Традиция полиандрии отживала свой век, потому что не всем по душе и характеру были строгие правила, одно из которых гласило, что гарем переходил «по наследству» вместе с имуществом умершей жены к ее преемнице.

— Антоний, ты согласен жить в гареме? Неужели ты согласен, у ведьмаков это позорная форма сожительства! — горячо обратила к ведьмаку. — Почему ты молчишь или любовь тебя ума и чести лишила?! Бессовестные вы все, не видать вам победы!

Наина, нервно двинув плечами. Волчья накидка упала с нее, и женщина осталась в одной кафтанчике, с распущенными волосами и злобно горящими глазами. Антоний стоял, опустив неподвижный взгляд в землю, точнее, в притоптанный сапогами снег.

— Ты не пророчествуй, не твоё это дело, как и чужой гарем. Можешь под подозрение подпасть, сядешь в яму, оттуда сколько угодно будешь вещать. — сказал Руслан веско. — Дали волю лесным бабам! Я тебя быстро приструню, мне ты не союзница…

Он двинулся прочь от костра, к остаткам боевого имущества, сваленного в небрежную кучу. Взяв один меч, явно заговоренный на оборотней, мужчина резанул им воздух сверху вниз. Серебряное лезвие раскидало искры. Руслан продолжил тем же тоном:

— Хватит сидеть тут! Встряхнитесь! Особо ты, Антоний, раз развязал войну. Марья права, Радона отвлечь надо, да хоть бы женскими прелестями. Ее пошлем к нему и Юлиана-мага, он родовитый и с Радоном в приятельстве был… Кто «за», руки поднимайте смело!

Руки подняли все, кроме Наины и Антония. У обоих имелись свои причины для того, чтобы не идти на поводу у Руслана, нежданно-негаданно возомнившего себя вожаком.

— Решено! — звонко провозгласила Маша, вскинув вверх правую руку. Жест призыва и радости. — Чего бояться? — уже тихо обратилась она к одному Антонию, который медленно поднял на нее глаза. — Ты же такой смелый. Два раза меня уводил из-под носа Радона, что теперь случилось?

Что с ним случилось он и сам плохо понимал, может устал от постоянных разборок на грани жизни и смерти, может смерть отца и брата лишила его решительности. Об этом Маша с Антонием заговорили наедине, прогуливаясь по лагерю. Держась за руки, как влюбленные студенты, они шли между прямыми стволами сосен, сквозь тонкую пелену метели.

— Почему ты не поддержал Руслана? Чем тебе не нравится его идея? Она проста и понятна, — Маша посмотрела на Антония и крепче сжала его руку.

— Тем, что он посылает тебя в стан врага. Я вытаскивал тебя оттуда, а он опять толкает. Какой он муж, если подвергает опасности молодую жену? И ты согласна с ним, будто знаешь его сто лет! — признался ведьмак, недовольно соня. Сопеть у Крюковых значило быть чем-то крайне недовольным.

— Ты ревнуешь, что ли? — молодая ведьма довольно улыбнулась и, повернувшись к Антонию, погладила его по щеке, заросшей черными жесткими волосами. — Не надо. Я же сказала, как только все это закончится, мне не нужен будет никто, кроме тебя. Мы договорились, уедем из Предгорья, забудем все. Сможешь так?

Ведьмак задумался, но не о том, способен ли он теперь жить жизнью обычного человека, он ею жил одно время, и ему нравилось. Думал он о последствиях своего ухода «в мир» для Предгорья. Ведь, выходило тогда, что они с Машей лишат свою родину чего-то важного, того, за что держался его отец, Радон и все те, кто шел за ними.

— Не знаю, Маша, — ответил он после вдумчивой паузы, весь вспыхнув от возмущения. — Зачем все это? Мои усилия. Твои. Всех этих…Можно просто взять и уехать!

— Когда все сделаем, тогда и решим зачем. Знаю, это не очень мудро, но выбора у нас нет, — сказала Маша, заразившись раздумьями Антония. Вздохнув, она обняла его — У тебя есть злость на Радона, у него на тебя. Ты или примирись с этим, или борись…

В шатре было жарко, почти как в бане. Радон лежал в большой ванне, грелся в горячей воде, сдобренной травами и солью, вдыхал густой пар, поднимавшийся из этого рассола. Профилактика простуды самая что ни на есть годная в полевых условиях.

Зара готовила мужу огромное махровое полотенце, подбирала одежду, — штаны, рубаху, телогрейку. Старшая жена из рода воительниц — единственная, кого он взял в поход.

— Сколько там время? — мужчина подал голос из ванны, погружая в воду плечи. — Не подъехали еще гости? Интересно, с кем приедет Марья-ведьма, — он ухмыльнулся в бороду, серебристую от седины и кучерявую.

— Нет, но поспеши, любишь ты вылеживаться, — сказала Зара, раскидывая полотенце в руках. — Все не угомонишься никак? Сколько бед от нее! Спуску ей не давай, на уступки не иди… Девка теперь под влиянием…

Зару прервал шорок шторы, отделяющей баню от остального пространства шатра, и звон чего-то очень нежного, — колокольчиков, шариков или бус. Тихо, чинно в клубившемся пару, появилась Маша, одетая в темное платье, подол до пят, поверх него теплый распахнутый тулупчик, отороченный лисьим мехом. Волосы Маши, заплетенные в две косы блестели от меленьких капель, — это таял снег. Голову девушки охватывал тонкий серебряный обруч с бахромой из разноцветных крученых нитей, на концах которых позвякивали при движении всякие ритуальные и клановые безделушки. Изящный облик ведьмы словно сошел со страниц былинных и колдовских книг, рассказывающих о женском архетипе, — ведьма, невеста, жена, мать. Все в одном легко меняющемся и вечном образе.

Радон с Зарой удивленно уставились на нее, понимая, что ведьма, наверное, успела пройтись по лагерю, подслушать, вынюхать что-нибудь.

— С легким паром, вожак! — мягко сказала Маша. — Я долго ждала, но снаружи метет, поэтому пришлось войти без приглашения…

— Тебе не нужно моё приглашение, — отозвался Радон, приподнимаясь в ванной. Вода потекла через края ванной. Горячая, она падала на холодную землю и превращалась в пар. — Тебе открыты все двери! Будь как дома! Мне нужно пару минут, чтобы одеться. Можешь остаться, если тебя ничто не смущает…

Он, вцепившись руками в чугунные края ванной, мощно встал, показывая женщинам распаренное тело. Маша опустила длинные ресницы и осталась стоять, как стояла, сцепив на животе белые руки. Зара подошла к мужу, дождалась когда он выйдет из ванны, чтобы опоясать его полотенцем.

— Какой дорогой ты приехала сюда, с кем? — спросил Машу Радон, одеваясь.

Зара стояла в стороне, обычай требовал с нее поклона в адрес главной ведьмы, однако она медлила совершать его, ожидая чего-то, да и женская гордость не позволяла кланяться той, которая едва не разрушила ее семью.

— Через Чертов мост. Со мной мой муж Руслан и Юлиан-маг, — ответила Маша.

— Славная компания, знаю их, интересные ребята, — хмыкнул оборотень. Накинув на плечи телогрейку, он спросил еще. — Юлиан вроде бы был в лагере ведьмака Антония, чего же вдруг переметнулся? Голодно там? И ты куда путь держишь после совета?

— Объеду свою территорию и вернусь в город, — заученно произнесла Маша. Она повернулась и вышла, звеня украшениями. — Жду тебя на совете…

Совет собрался в центре шатра, за круглым столом, исписанным магическими знаками и именами умерших членов совета. Все они считались полноправными участниками, за них говорила природа, — ветер, горы, лес, — им делали подношения в начале каждого совета. Сейчас Радом лил на стол молоко, смешанное с медом и бубнил заклинания. Маша сидела в одном из трех кресел, за ее спиной стояли Руслан и Юлиан. Неман пытался кокетничать с молодой ведьмой, но встретившись взглядом с Радоном, примолк.

— Судьба Предгорья требует определения, — взял слово оборотень. — Не жить двум медведям в одной берлоге. Антоний ведьмак провозгласил себя посвященным на священном дубе и начал войну против меня, живого вожака! Не бывало такого, — он глянул на Машу, ища я его глазах тревогу или возмущение, не увидев ничего, добавил. — Если один из нас не умрет, эта земля утонет в крови и распрях, человеческих и наших. Что будем решать, господа… и дамы?

Ветер и снег гудели за пределами шатра, порываясь проникнуть внутрь, сказать свое слово. Совет не находил подходящих слов, поэтому пауза затянулась. Ерзая в кресле, Неман поглядывал то на Радона, то на Марью, разгадывая их настроение. Маша, подавшись вперед, положила руки на стол, как делала при отце, невинно, доверчиво пошевелила пальчиками, будто лепила и лелеяла некую светлую идею, — и подняла глаза на Радона с долгожданными словами: