К Антонию оборотни по-прежнему не могли подойти, в агрессивных стойках ждали, когда руки у него устанут и он разомкнет «замок ограждения». Кириак же, продолжая держать Наину за волосы, переводил свирепый взгляд с нее на ведьмака, видимо, раздумывая, кто из них в случае падения или даже смерти Радона будет новым господином.

— Хватай его, Кириак, хватай Радона! — словно собаку натаскивала Наина оборотня на раненого собрата. — Слабым не место среди нас, не наш ли это девиз, братья? — голосила она уже всем. — А Радон слабак! Его колдовство невозможно терпеть, из-за него внешние считают нас кровожадными фокусниками!

Теперь уже не только дубина Кириак не знал, кому служить, еще двое, бывшие в опочивальне Радона, тоже водили глазами туда-сюда. Радон, истекая кровью, стоял на четвереньках и тряс головой, плюясь проклятиями.

— Кто заменит Радона? — изрек наконец Кириак, и ткнул пальцем в грудь Наины. — Ты, женщина, тебе нельзя!

— Я дочь Ратмира, славного вожака, который правил вами справедливо, не закрывал ход к священному дубу даже от простых смертных! — вошла в кураж Наина, отпущенная Кириаком, который открыл от удивления рот. — Соберем прямой совет сейчас, немедленно, и решим, кто! Я не стану нарушать традицию! У меня есть свой кандидат, Антоний Крюков!

Все посмотрели на парня, он стоял с поднятыми вверх руками и шептал заклинания, — отец говорил, что дело не в громкости произносимых слов, а в их правильности. Он больше не орал, в горле пересохло, руки почти онемели, в голове гудело от рыка оборотня, впрочем, тоже заметно слабеющего.

— Крюков ведьмак, он не может стать нашим вожаком! — выкрикнул кто-то из оборотней. — Никогда такого не бывало, что ведьмаки всем заправляли!

— Не было, значит будет! Кто-нибудь из вас решился нанести удар Радону?! — Наина ловила момент. Стоя твердо на ногах, в кожаном одеянии, она делала широкие взмахи руками, гордо вскидывала голову. — Нет! А он нанес, и еще какой! Он сильнейший, а у нас такие в чести, невзирая на породу. К тому же он из древнего ведьмаковского рода, он единственный, кто решился на конфликт с нами. Мы всегда уважали силу, почему сейчас вы оспариваете это? Устроим чрезвычайный совет прямо под окнами этого дома!

Закончилось все тем, что оборотни подхватили раненого вожака под руки и потащили из комнаты на улицу. В опочивальне остались Антоний, Наина и Маша. Последняя все время разборок лежала в постели, зажав руками голову и зажмурившись.

— Вставай, не бойся, все закончилось, — сказала ей Наина с усмешкой. — Какие же жалкие эти непосвященные. Трясутся от любого колыхания воздуха…Чего вы в них находите? — небрежно спросила она ведьмака.

Антоний не ответил, только прикрыл Машу испачканным кровью оборотня одеялом и взял ее на руки как ребенка. Куда теперь им идти, он не знал, — наверное, нужно было бежать без оглядки из логова оборотней, потому что смена вожака не сулила ничего хорошего всему Предгорью. Смута одна и междоусобица. Слушать бредни Наины о том, какой он храбрец никто не станет, да и Радон вполне еще может поднять голову и обрушить весь гнев на Наину и на него, Антония.

— Куда ты? — удивилась предводительница клана, — Я обещала им, что ты будешь вместо Радона! Чего трусишь? Всего-то надо инициацию у священного дуба пройти, ну повесишь семь дней на дереве. Мой отец висел, Радон висел!

— Не чуди, Наина, — обернулся на пороге ведьмак, — я полукровка, кто в меня поверит, кто за мной пойдет? И нет у меня никакого плана. Я спасал Машу и исправлял ошибку брата, власти не хотел, повиновения не хотел! — пока он говорил, Маша обхватила его шею своими тонкими руками и смотрела то на него, то на Наину, ожидая чего-то.

— Это ты чудило, ведьмак! Такой шанс редко кому выпадает, не отказывайся! — вскричала Наина на слезах, завидуя Машиной беззащитности. — Куй железо, пока горячо, пока народ не опомнился и не нашел другого кандидата! Поехали к священному дубу, я помогу тебе подготовиться к посвящению. Марию оставим у отца. Потом приедешь за ней, если захочешь…

— Послушай Наину, — вдруг заговорила Маша тихо. — Священный дуб должен быть под охраной такого, как ты. Ты не боишься ничего, при этом у тебя есть сердце. Иди, не сомневайся…

— Вот видишь, даже Маша не против! — подхватила Наина порывисто.

Судьба Антония была решена. Дальнейший путь обозначен, — дорога к священному дубу была не так далека по расстоянию, но имела свои особенности в философском смысле. Об этом говорил отец, когда младший сын просил рассказать о чудесном дереве, которое ветвями упиралось в небо.

С Машей ведьмак расстался в Коляде, куда он принес ее на руках, завернутую в одеяло из дома Радона. Два главных трофея, — невеста оборотня и его кровь на тряпке придавали Антонию сил, он и не заметил, как пронес их более двадцати километров под ветром и дождем, по ухабистым грунтовым дорогам.

Собаки во дворах обывателей рвались с цепей, кидались на заборы, чуя ведьмака, кошка в доме отца Николая забилась в угол и готова была просочиться сквозь стену, когда Антоний вошел в сени. За ним шел священник, одновременно радостный и неприятно удивленный. Радовался он возвращению дочери, неприятно удивлялся упрямству сына Ивана Крюкова, осмелившегося войти в селение, где ведьмаков отродясь не видели и заочно считали их вестниками несчастья. Это он еще не знал, что на окраине леса Антония поджидала Наина, — в Коляду она не вошла, боялась расправы.

— Неси ее сюда, сюда, — хозяин указывал Антонию на дверь Машиной комнаты. — Она же ни ранена, ни избита…?

— Нет, папа, я цела, — отозвалась Маша из одеяла. — Налей в ванну воды, мне нужно помыться. Потом приготовь поесть. Мы голодны и замерзли…

Антоний улыбнулся, вспомнив, как по-женски командовала в их доме мать. Отец тоже беспрекословно ей подчинялся, несмотря на крутой нрав ведьмака. Остаться бы в Коляде навсегда, стать простым парнем, но вместо этого придется тащиться через лес и болота к священному дубу. Машу он бережно уложил в постель. Та скинула с себя одеяло, забыв о наготе, ойкнула, вскинула на Антония глаза, уже совсем не такие испуганные, даже лукавые, и попросила:

— Отвернись на минутку, пожалуйста! Я оденусь, — при этом она так игриво махнула ручкой, что ведьмак чуть не расхохотался. Отвернувшись, он рассмотрел комнату: светлая, чистая, настоящая горница с цветастыми шторами, туалетным столиком, зеркалом, шкафом. — Как я рада быть дома! Не представляешь! Начинаешь все это обывательство ценить, только потерявши его…

— Скажи, мне возвращаться к тебе после всего? — задал Антоний мучительный для себя вопрос. — Я подумал, что мы могли бы… попробовать жить вместе, поехать в город…

Он обернулся и увидел совершенно несказочную Машу в коротеньком халатике, со слегка ободранным ветками лицом. Она была просто красива, как красивы деревенские девушки, и нравилась ему такая еще больше.

— Ну о том, чтобы жить вместе, рано говорить, — ответила Маша, довольная его вопросом. Она заплетала длинные густые волосы в косу и хитренько прятала от него глаза. — И потом, ты ведь можешь измениться там, все говорят, что у дуба люди становятся другими… Посчитаешь меня недостойной себя и все такое…

— Никогда такого не будет! — горячо прервал ее ведьмак. — Не думай об этом вообще! Я люблю тебя, знаешь же…

Девушка пожала плечами, посмотрела в темные беспокойные глаза ведьмака и легко хмыкнула:

— Знаю. Ну ладно, приходи… Я буду ждать… — она подошла к нему вплотную, не обнявши, прижалась к нему грудью и губами. Третий за все время поцелуй получился совсем по-взрослому.

Из дома священника Антоний ушел сытым и почти уверенным в том, что Маша за него переживает, и наведался в дом отца. Все, как обычно, пустой двор, река, старые деревья. Дверь ему открыла давняя знакомая отца, ведьма Селена, тощая, одетая в черное старомодное платье. Она была частью клана, одинокая, бездетная, злая и верная Крюкову-старшему как собака.