Раздался электрический треск, будто что-то замкнуло. В Руслана и Динара полетели искры, ударились об одежду, заставили их отпрыгнуть назад. Ведун Марсий хотел было схватить Машу, но не успел, она легким олененком побежала от них.
Бежала Маша, не зная куда бежит, достигнет ли цели, найдет ли Антония. Внезапно в голове ее мелькнула мысль совсем сбежать из Предгорья, навсегда покинуть странную и страшную сказку, взять с собой одного Антония и забыть все. Маша на бегу скинула с головы ведьмин обруч, оглянулась назад. Вслед ей кричали мужские голоса, просили и требовали остановиться. За ней бежал по серому снегу и рыжей траве Дамир. Тут она заметила то, чего не должна была, по задумке Радона, заметить. Драку между ним и Антонием.
Мужчины устроили поединок вне стана, на поле, средь пожухшей травы, островков черной земли и моря снега. Встав, как вкопанная, Маша наблюдала за ними, за их жестокими приемами, кувырканьями, перелетами через противника и гулкими ударами кулаков и ног по телу, голове, лицу. Они дрались очень просто, очень жестоко, так дерутся мальчишки во дворах или парни в боях без правил, где главным было сбить противника с ног и затоптать его в слепой ненависти.
Удары — удары в ответ. Казалось, им не будет конца. Маша быстро метнула взгляд в сторону, чтобы узнать, видит ли еще, кроме нее этот не честный бой, драку на грани убийства. Тем временем Радон нанес Антонию такой сильный удар в лицо, от которого ведьмак упал на спину и больше не встал. Тяжело раскачиваясь над врагом, оборотень поднял лежащий в снегу меч и занес его огромный клинок над ведьмаком.
— Нет! Нет, не надо. Нет! — Маша растянула крик, открыв рот и зажмурившись. — Оставь его, не трогай, иначе я прокляну тебя и твоих детей всеми клятвами, какие знаю! Моё слово теперь как каленное железо! — ее затрясло и потянуло вниз, за землю. — Ты слышишь, вожак?! Оставь его…
Радон стоял с занесенным мечом, он прекрасно слышал угрозы влюбленной ведьмы. Вряд ли Сысой Крюков научил ее тайным формулам проклятий, — на это нужен минимум год. Насторожили его слова про каленое железо, не обычная метафора, вполне реальное в магическом мире явление…
— Умри, ведьмак! Ты начал войну, тебе и ответ нести перед небом! — оборотень стремительно опустил руку с мечом на Антония.
""" """ """
Маше не дал упасть Сысой, возникший у нее за спиной неожиданно, подхватил, взял на руки и понес к белому шатру. На дороге ему попадались и посторонние, и Машины мужья, все они смотрели на них тревожно, но никто не посмел забрать ученицу из рук учителя. Статус Сысоя был поболее супружеского.
В шатре Машу уложили на кушетку, подложили под голову мягкий, обтянутый алым шелком, валик, укрыли теплым одеялом, и подпустили к ней Зару. Наину вывели из шатра и увели в загон для пленников, потому что она начала бушевать, на всех огрызаться, грозилась страшными карами, если не отпустят ее на волю, к любимому ведьмаку.
Зара пощупала Маше пульс, прислушалась к ее дыханию и подняла на Сысоя черные, широко раскрытые глаза. Что-то прошептав себе под нос, ведьма сказала:
— Марья беременная, биение сердца, запах, цвет кожи на ладонях, все об этом говорит, — она положила ладонь вниз живота бессознательной Маши. — Видимо, случилось это еще до посвящения. Знаешь же, после него женщина лет десять не может забеременеть. Что делать будем?
Сысой озадаченно качнул лысой головой, причмокнул выразительно, не сводя с Маши глаза-щели. Вопрос ведьмы заставил его задуматься о судьбе брата, Маши и их возможного ребенка. Антоний, скорее всего, валяется с отсеченной башкой в чистом поле. Маша, непраздная не сможет ремеслом ведьмы заниматься весь срок и после родов нежелательно тоже. Ребенок для клана, конечно, хорошее продолжение, потому как редкое. Придется ему, Сысою взять на себя Машу и будущего ее ребенка.
— Тебя забыл спросить, что делать, — проворчал старший ведьмак. — Не твоя забота, Зара! Отойди от нее подальше. Есть в стане еще женщины, без посвящений, чтобы за ней приглядеть? Если Антошку Радон прибил, много крика будет…
Зара отошла от кушетки, оскорбившись. Как мужика приворожить, или соперницу отвадить, на картах погадать или порчу навести, так ведьма нужна. А коли доброе что случается, значит вон иди, не сглазь.
— Нету в стане женщин, кроме меня и Наины. Волчицу к Марье не подпускай, она одичала совсем, — ответила Зара издали. — А лучше увези ее отсюда, Крюков, подальше от нас всех. Может даже отцу ее вернуть стоит, брюхатая, но все-таки живая! С гаремом ей не жить, пусть даст мужикам свободу…. Кстати, пойду гляну, чем там мужики наши заняты, — ведьма метнулась к выходу из шатра.
Откинув полог, она на миг превратилась в каменную статую. В высоком проеме шатра стоял Антоний, страшный, едва узнаваемый из-за разбитого в кровь лица, свернутого набок носа, разорванного рта. В руках он держал окровавленный меч и ведьмин обруч.
Сысой ахнул почти по-бабьи, никак не ожидал увидеть брата живым, вернее, полуживым. Зара посторонилась, пропуская Антония вглубь шатра. Тот еле передвигал ноги, левую вез волоком. Сфокусировав взгляд залитых кровью глаз на кушетке, на которой, все еще бессознательно, лежала Маша, он прошаркал к ней, рывком осел на землю, сложил трофеи у изножья кушетки и рухнул вниз лицом.
Глава 20
В стане поднялись волнения. Никто не ожидал столь быстрого решения конфликта. Вожака убили, да здравствует вожак! Обезглавленное тело Радона схоронили прямо в поле. Голову решили закопать отдельно, по обычаю оборотней, в земле клана. Зара с достоинством приняла вдовью долю, и уехала домой немедленно, ее сопровождали двое из разных кланов, — они должны были проследить за захоронением головы. В большинстве своем нечисть согласилась с неумолимым роком, — протестов не было. Редкие горячие головы предлагали заглянуть в древние книги, чтобы убедиться в законности смены старого вожака на нового.
Впрочем, новый вожак также был при последнем издыхании. Его отнесли в черный шатер, приставили к нему ведунов и лекарей, пришедших в долину. Одни обмывали ему раны, мазали всякими мазями, другие читали заклинания и дымили магическими курениями. Гарантий, что Антоний выживет, не давал ни один из них. Сысой пытался читать над раненным братом кое-какие заклинания, но они не приносили пользы. Ведьмаки не умели лечить…
— Мы так и будем сидеть тут и ничего не делать? — спросила Маша Сысоя. Она не отходила от постели Антония, надеясь на то, что он хотя бы откроет глаза. — Ему нужно в больницу, в нормальную, человеческую больницу! Он умрет. Ты разве не понимаешь?
— Понимаю. Наши идиоты разучились лечить, ибо официальная медицина оттеснила их на задворки. Практики стало маловато. Конкурировать со всякими КТ и антибиотиками народное целительство не может, да ему и не дадут. — Рассуждал Сысой, по-хозяйски развалившись в кресле Радона. — По поводу моего братца, как прикажешь объясняться с нормальными человеческими врачами, откуда у парня такие экзотические раны? Да и сам он похож на чёрта из преисподней…
— Меня это не волнует! Найди каких-нибудь знакомых, ты известный в определенных кругах персонаж. Его надо спасать. Он нужен мне живой, без него я не хочу жить, — Маша в очередной раз склонилась к лицу ведьмака, отстранив бесполезных ведунов. — Он еле дышит, — заплакала она и убрала с его белого, как мел, лица прядь седых волос. — Если бы можно бы все забыть, зажить обычной жизнью. Мы с Антонием этого хотели, об этом мечтали и договаривались…
В ответ Сысой многозначительно молчал и пристально смотрел на Машу. Бедняжка была бледна, безутешна, о власти в Предгорье не помышляла, оно и понятно, — молода еще, влюблена по уши, гормоны играют. О том, что она по всем признакам беременна, он пока ей не сказал. Успеется…
Взмахом руки Сысой отослал прочь бубнящих ведунов с лекарями, проследил за тем, как они вышли, и только тогда привычно причмокнул:
