Он медленно повернул голову, и я поймала на себе взгляд одного светло-зеленого глаза.

— Не знаю, хочу ли я тебя обнять или ударить, — сказал он по-испански.

— Ты никогда даже не шлепал меня, — напомнила я ему с широкой улыбкой.

Папа ухитрился наклониться так, что видна была только небольшая часть его лица.

— No la chingues, hija de tu madre (исп. Не трахай мне мозги, сукина дочь). Ты пытаешься довести меня до сердечного приступа?

Надо сказать, что по умению все драматизировать и излишне переживать мой отец занимал второе место в семье, он уступал только моей младшей сестре. Эрик, наша мама и я были нормальными и уравновешенными.

Так что да, я покачала головой, зная, что он говорит ерунду.

— Судя по тому, как ты водишь, это будет другая машина, которая... — я провела большим пальцем по шее, — не доведет тебя до сердечного приступа, ясно?

Папа наклонил голову так, чтобы были видны оба его зеленых глаза. Я всегда жалела, что не унаследовала гены его матери. Никто из его детей не унаследовал. С его супер-загорелой кожей этот цвет всегда казался необыкновенным. Счастливый пес. Мама как-то сказала мне, что это было первое, что она заметила в нем.

— Судя по тому, как ты со мной обращаешься, скоро я начну принимать лекарства от давления. — Он сел и продолжил смотреть на меня с вызовом. — Ты привела его в наш дом и не предупредила меня? Ты даже не сказала мне, когда разговаривала со мной в последний раз. — Он покачал головой. — Я думал, ты мой лучший друг.

Самое неприятное было то, что мой отец действительно казался обиженным. Немного, но достаточно, чтобы я почувствовала себя виноватой, что ничего не сказала ему о своей дружбе с Баварско-Сарделечным Королем Мира.

Папа действительно был моим лучшим другом. Обычно я ему все рассказывала. Хотя я никогда бы не сказала, что люблю одного родителя больше, чем другого, у нас с отцом всегда были особые отношения. Он был моим другом, защитником, моим соучастником и моим прикрытием, сколько я себя помню. Когда мама пыталась заставить меня играть во все другие виды спорта, кроме футбола, папа был тем, кто утверждал, что я должна делать все, что захочу.

Поэтому его слов было достаточно, чтобы стереть улыбку с моего лица, когда я наклонилась к нему.

— Мне очень жаль. Я не знала, как тебе сказать. Я даже не была уверена, что мы действительно друзья. Сначала он был всеми вариациями мудака, а потом мы стали друзьями.

— Хм-м-м.

— Я серьезно, папа. Это просто странно. Я должна была представлять, как он какает в течение первых двух месяцев, чтобы не начать заикаться каждый раз, когда находилась рядом с ним. Мы несколько раз играли вместе в футбол, я брала его с собой играть в софтбол с Марком и Саймоном, и он отвез меня к врачу неделю назад, — объяснила я, удивляясь, что он не видел наших фотографий, которые были размещены на фан-сайтах Култи.