— Что ж, тогда он тебя просто раздавит, — Джек пожал плечами. — Тебе решать, как жить дальше. Для меня главное, чтобы ты находился далеко отсюда. Ты должен улететь, сегодня же. Ты меня слышишь? Если что-нибудь случится с Кэрол, ни ты, ни я себе этого не простим.

— Я никогда не причиню ей зла, никогда!

— Не причинишь. Потому что никогда ее больше не увидишь, — отрезал Джек. — Не делай глупостей, Мэтт. Если ты не сделаешь так, как я говорю, я перестану быть таким добрым. Я запру тебя до конца твоих дней в самую хреновую психушку на глазах у твоей любимой. Я покажу ей эти записи. Как ты думаешь, будет ли она любить тебя после того, как узнает, что ты больной извращенец, изнасиловавший и задушивший трех девочек?

Мэтт глухо застонал, сжав пальцами волосы.

— Хватит убиваться! Лучше начинай собирать вещи. Найдешь себе другую наивную дурочку, с твоей внешностью и ангельскими глазками это не проблема. И подумай над тем, что скажешь Кэрол, чтобы раз и навсегда выбить у нее из головы мысли о тебе.

Джек поднялся и положил рядом с билетами вырванный из блокнота лист.

— Вот адрес квартиры, в которой вы можете поселиться. На обратной стороне мой рабочий телефон. Если решишься на лечение, позвонишь.

Он присмотрелся к Мэтту, который так и не разогнулся, скрючившись на полу в жалкой позе.

— Ты меня слышишь? Ты все понял?

— Понял, — отозвался он безжизненным голосом.

— Вот и прекрасно! Пленку я тебе оставлю, — Джек положил на столик еще несколько кассет, в том числе и от диктофона. — Посмотришь на досуге, послушаешь, если будет желание узнать себя поближе.

Подавив усмешку, Джек застегнул кейс и поправил галстук.

Оторвавшись от колен, Мэтт медленно поднял голову и пристально посмотрел на него покрасневшими от слез глазами. Сердце его гневно заклокотало в груди, а пальцы нервно сжались в кулаки.

— Ты хочешь избавиться от меня не потому, что тебя волнует чья-то безопасность. Ведь тебе глубоко наплевать на всех, кроме себя самого. Ты вытащил меня из тюрьмы, провернув такую поразительную аферу и всех одурачив, только ради собственной карьеры. И ты собирался избавиться от меня сразу, как только я окажусь на свободе, и, хочешь, я скажу тебе почему? Думаешь, я больной придурок, ничего не соображаю?

— Ну, скажи, блесни проницательностью, — хмыкнул Джек.

— Тебе нужна Кэрол — вот почему!

Джек засмеялся и направился к двери, бросив снисходительно через плечо:

— Это паранойя, парень. Лечись!

Кэрол снова видела ненавистный туман. Черный, подвижный, осязаемый, как нечто живое. А в тумане различались очертания странного холмика.

Кэрол присмотрелась, пытаясь понять, что это такое.

И вдруг ей показалось, что холмик зашевелился. Испугавшись, она отвернулась и бросилась прочь, но вдруг услышала голос Мэтта, жалобно зовущий ее. Обернувшись, она посмотрела назад. Голос исходил из странного холмика, очертания которого начали меняться, пока она не разглядела коленопреклонённую мужскую фигуру.

— Мэтт, что с тобой?

Она приблизилась к нему и протянула руку.

Он медленно поднял голову и посмотрел на нее. По щекам его бежали кровавые слезы. О, Боже, она уже видела этот сон! Нужно проснуться, немедленно!

Она наклоняется к нему и вытирает с лица кровь, но из его глаз появляются новые слезы, которые беспрестанно бегут и бегут…

— Мэтт, пожалуйста, перестань! Мне страшно! Ну почему ты плачешь? Ведь теперь у нас все хорошо.

За его спиной появляются три девочки.

— Убей ее! Убей! — смеются они, подпрыгивая на месте.

Позади них Кэрол разглядела сумасшедшую старуху, которая, вытянув перед собой руку, истошно завопила жутким голосом:

— Проклятый! Проклятый! Проклятый Господом!

Ее скрюченный палец направился на Кэрол.

— И ты проклятая! Проклятая матерью в момент рождения! Весь твой род проклят! Рядом с тобой сама смерть! Твоя мать, ты, он — все вы проклятые! Проклятые!

— Кэрол! — слабый, как шелест листьев и дуновение ветра, донесся откуда-то детский голосок. — Оставь его!

Кэрол растеряно оборачивается, пытаясь увидеть ту, чей голос слышала так давно, но могла узнать из тысячи даже через века…

— Эмми!

Но вместо Эмми видит Монику. Прижимая ладонь к груди, она шепчет посиневшими губами:

— Не бросай его! Ты мне обещала!

И вдруг Мэтт резко меняется в лице, превращаясь в монстра, и с диким рычанием бросается на нее…

Кэрол кричит от ужаса.

И просыпается, ударившись о пол. Открыв глаза, она испуганно начала озираться, пытаясь сообразить, где находится. В своей квартире, на полу возле кушетки. Глубоко вздохнув, Кэрол изможденным движением убрала волосы с лица. Господи, когда же это закончится? Неужели ее всю жизнь будут преследовать эти кошмары?

Тяжело поднявшись с пола, она побрела к выключателю.

Когда яркий свет озарил комнату, Кэрол почувствовала себя намного легче. Она боялась темноты. Боялась из-за своих кошмаров. И еще не могла привыкнуть жить одна. Она не любила эту уютную квартирку, ей было здесь очень одиноко, тоскливо и страшно.

Каждый вечер, скучая в одиночестве, она грустила о привычной для нее комнате в доме Куртни, об ушедшем счастливом и беспечном времени.

Вспоминала, как хорошо было вместе, втроем. Она, Куртни и Рэй.

Она плакала о них, о разрушенном мирке, в котором они жили семь лет, и за пределами которого она вдруг очутилась безвозвратно…

Вспоминала о былых днях, о Куртни, пропадающей по вечерам в кабинете, о Рэе, разгуливающем по дому с ракеткой и зовущем ее, Кэрол, на корт. Куртни уделяла ей меньше времени, чем Рэй, из-за работы и частых командировок. Кэрол она водила на всевозможные выставки, в театры, а когда девочка подросла, они вместе стали ходить в салоны красоты и женские клубы. Рэй катал ее на своих роскошных машинах, вихрем носясь по трассам и заставляя ее сердечко замирать от восторга и страха. Сколько интересных и веселых часов они провели на корте, состязаясь и не уступая друг другу в азарте. А до этого он учил ее, как правильно держать ракетку, как подавать мяч, как отбивать. Он терпеливый и мягкий учитель. Ни разу у нее не возникло желание бросить ракетку и убежать с корта, когда ничего не получалось. Он не только научил ее игре, но и заставил полюбить теннис.

Теперь Кэрол часто подолгу держала ракетку, подаренную им, мечтая об ушедшем времени. С тех пор, как ушла из дома Куртни, она ни разу не была на корте. Странно, но она вдруг поняла, что без Рэя ее интерес к теннису исчез. Она не хотела другого партнера, Рэй и теннис стали для нее чем-то единым, одним целым, и одно без другого для нее не существовало.

Она скучала о нем не меньше, чем о Куртни. Да, она часто навещала их, а по воскресеньям, если Куртни не была в отъезде, они собирались в большом доме за ужином. Созваниваясь, Кэрол и Куртни по-прежнему посещали вместе салоны и женские клубы, бродили по магазинам, сидели в кафе.

Но этого было мало. Этого Кэрол не хватало. Она хотела, чтобы они были рядом, каждый день, как раньше. Она никогда не говорила об этом Куртни, не жаловалась на то, как ей плохо одной. Куртни тоже скрывала свои чувства, но Кэрол все равно знала, что она так же страдает, если не больше.

Зато Рэй не пытался скрыть свои «страдания». Первое время он проходу не давал Кэрол, умоляя, требуя, чтобы она вернулась домой. Клялся — божился, что никогда не преступит дозволенные рамки, что понял, что был неправ, готов исправиться. Ползал перед ней на коленях, плакал. Но на этот раз он оказался бессилен, и, сколько бы усилий не прилагал, так и не смог повлиять ни на Куртни, ни на Кэрол. Обе оказались несгибаемы, глухи и слепы к его мольбам и слезам. Скорее всего, он не притворялся на этот раз, и действительно очень страдал. Возможно, впервые за всю свою жизнь.

Кэрол только внешне казалась равнодушна к тому, как он бьется, пытаясь все исправить и вернуть ее, она только делала вид, что не видит боли в его красивых синих глазах, которые на самом деле давно уже растопили ее сердце, как было всегда. Ей очень хотелось обнять его, утешить, пригласить в свою квартиру на чашечку кофе, сказать, как сильно она его любит, как ей его не хватает, как она по нему страдает. Но она не делала этого, понимая, что если позволит это себе хотя бы раз, то он уже не отстанет. Даже если он будет держать слово, не переступая «дозволенные рамки», Куртни вряд ли понравится то, что он будет бегать к Кэрол в гости.