— Я не знала, что ты здесь, — сказала я, выходя из машины. — Я уже сходила на занятия йогой в спортзал, иначе пришла бы домой и заставила тебя заниматься со мной. — И я не шутила. Его задница в позе нисходящей собаки… Да поможет мне Бог. Казалось, это была одна из немногих вещей, которые могли поднять мне настроение в последнее время.
Култи отряхнул свою упругую задницу и поднялся на ноги.
— Я здесь всего час.
От кого-то другого этот комментарий прозвучал бы так, будто он устал ждать, но он вовсе не выглядел расстроенным.
— Ты всю дорогу ехал на велосипеде? — спросила я, разглядывая черный горный велосипед, которого никогда раньше не видела.
— Да, — сказал он, забирая у меня сумку. — Я купил его сегодня утром.
Я последовала за ним вверх по лестнице и протянула ему ключи, чтобы открыть дверь. Он оставил мою сумку на том же самом месте, где она обычно лежала, и повесил папину кепку на соответствующий крючок. Папа сказал, что мне нельзя стирать эту чертову кепку «Корона».
— Я собираюсь прыгнуть в душ. И скоро вернусь.
В мгновение ока я приняла душ. И когда вернулась, он уже сидел на диване и смотрел телевизор. Я схватила протеиновый батончик и села на другом конце дивана.
Култи наклонил голову и перевел взгляд с моего лица вниз, вниз, вниз, на белую майку, которую я надела поверх чистого спортивного лифчика, а затем продолжил ниже, будто прожигая визуальный путь к моим бедрам. Он сделал быстрый вдох, который я едва не пропустила.
Взгляд янтарных глаз снова скользнул по моему лицу.
— В чем дело? — Я поморщилась, ожидая худшего.
— Эти веснушки повсюду?
Он говорил о веснушках на моей груди, а мои глупые, глупые соски реагировали так, будто он обратил внимание именно на них.
— М-м-м…
Сухожилие на его шее напряглось, и Култи состроил на лице то, что можно было бы назвать гримасой.
— Я буду вести себя хорошо, — дрожащий вздох вырвался из его груди и направился прямо ко мне. — Я должен рассказать тебе, что сказал мой адвокат.
— Это плохие новости? — С моей удачей в последнее время я не должна ожидать ничего другого.
— Нет. Она просмотрела твой контракт, составила наш и завтра отправит его Кордеро вместе с чеком, чтобы выкупить тебя.
В одном предложении было так много ключевых слов. Уход из «Пайперс» — это действительно происходило. Иисус Христос.
— И это все?
— Да.
Скоро все закончится. Напоминание о том, что Култи выкупает меня из «Пайперс», заставило меня почувствовать себя немного странно. Это происходило.
Господи.
— Я…
— Ничего не говори о своем контракте. — Он бросил на меня спокойный взгляд. — Я понятия не имел, сколько он стоит, и, честно говоря, был оскорблен, когда она назвала мне сумму.
Для него эта сумма показалась бы смехотворной. Ну, большинству профессиональных спортсменов она определенно показалась бы смехотворной. Что я могла с этим сделать? Мне нравилось играть, и я сводила концы с концами благодаря работе с Марком. В этом не было ничего особенного. Мне не нужна была роскошная машина, огромный дом или брендовые вещи, чтобы быть счастливой. Но именно его слова о том, что я сделала бы то же самое для него, если бы мы поменялись местами, удержали меня от высказывания огромного недовольства. Он был прав. Я бы выкупила его, будь он на моем месте, так что я не собиралась лицемерить по этому поводу. Может быть, я смогу как-нибудь отплатить ему позже.
— Твой агент что-нибудь слышала от команд? — Он хотел знать.
Я отрицательно покачала головой.
— Нет. Она велела мне быть терпеливой. Скорее всего, я не получу никаких предложений до конца сезона, так что посмотрим. — Я одарила его храброй улыбкой, которую чувствовала лишь частично. — Я постараюсь не беспокоиться об этом. Если этому суждено случиться, так тому и быть. Если нет, то… я что-нибудь придумаю. Это не конец света.
— Ты права, — согласился он.
Я вздохнула и решила сменить тему.
— Все спрашивали, где ты был сегодня.
Култи хихикнул.
— Я был очень разочарован и опустошен из-за того, что меня там не было, — невозмутимо произнес он, что заставило меня рассмеяться.
— Да, конечно. Так чем ты занимался?
— Я купил велосипед и отправился на дальнюю прогулку, — объяснил Култи.
Я вдруг вспомнила, о чем давно хотела спросить.
— Эй, я все время забываю об этом спросить, но где ты был те два дня, когда пропустил тренировку после летнего лагеря? Когда я писала тебе, а ты не ответил. Кстати, спасибо тебе за это.
— Я был дома. — Култи поднял глаза к потолку.
— Значит, ты просто игнорировал мои сообщения? — Тот факт, что он даже не пытался врать, заставил меня уважать его немного больше.
Он опустил взгляд и искоса посмотрел на меня.
— Я был ужасно зол на тебя.
Если я правильно помню, я делала то же самое, когда злилась на него за то, что он вел себя странно в присутствии Франца и Алехандро. Ба. Я протянула руку и похлопала его по колену.
— Ну, как уже написала тебе в сообщении, я сожалею о том, что сказала в тот день. Я была расстроена и не хотела этого говорить.
— Теперь я это знаю. — Он моргнул. — Ты не трусиха, и я все равно не позволю тебе сдаться.
То, что мы вели эти почти закулисные беседы заставило мой глаз дернуться.
— Тогда не будь мудаком и не обвиняй меня в том, что я сплю с твоим другом.
Култи скорчил гримасу почти раскаяния. Почти.
— Я был... взбешен. Мне не нравилось, что ты тайком проводишь с ним время. Это меня беспокоило.
Я не знаю, почему мне потребовалось так много времени, чтобы понять, что его расстроило, и почему «мы с Францем» так его беспокоили. Так ли это на самом деле? Если он не врал о том, что говорил, многое, наконец, приобрело смысл. Почему он был так непреклонен в том, чтобы мы не ходили на свидания с другими людьми, когда Сиена предложила это. Гримаса, которую он состроил, когда я рассказала ему о своем бывшем.
— Мне не нравится мысль о тебе с другим мужчиной.
Я не буду улыбаться. Я не буду улыбаться.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты проводил время с другой женщиной и не рассказал мне об этом. — Ну вот, я сказала это. Я просто взяла и сказала это. Хорошо. Я откашлялась, прикусила обе губы одновременно и пожала плечами. — В этом нет ничего плохого. Я думала, ты просто ведешь себя как придурок по отношению к Францу. Мне чертовски неприятно думать о том, что ты встречаешься с другими женщинами, или даже когда мне напоминают о твоей бывшей жене, если ты понимаешь. Я знаю, что не выгляжу как женщины, которыми ты обычно интересуешься, или одеваюсь как женщины, с которыми ты встречался раньше, но ты знаешь это, и ты все еще здесь. Это должно что-то значить, — честно призналась я.
— Я никуда не уйду, — заявил он.
— Можешь говорить это сколько угодно, но однажды ты сказал мне, что ты такой, какой есть, и никогда не изменишься, поэтому я скажу тебе то же самое. Я такая, какая есть, и никогда не изменюсь. Я не была создана для драмы, Рей. Все, что происходит прямо сейчас, это как раз она. Я на пределе. Я хочу спокойной, стабильной жизни. Когда берусь за что-то, я полностью отдаюсь этому. Я не разделяю и даже не играю с идеей неверности. Сейчас мы только друзья, но я не хочу, чтобы случилось что-то, что заставит меня жить своей прошлой обычной жизнью. Я не хочу, чтобы меня заставляли притворяться, будто этих последних месяцев не было. Ты слишком много значишь для меня.
Может быть, я ожидала, что Немец будет очень доволен тем, что я сказала, но он так не выглядел.
Вместо этого напряженное выражение, которое обычно присутствовало на его лице, достигло другого уровня. Он бросил на меня один из тех взглядов, от которых у меня волосы на руках встали дыбом.
— Ты говоришь так, словно в этом мире есть кто-то еще, кого я хочу. Ты понятия не имеешь, что я чувствую к тебе. — Он моргнул и выплюнул то, чего я никогда не ожидала услышать. — В том, что касается тебя, для меня все абсолютно ясно и прозрачно. Я ни с кем не делюсь и от тебя не жду ничего другого.