Но есть вещи, которые не могут просто лежать. Они сами выбирают время, и тогда появляются люди, которые нужны для работы этим вещам или силам, заключенным в них.

После смерти жены в квартире Сергея Петровича царил привычный беспорядок. Разыскивая себе что-нибудь почитать, он случайно задел причудливую, винтом завернутую стопку книг, которая и так держалась на честном слове. Пришлось подбирать книги с пола.

Одна из старинных немецких книг оказалась раскрытой. На пожелтевшей от времени странице Сергей Петрович вдруг увидел рисунок настолько редкого по красоте медальона, что так и замер.

Эта вещь просто завораживала. Захотелось сделать ее прямо сейчас, немедленно, ведь заснуть все равно не удастся, можно попробовать хотя бы занять себя.

Никогда еще работа не шла так легко и споро. Медальон получился еще красивее, чем в старой книге. Сергею Петровичу даже показалось, что украшение испускает какое-то голубоватое сияние.

Он еще раз полюбовался своим изделием. Такая красота, даже жаль будет расставаться. Но что поделаешь, не самому же носить.

Разнообразных побрякушек, изготовленных в часы бессонницы, скопилось уже довольно много, а пенсия еще не скоро. Надо будет завтра выйти с ними на рынок. Деньги, конечно, не главное, но жить-то надо.

Будет лишний повод хоть ненадолго уйти из дома и занять себя чем-нибудь.

Магомед Ходжаев тоже не спал всю ночь. Близкое полнолуние растревожило и его. Волком хотелось завыть на луну… Тем самым волком, что на чеченском знамени.

Магомед родился в ссылке, в маленьком шахтерском поселке недалеко от Караганды. До сих пор помнится ему пыльная, продуваемая всеми ветрами, бесприютная степь.

Когда чуть-чуть подрос, слушал и запоминал рассказы старших о том, как целый народ везли через всю страну в телячьих вагонах. Как выбрасывали под откос трупы тех, кто не выдержал дороги. Как уже здесь, в Казахстане, издевался над ссыльными комендант Юдин…

Маленький Магомед слушал — и впитывал, впитывал в себя, как губка, горе и злобу своего народа.

Потом умерла мать. Работа откатчицы в шахте не способствует здоровью и долголетию, и Асет Ходжаева скончалась за неделю до своего двадцать девятого дня рождения. Магомеда отправили к родственникам, жившим в Чуйской долине. Уже в те времена многие оборотистые людишки ездили туда за коноплей. Людишек, конечно, ловили, но у чеченцев они часто могли найти приют и защиту, ибо они были преступниками, врагами государства, а чеченцы жили по принципу «враг моего врага — мой друг».

Время шло. Для подрастающей чеченской молодежи героями становились бандиты, воры, грабители и убийцы. Банда Ахмеда-Маргелы, еще в шестидесятые годы наводившая ужас на среднеазиатских зубных техников, стала легендой в устах подростков.

Потом началось возвращение на историческую родину. Тогда чеченский криминалитет уже превратился в мощную силу, которая до поры ждала своего часа.

И, как известно, дождалась. Грянул девяносто первый год. До этого времени бешеный нрав Магомедовых соплеменников знали только те, кому довелось служить в армии или сидеть в тюрьме.

После — узнали все остальные. Будет еще и первая, и вторая чеченская война, и Грозный превратится в мертвый город, разбитый бомбежками и артобстрелами, и русские матери снова будут получать похоронки на своих мальчиков, гибнущих в мирное вроде бы время, а пока джинн еще только-только вырвался на свободу.

Жить стало легко и вольготно. Связи вплоть до высших российских кругов обеспечивали надежную защиту. Магомед отправился в Москву «гонять воздух». Афера с фальшивыми авизо легко приносила большие деньги. Правда, для прикрытия такой деятельности часто бывает нужен русский Вася — должен же кто-то быть директором подставной фирмешки, расписываться в бумагах и ставить печать!

Но это как раз не проблема, чего другого, а дураков здесь всегда хватало. Хуже то, что деньги на этот раз девались неизвестно куда. Ладно, разберемся. Этот самый Вадик выглядит как побитый щенок. Деньги он теперь пусть хоть родит, а достанет. Шакал этот Вадик, одно слово. Бабу свою внаем сдает, чтобы шкуру уберечь. Да, завтра будет весело. Телка того… Гладкая. Магомед сладко потянулся в предвкушении удовольствия. Не так ему нужна была Катя, как хотелось еще раз насладиться унижением и покорностью Вадима, раз уж так получилось, почему бы не попользоваться?

Надо сказать, что услугами профессиональных проституток Магомед пользовался крайне редко. Молоденькие, красивые и глупые русские девочки были куда слаще. И лучше приезжие, чтобы в случае чего искать было некому. Сначала — себе, потом — своим мальчикам, потом — еще что-нибудь, смотря по настроению.

Конечно, мимолетные Магомедовы подружки не знали, что многим из них придется либо удобрить собой кусок близлежащего болота, либо превратиться в тупые забитые существа, полностью лишенные разума и воли. Даже те, кому повезло вернуться домой, не скоро приходили в себя.

Магомед искренне считал, что все его жертвы недостойны никакого уважения, и в собственных глазах был морально безупречен. Накопленная годами злоба требовала выхода, и теперь он наслаждался местью.

Всем.

А очень далеко от России, на американском континенте, было уже утро. Над небольшим городом в штате Нью-Гемпшир медленно и лениво вставало солнце. Том Хартли, преуспевающий белый американец тридцати двух лет от роду, торопился на работу, и настроение у него было хуже некуда.

Том был менеджером в небольшой компьютерной фирме. Его босс, Питер Блюм, когда-то жил в Нью-Йорке и познакомился там с русским евреем Сэмом Гольдбергом. Тогда Сэм был нищим эмигрантом, существовал в основном на пособие, именуемое вэлфером, но все же не унывал, веры в себя не терял, прокручивал мелкие гешефты и строил наполеоновские планы. Теперь, когда в России все изменилось, Сэм вернулся туда уже как американец, открыл свое дело и принялся бомбить всех прежних знакомых предложениями о сотрудничестве. Питера он соблазнял огромным вновь открывающимся российским рынком, где о компьютерных технологиях пока знают лишь понаслышке. Питер решил, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Том отправился в командировку в Москву.

Это было примерно полгода назад. В течение месяца Том добросовестно изучал положение дел, и, вернувшись обратно, доложил свои соображения. Он считал, что рынок сбыта в России действительно есть, но бизнес настолько криминализирован, а сами русские настолько непредсказуемы, что иметь с ними дело крайне рискованно. Кроме того, контора Сэма показалась ему очень подозрительной, а его самого Том искренне считал просто старым жуликом.

Единственным приятным впечатлением от Москвы стала Кэт, по-русски Катя, работавшая у Сэма переводчицей. Она хорошо говорила по-английски, была очень мила, приветлива и корректна, но на предложение Тома поужинать вместе и вообще познакомиться поближе ответила вежливым отказом. Тома это несколько удивило, потому что обычно русские красавицы охотно шли на интимное общение с иностранцами — кто за деньги, а кто и просто так, за призрачную возможность найти богатого мужа. Том быстро оставил свои притязания, но почему-то до сих пор не мог забыть девушку.

Мысленно он называл ее Пусси Кэт. Катя действительно была похожа на веселого котенка, часто смеялась, но иногда, задумавшись, становилась просто прекрасной. В такие минуты Том видел в ее лице такое редкое сочетание нежности и отваги, что хотелось схватить ее в охапку, увезти навсегда из грязной, голодной, сверкающей фальшивыми огнями Москвы, любить и оберегать от всего на свете.

Теперь ему снова предстояла утомительная и, скорее всего, безрезультатная поездка. Почему-то все деловые переговоры у русских сопряжены с таким тяжелым и беспробудным пьянством, что прийти в себя удается не скоро.

Конечно, он снова увидит Катю, но от этого будет только хуже. Приходится признать, что он ей не нужен, а материальными благами и обещанием сытой спокойной жизни ее не купишь. Эх, будь оно все проклято!